Встреча с пушкиным

За горизонт уходит солнце,
Бросая блики на паркет.
А во дворе, сыром колодце,
Его и в жаркий полдень нет.
Оконца тесного жилища
Себе простор как будто ищут,
Глядят на розовый закат
И птицей вольной вдаль летят.
Когда уснет усталый город,
На смену призраки встают,
Побыть хоть несколько минут,
Где не довлеет мрак и холод.
Им надоело день-деньской
Живым завидовать с тоской.

Когда по площади Искусства
Я мимо Пушкина иду,
Бывает мне довольно грустно
И я всегда чего-то жду.
Наверно жду того момента,
Когда он спрыгнет с постамента,
Со мной по городу пойдет
И встретит солнечный восход.
Хочу спросить я у поэта,
О чем мечтал и как он жил,
Про тайну, что от всех он скрыл,
И даже попросить совета.
И Бог моим молитвам внял,
Поговорить с поэтом дал.

Погожий день к концу подходит.
Я медленно иду домой.
Моя усталость вдруг проходит,
Ночной предчувствуя покой.
На город сумерки пролились,
На небе звезды появились,
Мерцают, призрачно горя,
Нас в царство вечности маня.
Любуюсь звездами, Луною,
Упала лишь ночная сень,
Я вижу пушкинскую тень,
Что молча встала предо мною.
Дотронувшись слегка рукой,
Я понимаю - он живой.

Мечта в реальность превратилась.
Щиплю себя, вдруг это сон.
Благодарю за божью милость
Свою судьбу и небосклон.
Вдруг Пушкин говорит, что очень
Со мною прогуляться хочет,
Увидеть город и мосты
И парки дивной красоты.
В последней побывать квартире,
Где проживал с большой семьей
И вечный свой обрел покой.
Не помнят горожане ныне,
Но Пушкин хорошо знал дом,
Что в нем когда-то жил Бирон.

Шли медленно до перехода,
Поэт взволнованно дышал.
Хоть было и полно народа,
Его никто не узнавал.
Людской поток бежал меняясь,
Через заторы пробираясь.
Водоворот нас закружил
Так лихо, что чуть с ног не сбил.
Глазами кто-то цепко впился,
В прохожем Пушкина признав,
Но так ни слова не сказав,
В толпе бесследно растворился.
В делах и суете мирской
Проходит жизнь свой путь земной.

Аничков мост через Фонтанку
Огнями светится вдали.
Идем к Михайловскому замку,
Он от подсветки как в крови.
У входа в замок конь строптивый
Своей потряхивает гривой.
И кажется, что Петр сердит,
За то, что внук был здесь убит.
По саду Летнему проходим,
Шуршим опавшею листвой,
Пинаем желуди ногой,
Скамью заветную находим,
Где Пушкин сиживать любил
И по утрам счастливым был.

Пустеют улицы. Огнями
Витрины ярко лишь горят,
И звезды между облаками
При лунном свете не дрожат.
Идем к церквушке, где когда-то
В убранстве очень не богатом
С поэтом гроб стоял всю ночь.
И каждый смертный был не прочь
Сюда попасть на отпеванье.
Друзья, враги, толпа зевак
И может те, кто просто так,
Из одного лишь состраданья,
Пришли проститься навсегда
С поэтом Пушкиным тогда.

Из церкви вышли, ноги сами
На Мойку Пушкина несли.
Чуть слышно, робкими шагами
К подъезду дома подошли.
Старинный особняк был мрачен,
Нам час как будто был назначен.
Без скрипа дверь сама открылась
И темнота вдруг расступилась.
Наверх по лестнице поднялись
И лунный свет нам стал свечой,
Лишь половицы под ногой
Скрипели, словно, возмущались.
И будет лучик голубой
Нам путеводною звездой.

Здесь Пушкин жил с семьей когда-то,
Работал много, счастлив был,
Жил справно, хоть и не богато.
Да глупость только совершил,
Когда сестер жены любимой,
Красивой и неотразимой,
Он приютил по доброте,
Не благодарны были те.
Наш Пушкин книги покупает,
Сестер жены выводит в свет,
То на балы, то на обед.
Их замуж выдать обещает,
Не забывая ни на миг,
Что возраст барышень велик.

Кавалергарды молодые
Съезжались на обеды к ним.
Их эполеты золотые
Сверкали блеском дорогим.
Катрин солидный муж был нужен,
Жаль только копией похуже
Она своей сестры была,
Но все же прелесть как мила.
Дантес привлек ее вниманье
Своею статью и красой,
Он был богат и холостой,
И пробуждал в ней все желанья.
Екатерина за мечтой
Летит как в омут с головой.


Посол невест искал барону,
Аристократок выбирал.
Хотелось быть поближе к трону,
Иметь солидный капитал.
Свой интерес был у Дантеса:
Влюбленный в Пушкину повеса
Повсюду следовал за ней.
С годами страсть была сильней.
Была ли то любовь, не знаю,
Скорее прихоть или блажь.
Барон сильней впадает в раж,
А все вокруг него страдают.
Дантес, уверенный в себе,
Пошел наперекор судьбе.

Последний год был трудным очень.
Семья росла как на дрожжах.
Поэт долгами озабочен,
В душе вдруг появился страх.
Проблемы с сестрами Натальи
И утомительный каналья,
Что докучал его жене,
Бывая с ней наедине.
Балы и раут каждодневный,
Авгуры, сплетники подчас
Семью тревожили ни раз.
И Пушкин был ужасно гневный.
От гнева белый свет не мил,
Постылым стало все, чем  жил.

Пришла весна. Все слышат грохот,
Что очень радует сердца
И вызывает милый хохот
При виде первого гонца.
Так глыбы льда трещат толкаясь,
На солнце жаркое ругаясь.
И под напором талых вод
Хрустит со звоном невский лед.
Последний снег растает скоро,
И грязь разъезженных дорог
Засохнет. Первенец – цветок
Пробьется к свету у забора.
Весна надеждами полна.
Весною людям не до сна.

Был май. Вдруг солнце потемнело,
Луна закрыла яркий диск.
Народ стоял оцепенелый
Под вой собак и детский писк.
Минуты шли,  и мрак растаял,
Дворовый где-то пес залаял.
Вновь небо стало голубым,
А солнце ярко - золотым.
 Весь город наблюдал затменье.
Не часто в этой широте
Такой дивишься красоте.
Дурным считалось то знаменье.
Поэт гнал злые мысли прочь.
У них родилась в мае дочь.

На лето Пушкин предлагает
В деревню ехать всей семьей.
Но сестры слушать не желают,
Им жизни хочется иной.
Семья у Пушкиных большая,
Квартира им нужна другая.
Но проживет он только в ней
Всего сто тридцать девять дней.
И так, поэт переезжает
На Мойку, адрес нам знаком,
То был князей Волконских дом,
Теперь все люди это знают.
Здесь Пушкин свой обрел покой.
Он будет вечно молодой.


В тот год холодным было лето
И нудный дождь все время лил.
По небу пронеслась комета,
О ней весь город говорил.
А воды Финского залива
В Неву катились торопливо.
И ночью в октябре она
Не затопила град едва.
Вода с угрозой прибывала,
Не видно было звезд, Луны,
Палила пушка со стены,
О бедствии предупреждала.
Затем спал уровень воды,
Ушла стихия без беды.

Стояла мерзкая погода:
Промозглый ветер, мокрый снег,
Ненастье в это время года,
Все как всегда из века в век.
Забыв про горе и печали,
Друзья с поэтом отмечали
«Святого братства» юбилей,
И вспоминали свой Лицей.
В последний раз был Пушкин с ними,
За дружеским столом сидел,
Негромко гимн лицейский пел,
Стихами радовал своими.
Друзья уйдут на суд Богов,
Последним будет Горчаков.
Дантес в любви безумной клялся
При встречах  с пушкинской женой,
Свиданий тайных добивался
И звал загадочной звездой.
Французу было неприятно,
Когда Наталья деликатно,
Просила ей не докучать
И повод сплетням не давать.
Хоть обесславить перед мужем,
Хотел за униженье он.
И на душу взял грех барон, 
Для мести лишь посредник нужен:
Знакомым письма написать
И даму сердца наказать.


Письмо вскрывает Пушкин смело,
Оцепенел, когда открыл.
Лицо мгновенно побледнело,
В конверте злобный пасквиль был.
Написан был он по-французски,
Но автор знал прекрасно русский
И над людьми шутить,
Знал как мужчину разозлить.
Друзья конверты тоже вскрыли,
Прочли и бросили в камин.
Кто тот жестокий аноним?
Вокруг все только говорили.
Теперь мы знаем, кто им был,
За что поэта не любил.

Наш Пушкин сразу догадался,
Кто эту мерзость написал,
А анонимщик не сознался,
До смерти тайну сохранял.
Нельзя скрыть то, что явно людям,
Но Бог поможет и рассудит.
И вот, прошло всего сто лет-
Зловещей тайны больше нет.
Эксперты славно потрудились,
Научно доказали всем,
Кто все придумал и зачем.
И споры сразу прекратились.
Князь Долгоруков сочинил,
И грязью Пушкина облил.

Сказать немного слов придется
Кем был тот родовитый князь.
За ним дурная слава вьется,
Скандал, шантаж и просто грязь.
Хотя был знатного он рода,
Но такова его природа:
Остался рано сиротой
И с детства был слегка хромой.
А за дурное поведенье
Разжалован был князь в пажи,
И в гвардии он не служил,
А целью жизни стало мщенье.
За «азиатский» свой порок
Хороший получил урок.

Не мудрено, в кругу Дантеса
Желанным гостем был всегда.
Его в злодейских интересах
Использовали господа.
Князь злобы не питал к поэту,
Но по-геккернову совету
Потешиться над ним решил,
Уж больно пошутить любил.
Он думал пасквиль посылая,
Что отомстит сполна царю,
И выплеснул всю желчь свою,
От смеха дома умирая.
Напрасно родовитый князь
Шутил, разбрызгивая грязь.

В салонах знали: без Геккерна
Не обошлось здесь как всегда.
Посол жалел потом, наверно,
Ведь чувствовал, грядет беда.
И чтобы избежать позора,
Жорж заявил, что очень скоро
Он сделает серьезный шаг,
Вступая с Гончаровой в брак.
Аристократы удивились,
А Пушкин заключил пари-
Не женятся Дантес с Катрин,
Но молодые поженились.
Пари, конечно, проиграл,
Замят на время был скандал.

Всем после свадьбы хуже стало.
Уже как родственник, барон
Бывал, где Пушкина блистала,
И был нисколько не смущен,
Заметив взгляд жены ревнивой,
Для всех казавшейся счастливой,
Поэта гневные глаза.
Рождалась новая гроза.
Был безрассуден волокита,
Когда танцуя с Nathalie,
Шептал о страсти и любви,
Что сердце у него разбито,
Но время не вернуть назад,
Он, к сожалению, женат.

Лишь из семейных интересов
Поэт серьезно говорит,
Что для Геккерна и Дантесов
Дом навсегда теперь закрыт.
Но несмотря на заявленье,
Барон искал уединенья
С той, о которой грезил он,
Чьей красотой был опьянен.
Дантес ждал встречи; день тянулся,
И вот, он едет на обед.
(Знал, что поэта дома нет)
И с Пушкиным в дверях столкнулся.
Дуэль теперь не избежать
И повод можно не искать.

Все решено. Теперь к барьеру.
Чью кровь соперники прольют?
Поэту, как и берсальеру,
Нет равных в жизни и в бою.
Себя на мысли Пушкин ловит
И сердце как-то странно ноет.
Урании знакомый лик
Перед глазами вдруг возник.
Давно своей не видел Музы,
Ведь много лет прошло с тех пор,
И чудных глаз забылся взор.
Да и супружеские узы
Затмили старую любовь,
Но вспыхнуло в душе все вновь.

В одно небесное созданье
В дни юности он был влюблен,
И чтобы сохранить все в тайне,
Ей множество давал имен.
Я приоткрою тайну ныне-
Ей поклонялся как богине,
Стихи и оды посвящал,
Уранией своею звал.
Мифологическая роза
Всегда присутствует в стихах,
Лишь роза превратилась в прах,
Стихам пришла на смену проза.
Пегас летает в небесах,
Тоска и боль в его глазах.

Покинул землю ангел чистый,
В Эдеме он теперь живет.
Поэт свет видит серебристый
В его день смерти каждый год.
Великой Музою поэта
Была сама Елизавета;
Когда пришел прощанья час,
На небе звездочка зажглась.
В обитель дальнюю стремится,
Нет «alter ego» у него.
Он хочет только одного-
Перед Уранией склониться.
Возможно, позвала его
Она к себе давным - давно.

Проснулся Пушкин очень рано.
Часы пробили  восемь раз.
Поднялся медленно с дивана,
А в девять принесли как раз
Ему письмо от секунданта.
Ответил на письмо педанта,
Что не желает посвящать
В дела семейные всю знать.
 Цветаев в полдень появился,
Обед прошел и ровно в час
Вошел лицейский друг Данзас,
За опозданье извинился.
Прошли тихонько  в кабинет,
Поговорили tete-a-tete.

Уехал друг. Стал Пушкин мыться,
Все чистое велел подать.
Слуге сказал, что возвратится
Он вечером, часов так в пять.
Надел бекешу, быстро вышел.
Метель кружила выше крыши.
Вернулся шубу он одеть,
В санях ведь холодно сидеть.
К приятелям своим поехал,
Где жили Россеты тогда,
Все обсудили господа,
Назад домой спокойным ехал.
Но там царила тишина,
В гостях с детьми была жена.

Письмо Ишимовой отправил,
Присел перед дуэлью. Встал.
Все на столе как есть оставил,
Его Данзас в три тридцать ждал.
Без десяти четыре было,
Мела метель и сердце ныло.
В пути разъехались  с женой,
Что ехала с детьми  домой.
В четыре тридцать подкатили
Их сани. Встали у берез.
Мела метель, крепчал мороз.
Для поединка проторили
Тропу шагов на двадцать пять,
Площадку, где должны стрелять.

Ну вот, как будто все готово.
Везунчик будет только жить.
В противном случае, все снова
Придется здесь же повторить.
Взвели курки, пошли навстречу,
Но здесь я все-таки замечу,
Что первым выстрелил барон,
И пулей Пушкин был сражен.
Хоть выстрел прогремел негромко,
Свинец ужалил как оса,
От боли он закрыл глаза,
Забилось сердце очень звонко.
Но Пушкин из последних сил
Дантесу все же отомстил.

Из раны теплой струйкой алой
На белый снег стекала кровь
И на морозе застывала,
Чтобы весной оттаять вновь.
Погожим днем с водою талой
Зима ее  сполна отдала.
Теперь хранится дар святой
На глубине в земле сырой.
Данзас поэта осторожно,
Укутал шубой,  уложил
На сани, Кучер покатил.
И стало на душе тревожно.
Он думал как сказать жене,
Увидев свет в ее окне.

От дикой боли стиснув зубы,
Чтоб не кричать и не стонать,
В кровь Пушкин искусал все губы,
Еще два дня ему страдать.
В шесть кони встали у подъезда,
Никита барина приезда
Довольно долго ожидал
И чуть в людской не задремал,
Когда подъехала карета.
Подумал, в гости кто опять,
Пошел им двери открывать,
А это привезли поэта.
Поднял и на руках с тоской
Отнес по лестнице домой.

Свершилось страшное злодейство.
Все ждут, что скажут доктора.
Притихло Пушкиных семейство,
Не плачет даже детвора.
Чуть слышно бегает прислуга,
Приехал Вяземский с супругой.
Лейб-медик Аренд приговор
Выносит, потупив свой взор.
Пытаясь облегчить страданья,
Ему прикладывают лед
На развороченный живот,
И исполняют все желанья.
Поэт морошки попросил
И дух последний испустил.

Но через час из кабинета
По указанию царя
В переднюю снесли поэта,
Хоть против вся была семья.
Два дня прощаться приходили,
Но праздных слов не говорили,
Затем сам Гальберг маску снял,
Жуковский план нарисовал
Квартиры, что семья снимала.
Здесь были радость, детский смех,
Который радовал так всех.
И в одночасье все пропало.
С  тех пор прошло немало лет,
В бессмертие шагнул поэт.

Когда земле предали тело,
Поэта Пушкина душа
Оставить мир не захотела
И в рай небесный не ушла.
Семью оберегать осталась
И от бессилья содрогалась,
Как Вяземский от  Nathalie
Добиться пробовал любви.
Враги в друзей вдруг превращались,
Царь оплатил долги и вот
Труды поэта издает.
Дантесы навсегда прощались
С Россией. И однажды в ночь
В карете укатили прочь.

Вдова покинула столицу,
В Калугу ехала с детьми,
Как узница в свою темницу,
Жить тошно было ей с людьми.
С Катрин проститься не желала,
Сестру с собой другую взяла.
И Александра, как могла,
Устроить жизнь ей помогла.
Года идут за годом дружно,
Проблемам не видать конца,
Растут детишки без отца,
В Лицее им учиться нужно.
Не одолев душевных мук,
Семейство едет в Петербург.

И каждый год, как в день кончины,
Одета в траур, строгий пост,
Струятся первые седины
В копне каштановых волос.
Но Nathalie вдовой поэта
Осталась навсегда для света,
Поклонников отвергла всех,
Над злобой одержала верх.
Жила довольно небогато,
Но не роптала на судьбу,
Вела с опекуном борьбу.
Напрасно было милость ждать,
Чтоб оказала помощь мать.

Боль потихоньку отступала
И нужно было дальше жить.
Ланской уже Наталья стала,
В лейб-гвардию пошел служить
Сын старший, Александр Пушкин.
Служил он от Балкан до Кушки,
Во всем всегда примером был,
За храбрость саблю получил.
С Романовыми породнятся
Потомки Пушкина,  потом
Войдут и в королевский дом.
Им лишь в России опасаться
Придется за судьбу свою.
Немало сгинет их в бою.

Год восемнадцатый, суровый,
Режиму царскому конец.
В стране теперь порядок новый,
И содрогается Творец.
Михайловское разорили
И маску Пушкина разбили,
Сожгли все книги и  бильярд,
Дом Вревских был огнем объят.
Могил владельцев не щадили,
Не осенив крестом свой лоб,
Достали и разбили гроб,
Останки все разворошили.
Так,  где же та любовь к гробам,
Что предки завещали нам?

Возможно, бес в людей вселился.
И овладев душою их,
Он долгих сорок лет томился
И от бессилия затих.
Как оценить поступок этот,
Что дочка Пушкина- поэта
Голодной смертью умерла?
А пенсию, что так ждала,
От новой власти не дождалась,
Хотя пообещали ей
Платить до самых смертных дней,
Старушке жить чуть-чуть осталось.
То были страшные года,
Но помнить стоит их всегда.

Здесь время вдруг остановилось,
Когда поэт покинул дом,
Но все, как прежде, сохранилось,
Тоскуя, словно, о былом.
Мы тихо бродим по квартире
И видим чью-то тень в мундире
Кавалергардского полка,
На вид она была жалка.
По полу шаркая ногами,
Шепча бессвязные слова,
И на ногах держась едва,
Дантес явился перед нами.
Пролился лунный свет с небес
И страшный образ вмиг исчез.

Пройдя парадной анфиладой,
Вошли в рабочий кабинет.
Он освещался лишь лампадой,
Но виден каждый был предмет.
Дублеты книг стоят рядами.
Глаза наполнились слезами,
Когда поэт к ним подходил,
Где вздох последний испустил.
Часы старинные, портреты,
Перед портретами цветы,
На письменном столе листы.
Жаль, что стихи в них не допеты.
Ждет кабинет его давно,
Дождаться лишь не суждено.

Знакомый голос звал поэта
Из глубины квартирной тьмы.
Скользнул по полу лучик света,
За ним проследовали мы.
От страха сердце бьется гулко,
На столике стоит шкатулка,
Там  письма Пушкина лежат,
(их каждый прочитать бы рад),
Вдруг аромат духов старинных
Пролился в комнате, и вот,
Навстречу Nathalie идет.
Слеза блестит в ресницах длинных.
Она прелестна, как всегда,
И недоступна, как звезда.


К нам легкой робкою походкой
Шурша чуть платьем,  подошла,
И одарив улыбкой кроткой,
За руку Пушкина взяла.
Вздохнув, прижалась к мужу нежно,
Доверчиво и безмятежно.
Поэт на ушко ей шептал,
Что этой встречи долго ждал.
Супругам я мешать не буду,
Спокойно пусть поговорят
Пока вокруг все люди спят.
С реликвиями я побуду,
В руках все вещи подержу
И на диване посижу.

Хожу свободно по квартире
И вещи трогаю рукой.
Как много изменилось в мире
Со дня дуэли роковой.
На юбилей музей открыли,
А вещи люди подарили,
Согласно вековых примет,
Здесь каждый собранный предмет
По плану место занимает.
Немного подлинных вещей
Попало в пушкинский музей.
Но, что собрали, утешает.
Сгорела часть вещей в огне,
Когда война шла по стране.

Беру шкатулку, открываю,
В ней письма Пушкина к жене,
Старинный аромат вдыхаю,
Что сохранился в глубине.
Нельзя руками вещи трогать,
В музеях с этим очень строго.
Все ставлю на свои места,
Моя исполнилась мечта:
Попасть в то время и послушать,
Как говорили и о чем,
А если повезет потом,
Старинные блюда откушать.
Мне здесь слегка не повезло,
Они не кушают давно.

Ларец, что Пушкину достался
От прадеда, стоит в углу,
Жилет, в нем на дуэли дрался,
Стол, пододвинутый к окну,
Ломберный столик у камина,
Картина, что над клавесином,
Прибор чернильный на столе,
Часы и свет Луны в окне.
Семье принадлежало это,
А позже перешло в музей,
Все, сохранив до наших дней,
И прелесть века, и секреты.
И вдруг я слышу издали,
Как Пушкин шепчет Nathalie.

«Прощай, небесное созданье!
Надеюсь, встретимся мы вновь.
Остались в прошлом все страданья,
Но не прошла моя любовь.
Судьба ко мне была сурова,
Но верь, тебя найду я скоро,
Навек моя мадонна ты!»,
Он говорил из темноты.
И Пушкин, преклонив колени,
Жены любимой ручки взял
И нежно их поцеловал.
Затем сорвал цветок с растений,
На память подарил жене.
И этим счастлив был вполне.

Дожить до старости поэту
Не дали силы тьмы и зла.
Остались шаркать по паркету
И любоваться в зеркалах
Своим бесплотным отраженьем
Персоны, что теперь в забвенье.
Их прах истлел давным-давно,
Им знать уже не суждено,
Что жертвы их интриг коварных,
Наперекор лихой судьбе,
Оставят память о себе
В среде потомков благодарных.
Вполне мы верим чудесам
И благодарны небесам.

Погасли звезды, тьма бледнеет.
И в прошлое уходит ночь.
Сейчас квартира опустеет,
Ведь мы уже уходим прочь.
Наш город небо обнимает,
Адмиралтейский шпиль сияет
И с ангелом несется вдаль.
Мне с Пушкиным прощаться жаль.
Лишь солнца луч коснулся нежный,
Кораблик по небу поплыл.
Его день новый вдаль манил,
А подгонял лишь ветер свежий.
Жизнь не стоит, идет вперед,
Открытий множество нас ждет.

За днями дни уходят в вечность,
В историю уходит век,
Не замечая быстротечность,
Жизнь наша продолжает бег.
Мы ураганом в мир влетаем,
Которого еще не знаем,
Нас мамы с нетерпеньем ждут,
По жизни за руку ведут.
Пора взросленья наступает,
А впереди простор для дел,
Но не для каждого удел
Счастливым и простым бывает.
Лишь стоит звездочке блеснуть
И вдруг,  закончен жизни путь.

К себе домой веду поэта,
Пусть видит как и чем живем.
Быть может, и не скромно это,
Да только помним мы о нем.
Пришли соседи и родные,
И молодые, и седые,
Знакомые мои пришли,
Кто не скрывал к нему любви.
Альбомы, книги и портреты
Его детей и Nathalie
Мы показать ему смогли,
Все сердцу милые предметы.
Люблю я Пушкина душой,
В моем он доме как родной.

На темном небе лучик света
Пробился сквозь ночную мглу.
Гляжу украдкой на поэта,
Вдруг тень промчалась по челу.
Мы очень много говорили,
О времени совсем забыли.
И вот, настал прощанья час,
Слезинки капали из глаз.
На фоне темного окошка
Стоял он  с нимбом, как святой,
Затем всем нам махнул рукой,
Безмолвно постоял немножко,
Пролился золотым дождем
На небе питерском ночном.

Жизнь протекает, как и прежде,
И если вдруг душа грустит,
Я к Пушкину иду в надежде,
Что он со мной поговорит.
Поэт стоит такой помпезный,
На самом деле он любезный,
Высокомерия в нем нет,
Хоть и народный был поэт.
Когда тоскливо вечерами,
Мы по душам с ним говорим,
И сам великий Херувим
Подчас тоскует вместе с нами.
Луна хранит большой секрет-
Ночами пуст тот постамент.















 


















 


 





ВСТРЕЧА С  ПУШКИНЫМ

За горизонт уходит солнце,
Бросая блики на паркет.
А во дворе, сыром колодце,
Его и в жаркий полдень нет.
Оконца тесного жилища
Себе простор как будто ищут,
Глядят на розовый закат
И птицей вольной вдаль летят.
Когда уснет усталый город,
На смену призраки встают,
Побыть хоть несколько минут,
Где не довлеет мрак и холод.
Им надоело день-деньской
Живым завидовать с тоской.

Когда по площади Искусства
Я мимо Пушкина иду,
Бывает мне довольно грустно
И я всегда чего-то жду.
Наверно жду того момента,
Когда он спрыгнет с постамента,
Со мной по городу пойдет
И встретит солнечный восход.
Хочу спросить я у поэта,
О чем мечтал и как он жил,
Про тайну, что от всех он скрыл,
И даже попросить совета.
И Бог моим молитвам внял,
Поговорить с поэтом дал.

Погожий день к концу подходит.
Я медленно иду домой.
Моя усталость вдруг проходит,
Ночной предчувствуя покой.
На город сумерки пролились,
На небе звезды появились,
Мерцают, призрачно горя,
Нас в царство вечности маня.
Любуюсь звездами, Луною,
Упала лишь ночная сень,
Я вижу пушкинскую тень,
Что молча встала предо мною.
Дотронувшись слегка рукой,
Я понимаю - он живой.

Мечта в реальность превратилась.
Щиплю себя, вдруг это сон.
Благодарю за божью милость
Свою судьбу и небосклон.
Вдруг Пушкин говорит, что очень
Со мною прогуляться хочет,
Увидеть город и мосты
И парки дивной красоты.
В последней побывать квартире,
Где проживал с большой семьей
И вечный свой обрел покой.
Не помнят горожане ныне,
Но Пушкин хорошо знал дом,
Что в нем когда-то жил Бирон.

Шли медленно до перехода,
Поэт взволнованно дышал.
Хоть было и полно народа,
Его никто не узнавал.
Людской поток бежал меняясь,
Через заторы пробираясь.
Водоворот нас закружил
Так лихо, что чуть с ног не сбил.
Глазами кто-то цепко впился,
В прохожем Пушкина признав,
Но так ни слова не сказав,
В толпе бесследно растворился.
В делах и суете мирской
Проходит жизнь свой путь земной.

Аничков мост через Фонтанку
Огнями светится вдали.
Идем к Михайловскому замку,
Он от подсветки как в крови.
У входа в замок конь строптивый
Своей потряхивает гривой.
И кажется, что Петр сердит,
За то, что внук был здесь убит.
По саду Летнему проходим,
Шуршим опавшею листвой,
Пинаем желуди ногой,
Скамью заветную находим,
Где Пушкин сиживать любил
И по утрам счастливым был.

Пустеют улицы. Огнями
Витрины ярко лишь горят,
И звезды между облаками
При лунном свете не дрожат.
Идем к церквушке, где когда-то
В убранстве очень не богатом
С поэтом гроб стоял всю ночь.
И каждый смертный был не прочь
Сюда попасть на отпеванье.
Друзья, враги, толпа зевак
И может те, кто просто так,
Из одного лишь состраданья,
Пришли проститься навсегда
С поэтом Пушкиным тогда.

Из церкви вышли, ноги сами
На Мойку Пушкина несли.
Чуть слышно, робкими шагами
К подъезду дома подошли.
Старинный особняк был мрачен,
Нам час как будто был назначен.
Без скрипа дверь сама открылась
И темнота вдруг расступилась.
Наверх по лестнице поднялись
И лунный свет нам стал свечой,
Лишь половицы под ногой
Скрипели, словно, возмущались.
И будет лучик голубой
Нам путеводною звездой.

Здесь Пушкин жил с семьей когда-то,
Работал много, счастлив был,
Жил справно, хоть и не богато.
Да глупость только совершил,
Когда сестер жены любимой,
Красивой и неотразимой,
Он приютил по доброте,
Не благодарны были те.
Наш Пушкин книги покупает,
Сестер жены выводит в свет,
То на балы, то на обед.
Их замуж выдать обещает,
Не забывая ни на миг,
Что возраст барышень велик.

Кавалергарды молодые
Съезжались на обеды к ним.
Их эполеты золотые
Сверкали блеском дорогим.
Катрин солидный муж был нужен,
Жаль только копией похуже
Она своей сестры была,
Но все же прелесть как мила.
Дантес привлек ее вниманье
Своею статью и красой,
Он был богат и холостой,
И пробуждал в ней все желанья.
Екатерина за мечтой
Летит как в омут с головой.


Посол невест искал барону,
Аристократок выбирал.
Хотелось быть поближе к трону,
Иметь солидный капитал.
Свой интерес был у Дантеса:
Влюбленный в Пушкину повеса
Повсюду следовал за ней.
С годами страсть была сильней.
Была ли то любовь, не знаю,
Скорее прихоть или блажь.
Барон сильней впадает в раж,
А все вокруг него страдают.
Дантес, уверенный в себе,
Пошел наперекор судьбе.

Последний год был трудным очень.
Семья росла как на дрожжах.
Поэт долгами озабочен,
В душе вдруг появился страх.
Проблемы с сестрами Натальи
И утомительный каналья,
Что докучал его жене,
Бывая с ней наедине.
Балы и раут каждодневный,
Авгуры, сплетники подчас
Семью тревожили ни раз.
И Пушкин был ужасно гневный.
От гнева белый свет не мил,
Постылым стало все, чем  жил.

Пришла весна. Все слышат грохот,
Что очень радует сердца
И вызывает милый хохот
При виде первого гонца.
Так глыбы льда трещат толкаясь,
На солнце жаркое ругаясь.
И под напором талых вод
Хрустит со звоном невский лед.
Последний снег растает скоро,
И грязь разъезженных дорог
Засохнет. Первенец – цветок
Пробьется к свету у забора.
Весна надеждами полна.
Весною людям не до сна.

Был май. Вдруг солнце потемнело,
Луна закрыла яркий диск.
Народ стоял оцепенелый
Под вой собак и детский писк.
Минуты шли,  и мрак растаял,
Дворовый где-то пес залаял.
Вновь небо стало голубым,
А солнце ярко - золотым.
 Весь город наблюдал затменье.
Не часто в этой широте
Такой дивишься красоте.
Дурным считалось то знаменье.
Поэт гнал злые мысли прочь.
У них родилась в мае дочь.

На лето Пушкин предлагает
В деревню ехать всей семьей.
Но сестры слушать не желают,
Им жизни хочется иной.
Семья у Пушкиных большая,
Квартира им нужна другая.
Но проживет он только в ней
Всего сто тридцать девять дней.
И так, поэт переезжает
На Мойку, адрес нам знаком,
То был князей Волконских дом,
Теперь все люди это знают.
Здесь Пушкин свой обрел покой.
Он будет вечно молодой.


В тот год холодным было лето
И нудный дождь все время лил.
По небу пронеслась комета,
О ней весь город говорил.
А воды Финского залива
В Неву катились торопливо.
И ночью в октябре она
Не затопила град едва.
Вода с угрозой прибывала,
Не видно было звезд, Луны,
Палила пушка со стены,
О бедствии предупреждала.
Затем спал уровень воды,
Ушла стихия без беды.

Стояла мерзкая погода:
Промозглый ветер, мокрый снег,
Ненастье в это время года,
Все как всегда из века в век.
Забыв про горе и печали,
Друзья с поэтом отмечали
«Святого братства» юбилей,
И вспоминали свой Лицей.
В последний раз был Пушкин с ними,
За дружеским столом сидел,
Негромко гимн лицейский пел,
Стихами радовал своими.
Друзья уйдут на суд Богов,
Последним будет Горчаков.
Дантес в любви безумной клялся
При встречах  с пушкинской женой,
Свиданий тайных добивался
И звал загадочной звездой.
Французу было неприятно,
Когда Наталья деликатно,
Просила ей не докучать
И повод сплетням не давать.
Хоть обесславить перед мужем,
Хотел за униженье он.
И на душу взял грех барон, 
Для мести лишь посредник нужен:
Знакомым письма написать
И даму сердца наказать.


Письмо вскрывает Пушкин смело,
Оцепенел, когда открыл.
Лицо мгновенно побледнело,
В конверте злобный пасквиль был.
Написан был он по-французски,
Но автор знал прекрасно русский
И над людьми шутить,
Знал как мужчину разозлить.
Друзья конверты тоже вскрыли,
Прочли и бросили в камин.
Кто тот жестокий аноним?
Вокруг все только говорили.
Теперь мы знаем, кто им был,
За что поэта не любил.

Наш Пушкин сразу догадался,
Кто эту мерзость написал,
А анонимщик не сознался,
До смерти тайну сохранял.
Нельзя скрыть то, что явно людям,
Но Бог поможет и рассудит.
И вот, прошло всего сто лет-
Зловещей тайны больше нет.
Эксперты славно потрудились,
Научно доказали всем,
Кто все придумал и зачем.
И споры сразу прекратились.
Князь Долгоруков сочинил,
И грязью Пушкина облил.

Сказать немного слов придется
Кем был тот родовитый князь.
За ним дурная слава вьется,
Скандал, шантаж и просто грязь.
Хотя был знатного он рода,
Но такова его природа:
Остался рано сиротой
И с детства был слегка хромой.
А за дурное поведенье
Разжалован был князь в пажи,
И в гвардии он не служил,
А целью жизни стало мщенье.
За «азиатский» свой порок
Хороший получил урок.

Не мудрено, в кругу Дантеса
Желанным гостем был всегда.
Его в злодейских интересах
Использовали господа.
Князь злобы не питал к поэту,
Но по-геккернову совету
Потешиться над ним решил,
Уж больно пошутить любил.
Он думал пасквиль посылая,
Что отомстит сполна царю,
И выплеснул всю желчь свою,
От смеха дома умирая.
Напрасно родовитый князь
Шутил, разбрызгивая грязь.

В салонах знали: без Геккерна
Не обошлось здесь как всегда.
Посол жалел потом, наверно,
Ведь чувствовал, грядет беда.
И чтобы избежать позора,
Жорж заявил, что очень скоро
Он сделает серьезный шаг,
Вступая с Гончаровой в брак.
Аристократы удивились,
А Пушкин заключил пари-
Не женятся Дантес с Катрин,
Но молодые поженились.
Пари, конечно, проиграл,
Замят на время был скандал.

Всем после свадьбы хуже стало.
Уже как родственник, барон
Бывал, где Пушкина блистала,
И был нисколько не смущен,
Заметив взгляд жены ревнивой,
Для всех казавшейся счастливой,
Поэта гневные глаза.
Рождалась новая гроза.
Был безрассуден волокита,
Когда танцуя с Nathalie,
Шептал о страсти и любви,
Что сердце у него разбито,
Но время не вернуть назад,
Он, к сожалению, женат.

Лишь из семейных интересов
Поэт серьезно говорит,
Что для Геккерна и Дантесов
Дом навсегда теперь закрыт.
Но несмотря на заявленье,
Барон искал уединенья
С той, о которой грезил он,
Чьей красотой был опьянен.
Дантес ждал встречи; день тянулся,
И вот, он едет на обед.
(Знал, что поэта дома нет)
И с Пушкиным в дверях столкнулся.
Дуэль теперь не избежать
И повод можно не искать.

Все решено. Теперь к барьеру.
Чью кровь соперники прольют?
Поэту, как и берсальеру,
Нет равных в жизни и в бою.
Себя на мысли Пушкин ловит
И сердце как-то странно ноет.
Урании знакомый лик
Перед глазами вдруг возник.
Давно своей не видел Музы,
Ведь много лет прошло с тех пор,
И чудных глаз забылся взор.
Да и супружеские узы
Затмили старую любовь,
Но вспыхнуло в душе все вновь.

В одно небесное созданье
В дни юности он был влюблен,
И чтобы сохранить все в тайне,
Ей множество давал имен.
Я приоткрою тайну ныне-
Ей поклонялся как богине,
Стихи и оды посвящал,
Уранией своею звал.
Мифологическая роза
Всегда присутствует в стихах,
Лишь роза превратилась в прах,
Стихам пришла на смену проза.
Пегас летает в небесах,
Тоска и боль в его глазах.

Покинул землю ангел чистый,
В Эдеме он теперь живет.
Поэт свет видит серебристый
В его день смерти каждый год.
Великой Музою поэта
Была сама Елизавета;
Когда пришел прощанья час,
На небе звездочка зажглась.
В обитель дальнюю стремится,
Нет «alter ego» у него.
Он хочет только одного-
Перед Уранией склониться.
Возможно, позвала его
Она к себе давным - давно.

Проснулся Пушкин очень рано.
Часы пробили  восемь раз.
Поднялся медленно с дивана,
А в девять принесли как раз
Ему письмо от секунданта.
Ответил на письмо педанта,
Что не желает посвящать
В дела семейные всю знать.
 Цветаев в полдень появился,
Обед прошел и ровно в час
Вошел лицейский друг Данзас,
За опозданье извинился.
Прошли тихонько  в кабинет,
Поговорили tete-a-tete.

Уехал друг. Стал Пушкин мыться,
Все чистое велел подать.
Слуге сказал, что возвратится
Он вечером, часов так в пять.
Надел бекешу, быстро вышел.
Метель кружила выше крыши.
Вернулся шубу он одеть,
В санях ведь холодно сидеть.
К приятелям своим поехал,
Где жили Россеты тогда,
Все обсудили господа,
Назад домой спокойным ехал.
Но там царила тишина,
В гостях с детьми была жена.

Письмо Ишимовой отправил,
Присел перед дуэлью. Встал.
Все на столе как есть оставил,
Его Данзас в три тридцать ждал.
Без десяти четыре было,
Мела метель и сердце ныло.
В пути разъехались  с женой,
Что ехала с детьми  домой.
В четыре тридцать подкатили
Их сани. Встали у берез.
Мела метель, крепчал мороз.
Для поединка проторили
Тропу шагов на двадцать пять,
Площадку, где должны стрелять.

Ну вот, как будто все готово.
Везунчик будет только жить.
В противном случае, все снова
Придется здесь же повторить.
Взвели курки, пошли навстречу,
Но здесь я все-таки замечу,
Что первым выстрелил барон,
И пулей Пушкин был сражен.
Хоть выстрел прогремел негромко,
Свинец ужалил как оса,
От боли он закрыл глаза,
Забилось сердце очень звонко.
Но Пушкин из последних сил
Дантесу все же отомстил.

Из раны теплой струйкой алой
На белый снег стекала кровь
И на морозе застывала,
Чтобы весной оттаять вновь.
Погожим днем с водою талой
Зима ее  сполна отдала.
Теперь хранится дар святой
На глубине в земле сырой.
Данзас поэта осторожно,
Укутал шубой,  уложил
На сани, Кучер покатил.
И стало на душе тревожно.
Он думал как сказать жене,
Увидев свет в ее окне.

От дикой боли стиснув зубы,
Чтоб не кричать и не стонать,
В кровь Пушкин искусал все губы,
Еще два дня ему страдать.
В шесть кони встали у подъезда,
Никита барина приезда
Довольно долго ожидал
И чуть в людской не задремал,
Когда подъехала карета.
Подумал, в гости кто опять,
Пошел им двери открывать,
А это привезли поэта.
Поднял и на руках с тоской
Отнес по лестнице домой.

Свершилось страшное злодейство.
Все ждут, что скажут доктора.
Притихло Пушкиных семейство,
Не плачет даже детвора.
Чуть слышно бегает прислуга,
Приехал Вяземский с супругой.
Лейб-медик Аренд приговор
Выносит, потупив свой взор.
Пытаясь облегчить страданья,
Ему прикладывают лед
На развороченный живот,
И исполняют все желанья.
Поэт морошки попросил
И дух последний испустил.

Но через час из кабинета
По указанию царя
В переднюю снесли поэта,
Хоть против вся была семья.
Два дня прощаться приходили,
Но праздных слов не говорили,
Затем сам Гальберг маску снял,
Жуковский план нарисовал
Квартиры, что семья снимала.
Здесь были радость, детский смех,
Который радовал так всех.
И в одночасье все пропало.
С  тех пор прошло немало лет,
В бессмертие шагнул поэт.

Когда земле предали тело,
Поэта Пушкина душа
Оставить мир не захотела
И в рай небесный не ушла.
Семью оберегать осталась
И от бессилья содрогалась,
Как Вяземский от  Nathalie
Добиться пробовал любви.
Враги в друзей вдруг превращались,
Царь оплатил долги и вот
Труды поэта издает.
Дантесы навсегда прощались
С Россией. И однажды в ночь
В карете укатили прочь.

Вдова покинула столицу,
В Калугу ехала с детьми,
Как узница в свою темницу,
Жить тошно было ей с людьми.
С Катрин проститься не желала,
Сестру с собой другую взяла.
И Александра, как могла,
Устроить жизнь ей помогла.
Года идут за годом дружно,
Проблемам не видать конца,
Растут детишки без отца,
В Лицее им учиться нужно.
Не одолев душевных мук,
Семейство едет в Петербург.

И каждый год, как в день кончины,
Одета в траур, строгий пост,
Струятся первые седины
В копне каштановых волос.
Но Nathalie вдовой поэта
Осталась навсегда для света,
Поклонников отвергла всех,
Над злобой одержала верх.
Жила довольно небогато,
Но не роптала на судьбу,
Вела с опекуном борьбу.
Напрасно было милость ждать,
Чтоб оказала помощь мать.

Боль потихоньку отступала
И нужно было дальше жить.
Ланской уже Наталья стала,
В лейб-гвардию пошел служить
Сын старший, Александр Пушкин.
Служил он от Балкан до Кушки,
Во всем всегда примером был,
За храбрость саблю получил.
С Романовыми породнятся
Потомки Пушкина,  потом
Войдут и в королевский дом.
Им лишь в России опасаться
Придется за судьбу свою.
Немало сгинет их в бою.

Год восемнадцатый, суровый,
Режиму царскому конец.
В стране теперь порядок новый,
И содрогается Творец.
Михайловское разорили
И маску Пушкина разбили,
Сожгли все книги и  бильярд,
Дом Вревских был огнем объят.
Могил владельцев не щадили,
Не осенив крестом свой лоб,
Достали и разбили гроб,
Останки все разворошили.
Так,  где же та любовь к гробам,
Что предки завещали нам?

Возможно, бес в людей вселился.
И овладев душою их,
Он долгих сорок лет томился
И от бессилия затих.
Как оценить поступок этот,
Что дочка Пушкина- поэта
Голодной смертью умерла?
А пенсию, что так ждала,
От новой власти не дождалась,
Хотя пообещали ей
Платить до самых смертных дней,
Старушке жить чуть-чуть осталось.
То были страшные года,
Но помнить стоит их всегда.

Здесь время вдруг остановилось,
Когда поэт покинул дом,
Но все, как прежде, сохранилось,
Тоскуя, словно, о былом.
Мы тихо бродим по квартире
И видим чью-то тень в мундире
Кавалергардского полка,
На вид она была жалка.
По полу шаркая ногами,
Шепча бессвязные слова,
И на ногах держась едва,
Дантес явился перед нами.
Пролился лунный свет с небес
И страшный образ вмиг исчез.

Пройдя парадной анфиладой,
Вошли в рабочий кабинет.
Он освещался лишь лампадой,
Но виден каждый был предмет.
Дублеты книг стоят рядами.
Глаза наполнились слезами,
Когда поэт к ним подходил,
Где вздох последний испустил.
Часы старинные, портреты,
Перед портретами цветы,
На письменном столе листы.
Жаль, что стихи в них не допеты.
Ждет кабинет его давно,
Дождаться лишь не суждено.

Знакомый голос звал поэта
Из глубины квартирной тьмы.
Скользнул по полу лучик света,
За ним проследовали мы.
От страха сердце бьется гулко,
На столике стоит шкатулка,
Там  письма Пушкина лежат,
(их каждый прочитать бы рад),
Вдруг аромат духов старинных
Пролился в комнате, и вот,
Навстречу Nathalie идет.
Слеза блестит в ресницах длинных.
Она прелестна, как всегда,
И недоступна, как звезда.


К нам легкой робкою походкой
Шурша чуть платьем,  подошла,
И одарив улыбкой кроткой,
За руку Пушкина взяла.
Вздохнув, прижалась к мужу нежно,
Доверчиво и безмятежно.
Поэт на ушко ей шептал,
Что этой встречи долго ждал.
Супругам я мешать не буду,
Спокойно пусть поговорят
Пока вокруг все люди спят.
С реликвиями я побуду,
В руках все вещи подержу
И на диване посижу.

Хожу свободно по квартире
И вещи трогаю рукой.
Как много изменилось в мире
Со дня дуэли роковой.
На юбилей музей открыли,
А вещи люди подарили,
Согласно вековых примет,
Здесь каждый собранный предмет
По плану место занимает.
Немного подлинных вещей
Попало в пушкинский музей.
Но, что собрали, утешает.
Сгорела часть вещей в огне,
Когда война шла по стране.

Беру шкатулку, открываю,
В ней письма Пушкина к жене,
Старинный аромат вдыхаю,
Что сохранился в глубине.
Нельзя руками вещи трогать,
В музеях с этим очень строго.
Все ставлю на свои места,
Моя исполнилась мечта:
Попасть в то время и послушать,
Как говорили и о чем,
А если повезет потом,
Старинные блюда откушать.
Мне здесь слегка не повезло,
Они не кушают давно.

Ларец, что Пушкину достался
От прадеда, стоит в углу,
Жилет, в нем на дуэли дрался,
Стол, пододвинутый к окну,
Ломберный столик у камина,
Картина, что над клавесином,
Прибор чернильный на столе,
Часы и свет Луны в окне.
Семье принадлежало это,
А позже перешло в музей,
Все, сохранив до наших дней,
И прелесть века, и секреты.
И вдруг я слышу издали,
Как Пушкин шепчет Nathalie.

«Прощай, небесное созданье!
Надеюсь, встретимся мы вновь.
Остались в прошлом все страданья,
Но не прошла моя любовь.
Судьба ко мне была сурова,
Но верь, тебя найду я скоро,
Навек моя мадонна ты!»,
Он говорил из темноты.
И Пушкин, преклонив колени,
Жены любимой ручки взял
И нежно их поцеловал.
Затем сорвал цветок с растений,
На память подарил жене.
И этим счастлив был вполне.

Дожить до старости поэту
Не дали силы тьмы и зла.
Остались шаркать по паркету
И любоваться в зеркалах
Своим бесплотным отраженьем
Персоны, что теперь в забвенье.
Их прах истлел давным-давно,
Им знать уже не суждено,
Что жертвы их интриг коварных,
Наперекор лихой судьбе,
Оставят память о себе
В среде потомков благодарных.
Вполне мы верим чудесам
И благодарны небесам.

Погасли звезды, тьма бледнеет.
И в прошлое уходит ночь.
Сейчас квартира опустеет,
Ведь мы уже уходим прочь.
Наш город небо обнимает,
Адмиралтейский шпиль сияет
И с ангелом несется вдаль.
Мне с Пушкиным прощаться жаль.
Лишь солнца луч коснулся нежный,
Кораблик по небу поплыл.
Его день новый вдаль манил,
А подгонял лишь ветер свежий.
Жизнь не стоит, идет вперед,
Открытий множество нас ждет.

За днями дни уходят в вечность,
В историю уходит век,
Не замечая быстротечность,
Жизнь наша продолжает бег.
Мы ураганом в мир влетаем,
Которого еще не знаем,
Нас мамы с нетерпеньем ждут,
По жизни за руку ведут.
Пора взросленья наступает,
А впереди простор для дел,
Но не для каждого удел
Счастливым и простым бывает.
Лишь стоит звездочке блеснуть
И вдруг,  закончен жизни путь.

К себе домой веду поэта,
Пусть видит как и чем живем.
Быть может, и не скромно это,
Да только помним мы о нем.
Пришли соседи и родные,
И молодые, и седые,
Знакомые мои пришли,
Кто не скрывал к нему любви.
Альбомы, книги и портреты
Его детей и Nathalie
Мы показать ему смогли,
Все сердцу милые предметы.
Люблю я Пушкина душой,
В моем он доме как родной.

На темном небе лучик света
Пробился сквозь ночную мглу.
Гляжу украдкой на поэта,
Вдруг тень промчалась по челу.
Мы очень много говорили,
О времени совсем забыли.
И вот, настал прощанья час,
Слезинки капали из глаз.
На фоне темного окошка
Стоял он  с нимбом, как святой,
Затем всем нам махнул рукой,
Безмолвно постоял немножко,
Пролился золотым дождем
На небе питерском ночном.

Жизнь протекает, как и прежде,
И если вдруг душа грустит,
Я к Пушкину иду в надежде,
Что он со мной поговорит.
Поэт стоит такой помпезный,
На самом деле он любезный,
Высокомерия в нем нет,
Хоть и народный был поэт.
Когда тоскливо вечерами,
Мы по душам с ним говорим,
И сам великий Херувим
Подчас тоскует вместе с нами.
Луна хранит большой секрет-
Ночами пуст тот постамент.















 



ВСТРЕЧА С  ПУШКИНЫМ

За горизонт уходит солнце,
Бросая блики на паркет.
А во дворе, сыром колодце,
Его и в жаркий полдень нет.
Оконца тесного жилища
Себе простор как будто ищут,
Глядят на розовый закат
И птицей вольной вдаль летят.
Когда уснет усталый город,
На смену призраки встают,
Побыть хоть несколько минут,
Где не довлеет мрак и холод.
Им надоело день-деньской
Живым завидовать с тоской.

Когда по площади Искусства
Я мимо Пушкина иду,
Бывает мне довольно грустно
И я всегда чего-то жду.
Наверно жду того момента,
Когда он спрыгнет с постамента,
Со мной по городу пойдет
И встретит солнечный восход.
Хочу спросить я у поэта,
О чем мечтал и как он жил,
Про тайну, что от всех он скрыл,
И даже попросить совета.
И Бог моим молитвам внял,
Поговорить с поэтом дал.

Погожий день к концу подходит.
Я медленно иду домой.
Моя усталость вдруг проходит,
Ночной предчувствуя покой.
На город сумерки пролились,
На небе звезды появились,
Мерцают, призрачно горя,
Нас в царство вечности маня.
Любуюсь звездами, Луною,
Упала лишь ночная сень,
Я вижу пушкинскую тень,
Что молча встала предо мною.
Дотронувшись слегка рукой,
Я понимаю - он живой.

Мечта в реальность превратилась.
Щиплю себя, вдруг это сон.
Благодарю за божью милость
Свою судьбу и небосклон.
Вдруг Пушкин говорит, что очень
Со мною прогуляться хочет,
Увидеть город и мосты
И парки дивной красоты.
В последней побывать квартире,
Где проживал с большой семьей
И вечный свой обрел покой.
Не помнят горожане ныне,
Но Пушкин хорошо знал дом,
Что в нем когда-то жил Бирон.

Шли медленно до перехода,
Поэт взволнованно дышал.
Хоть было и полно народа,
Его никто не узнавал.
Людской поток бежал меняясь,
Через заторы пробираясь.
Водоворот нас закружил
Так лихо, что чуть с ног не сбил.
Глазами кто-то цепко впился,
В прохожем Пушкина признав,
Но так ни слова не сказав,
В толпе бесследно растворился.
В делах и суете мирской
Проходит жизнь свой путь земной.

Аничков мост через Фонтанку
Огнями светится вдали.
Идем к Михайловскому замку,
Он от подсветки как в крови.
У входа в замок конь строптивый
Своей потряхивает гривой.
И кажется, что Петр сердит,
За то, что внук был здесь убит.
По саду Летнему проходим,
Шуршим опавшею листвой,
Пинаем желуди ногой,
Скамью заветную находим,
Где Пушкин сиживать любил
И по утрам счастливым был.

Пустеют улицы. Огнями
Витрины ярко лишь горят,
И звезды между облаками
При лунном свете не дрожат.
Идем к церквушке, где когда-то
В убранстве очень не богатом
С поэтом гроб стоял всю ночь.
И каждый смертный был не прочь
Сюда попасть на отпеванье.
Друзья, враги, толпа зевак
И может те, кто просто так,
Из одного лишь состраданья,
Пришли проститься навсегда
С поэтом Пушкиным тогда.

Из церкви вышли, ноги сами
На Мойку Пушкина несли.
Чуть слышно, робкими шагами
К подъезду дома подошли.
Старинный особняк был мрачен,
Нам час как будто был назначен.
Без скрипа дверь сама открылась
И темнота вдруг расступилась.
Наверх по лестнице поднялись
И лунный свет нам стал свечой,
Лишь половицы под ногой
Скрипели, словно, возмущались.
И будет лучик голубой
Нам путеводною звездой.

Здесь Пушкин жил с семьей когда-то,
Работал много, счастлив был,
Жил справно, хоть и не богато.
Да глупость только совершил,
Когда сестер жены любимой,
Красивой и неотразимой,
Он приютил по доброте,
Не благодарны были те.
Наш Пушкин книги покупает,
Сестер жены выводит в свет,
То на балы, то на обед.
Их замуж выдать обещает,
Не забывая ни на миг,
Что возраст барышень велик.

Кавалергарды молодые
Съезжались на обеды к ним.
Их эполеты золотые
Сверкали блеском дорогим.
Катрин солидный муж был нужен,
Жаль только копией похуже
Она своей сестры была,
Но все же прелесть как мила.
Дантес привлек ее вниманье
Своею статью и красой,
Он был богат и холостой,
И пробуждал в ней все желанья.
Екатерина за мечтой
Летит как в омут с головой.


Посол невест искал барону,
Аристократок выбирал.
Хотелось быть поближе к трону,
Иметь солидный капитал.
Свой интерес был у Дантеса:
Влюбленный в Пушкину повеса
Повсюду следовал за ней.
С годами страсть была сильней.
Была ли то любовь, не знаю,
Скорее прихоть или блажь.
Барон сильней впадает в раж,
А все вокруг него страдают.
Дантес, уверенный в себе,
Пошел наперекор судьбе.

Последний год был трудным очень.
Семья росла как на дрожжах.
Поэт долгами озабочен,
В душе вдруг появился страх.
Проблемы с сестрами Натальи
И утомительный каналья,
Что докучал его жене,
Бывая с ней наедине.
Балы и раут каждодневный,
Авгуры, сплетники подчас
Семью тревожили ни раз.
И Пушкин был ужасно гневный.
От гнева белый свет не мил,
Постылым стало все, чем  жил.

Пришла весна. Все слышат грохот,
Что очень радует сердца
И вызывает милый хохот
При виде первого гонца.
Так глыбы льда трещат толкаясь,
На солнце жаркое ругаясь.
И под напором талых вод
Хрустит со звоном невский лед.
Последний снег растает скоро,
И грязь разъезженных дорог
Засохнет. Первенец – цветок
Пробьется к свету у забора.
Весна надеждами полна.
Весною людям не до сна.

Был май. Вдруг солнце потемнело,
Луна закрыла яркий диск.
Народ стоял оцепенелый
Под вой собак и детский писк.
Минуты шли,  и мрак растаял,
Дворовый где-то пес залаял.
Вновь небо стало голубым,
А солнце ярко - золотым.
 Весь город наблюдал затменье.
Не часто в этой широте
Такой дивишься красоте.
Дурным считалось то знаменье.
Поэт гнал злые мысли прочь.
У них родилась в мае дочь.

На лето Пушкин предлагает
В деревню ехать всей семьей.
Но сестры слушать не желают,
Им жизни хочется иной.
Семья у Пушкиных большая,
Квартира им нужна другая.
Но проживет он только в ней
Всего сто тридцать девять дней.
И так, поэт переезжает
На Мойку, адрес нам знаком,
То был князей Волконских дом,
Теперь все люди это знают.
Здесь Пушкин свой обрел покой.
Он будет вечно молодой.


В тот год холодным было лето
И нудный дождь все время лил.
По небу пронеслась комета,
О ней весь город говорил.
А воды Финского залива
В Неву катились торопливо.
И ночью в октябре она
Не затопила град едва.
Вода с угрозой прибывала,
Не видно было звезд, Луны,
Палила пушка со стены,
О бедствии предупреждала.
Затем спал уровень воды,
Ушла стихия без беды.

Стояла мерзкая погода:
Промозглый ветер, мокрый снег,
Ненастье в это время года,
Все как всегда из века в век.
Забыв про горе и печали,
Друзья с поэтом отмечали
«Святого братства» юбилей,
И вспоминали свой Лицей.
В последний раз был Пушкин с ними,
За дружеским столом сидел,
Негромко гимн лицейский пел,
Стихами радовал своими.
Друзья уйдут на суд Богов,
Последним будет Горчаков.
Дантес в любви безумной клялся
При встречах  с пушкинской женой,
Свиданий тайных добивался
И звал загадочной звездой.
Французу было неприятно,
Когда Наталья деликатно,
Просила ей не докучать
И повод сплетням не давать.
Хоть обесславить перед мужем,
Хотел за униженье он.
И на душу взял грех барон, 
Для мести лишь посредник нужен:
Знакомым письма написать
И даму сердца наказать.


Письмо вскрывает Пушкин смело,
Оцепенел, когда открыл.
Лицо мгновенно побледнело,
В конверте злобный пасквиль был.
Написан был он по-французски,
Но автор знал прекрасно русский
И над людьми шутить,
Знал как мужчину разозлить.
Друзья конверты тоже вскрыли,
Прочли и бросили в камин.
Кто тот жестокий аноним?
Вокруг все только говорили.
Теперь мы знаем, кто им был,
За что поэта не любил.

Наш Пушкин сразу догадался,
Кто эту мерзость написал,
А анонимщик не сознался,
До смерти тайну сохранял.
Нельзя скрыть то, что явно людям,
Но Бог поможет и рассудит.
И вот, прошло всего сто лет-
Зловещей тайны больше нет.
Эксперты славно потрудились,
Научно доказали всем,
Кто все придумал и зачем.
И споры сразу прекратились.
Князь Долгоруков сочинил,
И грязью Пушкина облил.

Сказать немного слов придется
Кем был тот родовитый князь.
За ним дурная слава вьется,
Скандал, шантаж и просто грязь.
Хотя был знатного он рода,
Но такова его природа:
Остался рано сиротой
И с детства был слегка хромой.
А за дурное поведенье
Разжалован был князь в пажи,
И в гвардии он не служил,
А целью жизни стало мщенье.
За «азиатский» свой порок
Хороший получил урок.

Не мудрено, в кругу Дантеса
Желанным гостем был всегда.
Его в злодейских интересах
Использовали господа.
Князь злобы не питал к поэту,
Но по-геккернову совету
Потешиться над ним решил,
Уж больно пошутить любил.
Он думал пасквиль посылая,
Что отомстит сполна царю,
И выплеснул всю желчь свою,
От смеха дома умирая.
Напрасно родовитый князь
Шутил, разбрызгивая грязь.

В салонах знали: без Геккерна
Не обошлось здесь как всегда.
Посол жалел потом, наверно,
Ведь чувствовал, грядет беда.
И чтобы избежать позора,
Жорж заявил, что очень скоро
Он сделает серьезный шаг,
Вступая с Гончаровой в брак.
Аристократы удивились,
А Пушкин заключил пари-
Не женятся Дантес с Катрин,
Но молодые поженились.
Пари, конечно, проиграл,
Замят на время был скандал.

Всем после свадьбы хуже стало.
Уже как родственник, барон
Бывал, где Пушкина блистала,
И был нисколько не смущен,
Заметив взгляд жены ревнивой,
Для всех казавшейся счастливой,
Поэта гневные глаза.
Рождалась новая гроза.
Был безрассуден волокита,
Когда танцуя с Nathalie,
Шептал о страсти и любви,
Что сердце у него разбито,
Но время не вернуть назад,
Он, к сожалению, женат.

Лишь из семейных интересов
Поэт серьезно говорит,
Что для Геккерна и Дантесов
Дом навсегда теперь закрыт.
Но несмотря на заявленье,
Барон искал уединенья
С той, о которой грезил он,
Чьей красотой был опьянен.
Дантес ждал встречи; день тянулся,
И вот, он едет на обед.
(Знал, что поэта дома нет)
И с Пушкиным в дверях столкнулся.
Дуэль теперь не избежать
И повод можно не искать.

Все решено. Теперь к барьеру.
Чью кровь соперники прольют?
Поэту, как и берсальеру,
Нет равных в жизни и в бою.
Себя на мысли Пушкин ловит
И сердце как-то странно ноет.
Урании знакомый лик
Перед глазами вдруг возник.
Давно своей не видел Музы,
Ведь много лет прошло с тех пор,
И чудных глаз забылся взор.
Да и супружеские узы
Затмили старую любовь,
Но вспыхнуло в душе все вновь.

В одно небесное созданье
В дни юности он был влюблен,
И чтобы сохранить все в тайне,
Ей множество давал имен.
Я приоткрою тайну ныне-
Ей поклонялся как богине,
Стихи и оды посвящал,
Уранией своею звал.
Мифологическая роза
Всегда присутствует в стихах,
Лишь роза превратилась в прах,
Стихам пришла на смену проза.
Пегас летает в небесах,
Тоска и боль в его глазах.

Покинул землю ангел чистый,
В Эдеме он теперь живет.
Поэт свет видит серебристый
В его день смерти каждый год.
Великой Музою поэта
Была сама Елизавета;
Когда пришел прощанья час,
На небе звездочка зажглась.
В обитель дальнюю стремится,
Нет «alter ego» у него.
Он хочет только одного-
Перед Уранией склониться.
Возможно, позвала его
Она к себе давным - давно.

Проснулся Пушкин очень рано.
Часы пробили  восемь раз.
Поднялся медленно с дивана,
А в девять принесли как раз
Ему письмо от секунданта.
Ответил на письмо педанта,
Что не желает посвящать
В дела семейные всю знать.
 Цветаев в полдень появился,
Обед прошел и ровно в час
Вошел лицейский друг Данзас,
За опозданье извинился.
Прошли тихонько  в кабинет,
Поговорили tete-a-tete.

Уехал друг. Стал Пушкин мыться,
Все чистое велел подать.
Слуге сказал, что возвратится
Он вечером, часов так в пять.
Надел бекешу, быстро вышел.
Метель кружила выше крыши.
Вернулся шубу он одеть,
В санях ведь холодно сидеть.
К приятелям своим поехал,
Где жили Россеты тогда,
Все обсудили господа,
Назад домой спокойным ехал.
Но там царила тишина,
В гостях с детьми была жена.

Письмо Ишимовой отправил,
Присел перед дуэлью. Встал.
Все на столе как есть оставил,
Его Данзас в три тридцать ждал.
Без десяти четыре было,
Мела метель и сердце ныло.
В пути разъехались  с женой,
Что ехала с детьми  домой.
В четыре тридцать подкатили
Их сани. Встали у берез.
Мела метель, крепчал мороз.
Для поединка проторили
Тропу шагов на двадцать пять,
Площадку, где должны стрелять.

Ну вот, как будто все готово.
Везунчик будет только жить.
В противном случае, все снова
Придется здесь же повторить.
Взвели курки, пошли навстречу,
Но здесь я все-таки замечу,
Что первым выстрелил барон,
И пулей Пушкин был сражен.
Хоть выстрел прогремел негромко,
Свинец ужалил как оса,
От боли он закрыл глаза,
Забилось сердце очень звонко.
Но Пушкин из последних сил
Дантесу все же отомстил.

Из раны теплой струйкой алой
На белый снег стекала кровь
И на морозе застывала,
Чтобы весной оттаять вновь.
Погожим днем с водою талой
Зима ее  сполна отдала.
Теперь хранится дар святой
На глубине в земле сырой.
Данзас поэта осторожно,
Укутал шубой,  уложил
На сани, Кучер покатил.
И стало на душе тревожно.
Он думал как сказать жене,
Увидев свет в ее окне.

От дикой боли стиснув зубы,
Чтоб не кричать и не стонать,
В кровь Пушкин искусал все губы,
Еще два дня ему страдать.
В шесть кони встали у подъезда,
Никита барина приезда
Довольно долго ожидал
И чуть в людской не задремал,
Когда подъехала карета.
Подумал, в гости кто опять,
Пошел им двери открывать,
А это привезли поэта.
Поднял и на руках с тоской
Отнес по лестнице домой.

Свершилось страшное злодейство.
Все ждут, что скажут доктора.
Притихло Пушкиных семейство,
Не плачет даже детвора.
Чуть слышно бегает прислуга,
Приехал Вяземский с супругой.
Лейб-медик Аренд приговор
Выносит, потупив свой взор.
Пытаясь облегчить страданья,
Ему прикладывают лед
На развороченный живот,
И исполняют все желанья.
Поэт морошки попросил
И дух последний испустил.

Но через час из кабинета
По указанию царя
В переднюю снесли поэта,
Хоть против вся была семья.
Два дня прощаться приходили,
Но праздных слов не говорили,
Затем сам Гальберг маску снял,
Жуковский план нарисовал
Квартиры, что семья снимала.
Здесь были радость, детский смех,
Который радовал так всех.
И в одночасье все пропало.
С  тех пор прошло немало лет,
В бессмертие шагнул поэт.

Когда земле предали тело,
Поэта Пушкина душа
Оставить мир не захотела
И в рай небесный не ушла.
Семью оберегать осталась
И от бессилья содрогалась,
Как Вяземский от  Nathalie
Добиться пробовал любви.
Враги в друзей вдруг превращались,
Царь оплатил долги и вот
Труды поэта издает.
Дантесы навсегда прощались
С Россией. И однажды в ночь
В карете укатили прочь.

Вдова покинула столицу,
В Калугу ехала с детьми,
Как узница в свою темницу,
Жить тошно было ей с людьми.
С Катрин проститься не желала,
Сестру с собой другую взяла.
И Александра, как могла,
Устроить жизнь ей помогла.
Года идут за годом дружно,
Проблемам не видать конца,
Растут детишки без отца,
В Лицее им учиться нужно.
Не одолев душевных мук,
Семейство едет в Петербург.

И каждый год, как в день кончины,
Одета в траур, строгий пост,
Струятся первые седины
В копне каштановых волос.
Но Nathalie вдовой поэта
Осталась навсегда для света,
Поклонников отвергла всех,
Над злобой одержала верх.
Жила довольно небогато,
Но не роптала на судьбу,
Вела с опекуном борьбу.
Напрасно было милость ждать,
Чтоб оказала помощь мать.

Боль потихоньку отступала
И нужно было дальше жить.
Ланской уже Наталья стала,
В лейб-гвардию пошел служить
Сын старший, Александр Пушкин.
Служил он от Балкан до Кушки,
Во всем всегда примером был,
За храбрость саблю получил.
С Романовыми породнятся
Потомки Пушкина,  потом
Войдут и в королевский дом.
Им лишь в России опасаться
Придется за судьбу свою.
Немало сгинет их в бою.

Год восемнадцатый, суровый,
Режиму царскому конец.
В стране теперь порядок новый,
И содрогается Творец.
Михайловское разорили
И маску Пушкина разбили,
Сожгли все книги и  бильярд,
Дом Вревских был огнем объят.
Могил владельцев не щадили,
Не осенив крестом свой лоб,
Достали и разбили гроб,
Останки все разворошили.
Так,  где же та любовь к гробам,
Что предки завещали нам?

Возможно, бес в людей вселился.
И овладев душою их,
Он долгих сорок лет томился
И от бессилия затих.
Как оценить поступок этот,
Что дочка Пушкина- поэта
Голодной смертью умерла?
А пенсию, что так ждала,
От новой власти не дождалась,
Хотя пообещали ей
Платить до самых смертных дней,
Старушке жить чуть-чуть осталось.
То были страшные года,
Но помнить стоит их всегда.

Здесь время вдруг остановилось,
Когда поэт покинул дом,
Но все, как прежде, сохранилось,
Тоскуя, словно, о былом.
Мы тихо бродим по квартире
И видим чью-то тень в мундире
Кавалергардского полка,
На вид она была жалка.
По полу шаркая ногами,
Шепча бессвязные слова,
И на ногах держась едва,
Дантес явился перед нами.
Пролился лунный свет с небес
И страшный образ вмиг исчез.

Пройдя парадной анфиладой,
Вошли в рабочий кабинет.
Он освещался лишь лампадой,
Но виден каждый был предмет.
Дублеты книг стоят рядами.
Глаза наполнились слезами,
Когда поэт к ним подходил,
Где вздох последний испустил.
Часы старинные, портреты,
Перед портретами цветы,
На письменном столе листы.
Жаль, что стихи в них не допеты.
Ждет кабинет его давно,
Дождаться лишь не суждено.

Знакомый голос звал поэта
Из глубины квартирной тьмы.
Скользнул по полу лучик света,
За ним проследовали мы.
От страха сердце бьется гулко,
На столике стоит шкатулка,
Там  письма Пушкина лежат,
(их каждый прочитать бы рад),
Вдруг аромат духов старинных
Пролился в комнате, и вот,
Навстречу Nathalie идет.
Слеза блестит в ресницах длинных.
Она прелестна, как всегда,
И недоступна, как звезда.


К нам легкой робкою походкой
Шурша чуть платьем,  подошла,
И одарив улыбкой кроткой,
За руку Пушкина взяла.
Вздохнув, прижалась к мужу нежно,
Доверчиво и безмятежно.
Поэт на ушко ей шептал,
Что этой встречи долго ждал.
Супругам я мешать не буду,
Спокойно пусть поговорят
Пока вокруг все люди спят.
С реликвиями я побуду,
В руках все вещи подержу
И на диване посижу.

Хожу свободно по квартире
И вещи трогаю рукой.
Как много изменилось в мире
Со дня дуэли роковой.
На юбилей музей открыли,
А вещи люди подарили,
Согласно вековых примет,
Здесь каждый собранный предмет
По плану место занимает.
Немного подлинных вещей
Попало в пушкинский музей.
Но, что собрали, утешает.
Сгорела часть вещей в огне,
Когда война шла по стране.

Беру шкатулку, открываю,
В ней письма Пушкина к жене,
Старинный аромат вдыхаю,
Что сохранился в глубине.
Нельзя руками вещи трогать,
В музеях с этим очень строго.
Все ставлю на свои места,
Моя исполнилась мечта:
Попасть в то время и послушать,
Как говорили и о чем,
А если повезет потом,
Старинные блюда откушать.
Мне здесь слегка не повезло,
Они не кушают давно.

Ларец, что Пушкину достался
От прадеда, стоит в углу,
Жилет, в нем на дуэли дрался,
Стол, пододвинутый к окну,
Ломберный столик у камина,
Картина, что над клавесином,
Прибор чернильный на столе,
Часы и свет Луны в окне.
Семье принадлежало это,
А позже перешло в музей,
Все, сохранив до наших дней,
И прелесть века, и секреты.
И вдруг я слышу издали,
Как Пушкин шепчет Nathalie.

«Прощай, небесное созданье!
Надеюсь, встретимся мы вновь.
Остались в прошлом все страданья,
Но не прошла моя любовь.
Судьба ко мне была сурова,
Но верь, тебя найду я скоро,
Навек моя мадонна ты!»,
Он говорил из темноты.
И Пушкин, преклонив колени,
Жены любимой ручки взял
И нежно их поцеловал.
Затем сорвал цветок с растений,
На память подарил жене.
И этим счастлив был вполне.

Дожить до старости поэту
Не дали силы тьмы и зла.
Остались шаркать по паркету
И любоваться в зеркалах
Своим бесплотным отраженьем
Персоны, что теперь в забвенье.
Их прах истлел давным-давно,
Им знать уже не суждено,
Что жертвы их интриг коварных,
Наперекор лихой судьбе,
Оставят память о себе
В среде потомков благодарных.
Вполне мы верим чудесам
И благодарны небесам.

Погасли звезды, тьма бледнеет.
И в прошлое уходит ночь.
Сейчас квартира опустеет,
Ведь мы уже уходим прочь.
Наш город небо обнимает,
Адмиралтейский шпиль сияет
И с ангелом несется вдаль.
Мне с Пушкиным прощаться жаль.
Лишь солнца луч коснулся нежный,
Кораблик по небу поплыл.
Его день новый вдаль манил,
А подгонял лишь ветер свежий.
Жизнь не стоит, идет вперед,
Открытий множество нас ждет.

За днями дни уходят в вечность,
В историю уходит век,
Не замечая быстротечность,
Жизнь наша продолжает бег.
Мы ураганом в мир влетаем,
Которого еще не знаем,
Нас мамы с нетерпеньем ждут,
По жизни за руку ведут.
Пора взросленья наступает,
А впереди простор для дел,
Но не для каждого удел
Счастливым и простым бывает.
Лишь стоит звездочке блеснуть
И вдруг,  закончен жизни путь.

К себе домой веду поэта,
Пусть видит как и чем живем.
Быть может, и не скромно это,
Да только помним мы о нем.
Пришли соседи и родные,
И молодые, и седые,
Знакомые мои пришли,
Кто не скрывал к нему любви.
Альбомы, книги и портреты
Его детей и Nathalie
Мы показать ему смогли,
Все сердцу милые предметы.
Люблю я Пушкина душой,
В моем он доме как родной.

На темном небе лучик света
Пробился сквозь ночную мглу.
Гляжу украдкой на поэта,
Вдруг тень промчалась по челу.
Мы очень много говорили,
О времени совсем забыли.
И вот, настал прощанья час,
Слезинки капали из глаз.
На фоне темного окошка
Стоял он  с нимбом, как святой,
Затем всем нам махнул рукой,
Безмолвно постоял немножко,
Пролился золотым дождем
На небе питерском ночном.

Жизнь протекает, как и прежде,
И если вдруг душа грустит,
Я к Пушкину иду в надежде,
Что он со мной поговорит.
Поэт стоит такой помпезный,
На самом деле он любезный,
Высокомерия в нем нет,
Хоть и народный был поэт.
Когда тоскливо вечерами,
Мы по душам с ним говорим,
И сам великий Херувим
Подчас тоскует вместе с нами.
Луна хранит большой секрет-
Ночами пуст тот постамент.






За горизонт уходит солнце,
Бросая блики на паркет.
А во дворе, сыром колодце,
Его и в жаркий полдень нет.
Оконца тесного жилища
Себе простор как будто ищут,
Глядят на розовый закат
И птицей вольной вдаль летят.
Когда уснет усталый город,
На смену призраки встают,
Побыть хоть несколько минут,
Где не довлеет мрак и холод.
Им надоело день-деньской
Живым завидовать с тоской.

Когда по площади Искусства
Я мимо Пушкина иду,
Бывает мне довольно грустно
И я всегда чего-то жду.
Наверно жду того момента,
Когда он спрыгнет с постамента,
Со мной по городу пойдет
И встретит солнечный восход.
Хочу спросить я у поэта,
О чем мечтал и как он жил,
Про тайну, что от всех он скрыл,
И даже попросить совета.
И Бог моим молитвам внял,
Поговорить с поэтом дал.

Погожий день к концу подходит.
Я медленно иду домой.
Моя усталость вдруг проходит,
Ночной предчувствуя покой.
На город сумерки пролились,
На небе звезды появились,
Мерцают, призрачно горя,
Нас в царство вечности маня.
Любуюсь звездами, Луною,
Упала лишь ночная сень,
Я вижу пушкинскую тень,
Что молча встала предо мною.
Дотронувшись слегка рукой,
Я понимаю - он живой.

Мечта в реальность превратилась.
Щиплю себя, вдруг это сон.
Благодарю за божью милость
Свою судьбу и небосклон.
Вдруг Пушкин говорит, что очень
Со мною прогуляться хочет,
Увидеть город и мосты
И парки дивной красоты.
В последней побывать квартире,
Где проживал с большой семьей
И вечный свой обрел покой.
Не помнят горожане ныне,
Но Пушкин хорошо знал дом,
Что в нем когда-то жил Бирон.

Шли медленно до перехода,
Поэт взволнованно дышал.
Хоть было и полно народа,
Его никто не узнавал.
Людской поток бежал меняясь,
Через заторы пробираясь.
Водоворот нас закружил
Так лихо, что чуть с ног не сбил.
Глазами кто-то цепко впился,
В прохожем Пушкина признав,
Но так ни слова не сказав,
В толпе бесследно растворился.
В делах и суете мирской
Проходит жизнь свой путь земной.

Аничков мост через Фонтанку
Огнями светится вдали.
Идем к Михайловскому замку,
Он от подсветки как в крови.
У входа в замок конь строптивый
Своей потряхивает гривой.
И кажется, что Петр сердит,
За то, что внук был здесь убит.
По саду Летнему проходим,
Шуршим опавшею листвой,
Пинаем желуди ногой,
Скамью заветную находим,
Где Пушкин сиживать любил
И по утрам счастливым был.

Пустеют улицы. Огнями
Витрины ярко лишь горят,
И звезды между облаками
При лунном свете не дрожат.
Идем к церквушке, где когда-то
В убранстве очень не богатом
С поэтом гроб стоял всю ночь.
И каждый смертный был не прочь
Сюда попасть на отпеванье.
Друзья, враги, толпа зевак
И может те, кто просто так,
Из одного лишь состраданья,
Пришли проститься навсегда
С поэтом Пушкиным тогда.

Из церкви вышли, ноги сами
На Мойку Пушкина несли.
Чуть слышно, робкими шагами
К подъезду дома подошли.
Старинный особняк был мрачен,
Нам час как будто был назначен.
Без скрипа дверь сама открылась
И темнота вдруг расступилась.
Наверх по лестнице поднялись
И лунный свет нам стал свечой,
Лишь половицы под ногой
Скрипели, словно, возмущались.
И будет лучик голубой
Нам путеводною звездой.

Здесь Пушкин жил с семьей когда-то,
Работал много, счастлив был,
Жил справно, хоть и не богато.
Да глупость только совершил,
Когда сестер жены любимой,
Красивой и неотразимой,
Он приютил по доброте,
Не благодарны были те.
Наш Пушкин книги покупает,
Сестер жены выводит в свет,
То на балы, то на обед.
Их замуж выдать обещает,
Не забывая ни на миг,
Что возраст барышень велик.

Кавалергарды молодые
Съезжались на обеды к ним.
Их эполеты золотые
Сверкали блеском дорогим.
Катрин солидный муж был нужен,
Жаль только копией похуже
Она своей сестры была,
Но все же прелесть как мила.
Дантес привлек ее вниманье
Своею статью и красой,
Он был богат и холостой,
И пробуждал в ней все желанья.
Екатерина за мечтой
Летит как в омут с головой.


Посол невест искал барону,
Аристократок выбирал.
Хотелось быть поближе к трону,
Иметь солидный капитал.
Свой интерес был у Дантеса:
Влюбленный в Пушкину повеса
Повсюду следовал за ней.
С годами страсть была сильней.
Была ли то любовь, не знаю,
Скорее прихоть или блажь.
Барон сильней впадает в раж,
А все вокруг него страдают.
Дантес, уверенный в себе,
Пошел наперекор судьбе.

Последний год был трудным очень.
Семья росла как на дрожжах.
Поэт долгами озабочен,
В душе вдруг появился страх.
Проблемы с сестрами Натальи
И утомительный каналья,
Что докучал его жене,
Бывая с ней наедине.
Балы и раут каждодневный,
Авгуры, сплетники подчас
Семью тревожили ни раз.
И Пушкин был ужасно гневный.
От гнева белый свет не мил,
Постылым стало все, чем  жил.

Пришла весна. Все слышат грохот,
Что очень радует сердца
И вызывает милый хохот
При виде первого гонца.
Так глыбы льда трещат толкаясь,
На солнце жаркое ругаясь.
И под напором талых вод
Хрустит со звоном невский лед.
Последний снег растает скоро,
И грязь разъезженных дорог
Засохнет. Первенец – цветок
Пробьется к свету у забора.
Весна надеждами полна.
Весною людям не до сна.

Был май. Вдруг солнце потемнело,
Луна закрыла яркий диск.
Народ стоял оцепенелый
Под вой собак и детский писк.
Минуты шли,  и мрак растаял,
Дворовый где-то пес залаял.
Вновь небо стало голубым,
А солнце ярко - золотым.
 Весь город наблюдал затменье.
Не часто в этой широте
Такой дивишься красоте.
Дурным считалось то знаменье.
Поэт гнал злые мысли прочь.
У них родилась в мае дочь.

На лето Пушкин предлагает
В деревню ехать всей семьей.
Но сестры слушать не желают,
Им жизни хочется иной.
Семья у Пушкиных большая,
Квартира им нужна другая.
Но проживет он только в ней
Всего сто тридцать девять дней.
И так, поэт переезжает
На Мойку, адрес нам знаком,
То был князей Волконских дом,
Теперь все люди это знают.
Здесь Пушкин свой обрел покой.
Он будет вечно молодой.


В тот год холодным было лето
И нудный дождь все время лил.
По небу пронеслась комета,
О ней весь город говорил.
А воды Финского залива
В Неву катились торопливо.
И ночью в октябре она
Не затопила град едва.
Вода с угрозой прибывала,
Не видно было звезд, Луны,
Палила пушка со стены,
О бедствии предупреждала.
Затем спал уровень воды,
Ушла стихия без беды.

Стояла мерзкая погода:
Промозглый ветер, мокрый снег,
Ненастье в это время года,
Все как всегда из века в век.
Забыв про горе и печали,
Друзья с поэтом отмечали
«Святого братства» юбилей,
И вспоминали свой Лицей.
В последний раз был Пушкин с ними,
За дружеским столом сидел,
Негромко гимн лицейский пел,
Стихами радовал своими.
Друзья уйдут на суд Богов,
Последним будет Горчаков.
Дантес в любви безумной клялся
При встречах  с пушкинской женой,
Свиданий тайных добивался
И звал загадочной звездой.
Французу было неприятно,
Когда Наталья деликатно,
Просила ей не докучать
И повод сплетням не давать.
Хоть обесславить перед мужем,
Хотел за униженье он.
И на душу взял грех барон, 
Для мести лишь посредник нужен:
Знакомым письма написать
И даму сердца наказать.


Письмо вскрывает Пушкин смело,
Оцепенел, когда открыл.
Лицо мгновенно побледнело,
В конверте злобный пасквиль был.
Написан был он по-французски,
Но автор знал прекрасно русский
И над людьми шутить,
Знал как мужчину разозлить.
Друзья конверты тоже вскрыли,
Прочли и бросили в камин.
Кто тот жестокий аноним?
Вокруг все только говорили.
Теперь мы знаем, кто им был,
За что поэта не любил.

Наш Пушкин сразу догадался,
Кто эту мерзость написал,
А анонимщик не сознался,
До смерти тайну сохранял.
Нельзя скрыть то, что явно людям,
Но Бог поможет и рассудит.
И вот, прошло всего сто лет-
Зловещей тайны больше нет.
Эксперты славно потрудились,
Научно доказали всем,
Кто все придумал и зачем.
И споры сразу прекратились.
Князь Долгоруков сочинил,
И грязью Пушкина облил.

Сказать немного слов придется
Кем был тот родовитый князь.
За ним дурная слава вьется,
Скандал, шантаж и просто грязь.
Хотя был знатного он рода,
Но такова его природа:
Остался рано сиротой
И с детства был слегка хромой.
А за дурное поведенье
Разжалован был князь в пажи,
И в гвардии он не служил,
А целью жизни стало мщенье.
За «азиатский» свой порок
Хороший получил урок.

Не мудрено, в кругу Дантеса
Желанным гостем был всегда.
Его в злодейских интересах
Использовали господа.
Князь злобы не питал к поэту,
Но по-геккернову совету
Потешиться над ним решил,
Уж больно пошутить любил.
Он думал пасквиль посылая,
Что отомстит сполна царю,
И выплеснул всю желчь свою,
От смеха дома умирая.
Напрасно родовитый князь
Шутил, разбрызгивая грязь.

В салонах знали: без Геккерна
Не обошлось здесь как всегда.
Посол жалел потом, наверно,
Ведь чувствовал, грядет беда.
И чтобы избежать позора,
Жорж заявил, что очень скоро
Он сделает серьезный шаг,
Вступая с Гончаровой в брак.
Аристократы удивились,
А Пушкин заключил пари-
Не женятся Дантес с Катрин,
Но молодые поженились.
Пари, конечно, проиграл,
Замят на время был скандал.

Всем после свадьбы хуже стало.
Уже как родственник, барон
Бывал, где Пушкина блистала,
И был нисколько не смущен,
Заметив взгляд жены ревнивой,
Для всех казавшейся счастливой,
Поэта гневные глаза.
Рождалась новая гроза.
Был безрассуден волокита,
Когда танцуя с Nathalie,
Шептал о страсти и любви,
Что сердце у него разбито,
Но время не вернуть назад,
Он, к сожалению, женат.

Лишь из семейных интересов
Поэт серьезно говорит,
Что для Геккерна и Дантесов
Дом навсегда теперь закрыт.
Но несмотря на заявленье,
Барон искал уединенья
С той, о которой грезил он,
Чьей красотой был опьянен.
Дантес ждал встречи; день тянулся,
И вот, он едет на обед.
(Знал, что поэта дома нет)
И с Пушкиным в дверях столкнулся.
Дуэль теперь не избежать
И повод можно не искать.

Все решено. Теперь к барьеру.
Чью кровь соперники прольют?
Поэту, как и берсальеру,
Нет равных в жизни и в бою.
Себя на мысли Пушкин ловит
И сердце как-то странно ноет.
Урании знакомый лик
Перед глазами вдруг возник.
Давно своей не видел Музы,
Ведь много лет прошло с тех пор,
И чудных глаз забылся взор.
Да и супружеские узы
Затмили старую любовь,
Но вспыхнуло в душе все вновь.

В одно небесное созданье
В дни юности он был влюблен,
И чтобы сохранить все в тайне,
Ей множество давал имен.
Я приоткрою тайну ныне-
Ей поклонялся как богине,
Стихи и оды посвящал,
Уранией своею звал.
Мифологическая роза
Всегда присутствует в стихах,
Лишь роза превратилась в прах,
Стихам пришла на смену проза.
Пегас летает в небесах,
Тоска и боль в его глазах.

Покинул землю ангел чистый,
В Эдеме он теперь живет.
Поэт свет видит серебристый
В его день смерти каждый год.
Великой Музою поэта
Была сама Елизавета;
Когда пришел прощанья час,
На небе звездочка зажглась.
В обитель дальнюю стремится,
Нет «alter ego» у него.
Он хочет только одного-
Перед Уранией склониться.
Возможно, позвала его
Она к себе давным - давно.

Проснулся Пушкин очень рано.
Часы пробили  восемь раз.
Поднялся медленно с дивана,
А в девять принесли как раз
Ему письмо от секунданта.
Ответил на письмо педанта,
Что не желает посвящать
В дела семейные всю знать.
 Цветаев в полдень появился,
Обед прошел и ровно в час
Вошел лицейский друг Данзас,
За опозданье извинился.
Прошли тихонько  в кабинет,
Поговорили tete-a-tete.

Уехал друг. Стал Пушкин мыться,
Все чистое велел подать.
Слуге сказал, что возвратится
Он вечером, часов так в пять.
Надел бекешу, быстро вышел.
Метель кружила выше крыши.
Вернулся шубу он одеть,
В санях ведь холодно сидеть.
К приятелям своим поехал,
Где жили Россеты тогда,
Все обсудили господа,
Назад домой спокойным ехал.
Но там царила тишина,
В гостях с детьми была жена.

Письмо Ишимовой отправил,
Присел перед дуэлью. Встал.
Все на столе как есть оставил,
Его Данзас в три тридцать ждал.
Без десяти четыре было,
Мела метель и сердце ныло.
В пути разъехались  с женой,
Что ехала с детьми  домой.
В четыре тридцать подкатили
Их сани. Встали у берез.
Мела метель, крепчал мороз.
Для поединка проторили
Тропу шагов на двадцать пять,
Площадку, где должны стрелять.

Ну вот, как будто все готово.
Везунчик будет только жить.
В противном случае, все снова
Придется здесь же повторить.
Взвели курки, пошли навстречу,
Но здесь я все-таки замечу,
Что первым выстрелил барон,
И пулей Пушкин был сражен.
Хоть выстрел прогремел негромко,
Свинец ужалил как оса,
От боли он закрыл глаза,
Забилось сердце очень звонко.
Но Пушкин из последних сил
Дантесу все же отомстил.

Из раны теплой струйкой алой
На белый снег стекала кровь
И на морозе застывала,
Чтобы весной оттаять вновь.
Погожим днем с водою талой
Зима ее  сполна отдала.
Теперь хранится дар святой
На глубине в земле сырой.
Данзас поэта осторожно,
Укутал шубой,  уложил
На сани, Кучер покатил.
И стало на душе тревожно.
Он думал как сказать жене,
Увидев свет в ее окне.

От дикой боли стиснув зубы,
Чтоб не кричать и не стонать,
В кровь Пушкин искусал все губы,
Еще два дня ему страдать.
В шесть кони встали у подъезда,
Никита барина приезда
Довольно долго ожидал
И чуть в людской не задремал,
Когда подъехала карета.
Подумал, в гости кто опять,
Пошел им двери открывать,
А это привезли поэта.
Поднял и на руках с тоской
Отнес по лестнице домой.

Свершилось страшное злодейство.
Все ждут, что скажут доктора.
Притихло Пушкиных семейство,
Не плачет даже детвора.
Чуть слышно бегает прислуга,
Приехал Вяземский с супругой.
Лейб-медик Аренд приговор
Выносит, потупив свой взор.
Пытаясь облегчить страданья,
Ему прикладывают лед
На развороченный живот,
И исполняют все желанья.
Поэт морошки попросил
И дух последний испустил.

Но через час из кабинета
По указанию царя
В переднюю снесли поэта,
Хоть против вся была семья.
Два дня прощаться приходили,
Но праздных слов не говорили,
Затем сам Гальберг маску снял,
Жуковский план нарисовал
Квартиры, что семья снимала.
Здесь были радость, детский смех,
Который радовал так всех.
И в одночасье все пропало.
С  тех пор прошло немало лет,
В бессмертие шагнул поэт.

Когда земле предали тело,
Поэта Пушкина душа
Оставить мир не захотела
И в рай небесный не ушла.
Семью оберегать осталась
И от бессилья содрогалась,
Как Вяземский от  Nathalie
Добиться пробовал любви.
Враги в друзей вдруг превращались,
Царь оплатил долги и вот
Труды поэта издает.
Дантесы навсегда прощались
С Россией. И однажды в ночь
В карете укатили прочь.

Вдова покинула столицу,
В Калугу ехала с детьми,
Как узница в свою темницу,
Жить тошно было ей с людьми.
С Катрин проститься не желала,
Сестру с собой другую взяла.
И Александра, как могла,
Устроить жизнь ей помогла.
Года идут за годом дружно,
Проблемам не видать конца,
Растут детишки без отца,
В Лицее им учиться нужно.
Не одолев душевных мук,
Семейство едет в Петербург.

И каждый год, как в день кончины,
Одета в траур, строгий пост,
Струятся первые седины
В копне каштановых волос.
Но Nathalie вдовой поэта
Осталась навсегда для света,
Поклонников отвергла всех,
Над злобой одержала верх.
Жила довольно небогато,
Но не роптала на судьбу,
Вела с опекуном борьбу.
Напрасно было милость ждать,
Чтоб оказала помощь мать.

Боль потихоньку отступала
И нужно было дальше жить.
Ланской уже Наталья стала,
В лейб-гвардию пошел служить
Сын старший, Александр Пушкин.
Служил он от Балкан до Кушки,
Во всем всегда примером был,
За храбрость саблю получил.
С Романовыми породнятся
Потомки Пушкина,  потом
Войдут и в королевский дом.
Им лишь в России опасаться
Придется за судьбу свою.
Немало сгинет их в бою.

Год восемнадцатый, суровый,
Режиму царскому конец.
В стране теперь порядок новый,
И содрогается Творец.
Михайловское разорили
И маску Пушкина разбили,
Сожгли все книги и  бильярд,
Дом Вревских был огнем объят.
Могил владельцев не щадили,
Не осенив крестом свой лоб,
Достали и разбили гроб,
Останки все разворошили.
Так,  где же та любовь к гробам,
Что предки завещали нам?

Возможно, бес в людей вселился.
И овладев душою их,
Он долгих сорок лет томился
И от бессилия затих.
Как оценить поступок этот,
Что дочка Пушкина- поэта
Голодной смертью умерла?
А пенсию, что так ждала,
От новой власти не дождалась,
Хотя пообещали ей
Платить до самых смертных дней,
Старушке жить чуть-чуть осталось.
То были страшные года,
Но помнить стоит их всегда.

Здесь время вдруг остановилось,
Когда поэт покинул дом,
Но все, как прежде, сохранилось,
Тоскуя, словно, о былом.
Мы тихо бродим по квартире
И видим чью-то тень в мундире
Кавалергардского полка,
На вид она была жалка.
По полу шаркая ногами,
Шепча бессвязные слова,
И на ногах держась едва,
Дантес явился перед нами.
Пролился лунный свет с небес
И страшный образ вмиг исчез.

Пройдя парадной анфиладой,
Вошли в рабочий кабинет.
Он освещался лишь лампадой,
Но виден каждый был предмет.
Дублеты книг стоят рядами.
Глаза наполнились слезами,
Когда поэт к ним подходил,
Где вздох последний испустил.
Часы старинные, портреты,
Перед портретами цветы,
На письменном столе листы.
Жаль, что стихи в них не допеты.
Ждет кабинет его давно,
Дождаться лишь не суждено.

Знакомый голос звал поэта
Из глубины квартирной тьмы.
Скользнул по полу лучик света,
За ним проследовали мы.
От страха сердце бьется гулко,
На столике стоит шкатулка,
Там  письма Пушкина лежат,
(их каждый прочитать бы рад),
Вдруг аромат духов старинных
Пролился в комнате, и вот,
Навстречу Nathalie идет.
Слеза блестит в ресницах длинных.
Она прелестна, как всегда,
И недоступна, как звезда.


К нам легкой робкою походкой
Шурша чуть платьем,  подошла,
И одарив улыбкой кроткой,
За руку Пушкина взяла.
Вздохнув, прижалась к мужу нежно,
Доверчиво и безмятежно.
Поэт на ушко ей шептал,
Что этой встречи долго ждал.
Супругам я мешать не буду,
Спокойно пусть поговорят
Пока вокруг все люди спят.
С реликвиями я побуду,
В руках все вещи подержу
И на диване посижу.

Хожу свободно по квартире
И вещи трогаю рукой.
Как много изменилось в мире
Со дня дуэли роковой.
На юбилей музей открыли,
А вещи люди подарили,
Согласно вековых примет,
Здесь каждый собранный предмет
По плану место занимает.
Немного подлинных вещей
Попало в пушкинский музей.
Но, что собрали, утешает.
Сгорела часть вещей в огне,
Когда война шла по стране.

Беру шкатулку, открываю,
В ней письма Пушкина к жене,
Старинный аромат вдыхаю,
Что сохранился в глубине.
Нельзя руками вещи трогать,
В музеях с этим очень строго.
Все ставлю на свои места,
Моя исполнилась мечта:
Попасть в то время и послушать,
Как говорили и о чем,
А если повезет потом,
Старинные блюда откушать.
Мне здесь слегка не повезло,
Они не кушают давно.

Ларец, что Пушкину достался
От прадеда, стоит в углу,
Жилет, в нем на дуэли дрался,
Стол, пододвинутый к окну,
Ломберный столик у камина,
Картина, что над клавесином,
Прибор чернильный на столе,
Часы и свет Луны в окне.
Семье принадлежало это,
А позже перешло в музей,
Все, сохранив до наших дней,
И прелесть века, и секреты.
И вдруг я слышу издали,
Как Пушкин шепчет Nathalie.

«Прощай, небесное созданье!
Надеюсь, встретимся мы вновь.
Остались в прошлом все страданья,
Но не прошла моя любовь.
Судьба ко мне была сурова,
Но верь, тебя найду я скоро,
Навек моя мадонна ты!»,
Он говорил из темноты.
И Пушкин, преклонив колени,
Жены любимой ручки взял
И нежно их поцеловал.
Затем сорвал цветок с растений,
На память подарил жене.
И этим счастлив был вполне.

Дожить до старости поэту
Не дали силы тьмы и зла.
Остались шаркать по паркету
И любоваться в зеркалах
Своим бесплотным отраженьем
Персоны, что теперь в забвенье.
Их прах истлел давным-давно,
Им знать уже не суждено,
Что жертвы их интриг коварных,
Наперекор лихой судьбе,
Оставят память о себе
В среде потомков благодарных.
Вполне мы верим чудесам
И благодарны небесам.

Погасли звезды, тьма бледнеет.
И в прошлое уходит ночь.
Сейчас квартира опустеет,
Ведь мы уже уходим прочь.
Наш город небо обнимает,
Адмиралтейский шпиль сияет
И с ангелом несется вдаль.
Мне с Пушкиным прощаться жаль.
Лишь солнца луч коснулся нежный,
Кораблик по небу поплыл.
Его день новый вдаль манил,
А подгонял лишь ветер свежий.
Жизнь не стоит, идет вперед,
Открытий множество нас ждет.

За днями дни уходят в вечность,
В историю уходит век,
Не замечая быстротечность,
Жизнь наша продолжает бег.
Мы ураганом в мир влетаем,
Которого еще не знаем,
Нас мамы с нетерпеньем ждут,
По жизни за руку ведут.
Пора взросленья наступает,
А впереди простор для дел,
Но не для каждого удел
Счастливым и простым бывает.
Лишь стоит звездочке блеснуть
И вдруг,  закончен жизни путь.

К себе домой веду поэта,
Пусть видит как и чем живем.
Быть может, и не скромно это,
Да только помним мы о нем.
Пришли соседи и родные,
И молодые, и седые,
Знакомые мои пришли,
Кто не скрывал к нему любви.
Альбомы, книги и портреты
Его детей и Nathalie
Мы показать ему смогли,
Все сердцу милые предметы.
Люблю я Пушкина душой,
В моем он доме как родной.

На темном небе лучик света
Пробился сквозь ночную мглу.
Гляжу украдкой на поэта,
Вдруг тень промчалась по челу.
Мы очень много говорили,
О времени совсем забыли.
И вот, настал прощанья час,
Слезинки капали из глаз.
На фоне темного окошка
Стоял он  с нимбом, как святой,
Затем всем нам махнул рукой,
Безмолвно постоял немножко,
Пролился золотым дождем
На небе питерском ночном.

Жизнь протекает, как и прежде,
И если вдруг душа грустит,
Я к Пушкину иду в надежде,
Что он со мной поговорит.
Поэт стоит такой помпезный,
На самом деле он любезный,
Высокомерия в нем нет,
Хоть и народный был поэт.
Когда тоскливо вечерами,
Мы по душам с ним говорим,
И сам великий Херувим
Подчас тоскует вместе с нами.
Луна хранит большой секрет-
Ночами пуст тот постамент.















 


















 


 


За горизонт уходит солнце,
Бросая блики на паркет.
А во дворе, сыром колодце,
Его и в жаркий полдень нет.
Оконца тесного жилища
Себе простор как будто ищут,
Глядят на розовый закат
И птицей вольной вдаль летят.
Когда уснет усталый город,
На смену призраки встают,
Побыть хоть несколько минут,
Где не довлеет мрак и холод.
Им надоело день-деньской
Живым завидовать с тоской.

Когда по площади Искусства
Я мимо Пушкина иду,
Бывает мне довольно грустно
И я всегда чего-то жду.
Наверно жду того момента,
Когда он спрыгнет с постамента,
Со мной по городу пойдет
И встретит солнечный восход.
Хочу спросить я у поэта,
О чем мечтал и как он жил,
Про тайну, что от всех он скрыл,
И даже попросить совета.
И Бог моим молитвам внял,
Поговорить с поэтом дал.

Погожий день к концу подходит.
Я медленно иду домой.
Моя усталость вдруг проходит,
Ночной предчувствуя покой.
На город сумерки пролились,
На небе звезды появились,
Мерцают, призрачно горя,
Нас в царство вечности маня.
Любуюсь звездами, Луною,
Упала лишь ночная сень,
Я вижу пушкинскую тень,
Что молча встала предо мною.
Дотронувшись слегка рукой,
Я понимаю - он живой.

Мечта в реальность превратилась.
Щиплю себя, вдруг это сон.
Благодарю за божью милость
Свою судьбу и небосклон.
Вдруг Пушкин говорит, что очень
Со мною прогуляться хочет,
Увидеть город и мосты
И парки дивной красоты.
В последней побывать квартире,
Где проживал с большой семьей
И вечный свой обрел покой.
Не помнят горожане ныне,
Но Пушкин хорошо знал дом,
Что в нем когда-то жил Бирон.

Шли медленно до перехода,
Поэт взволнованно дышал.
Хоть было и полно народа,
Его никто не узнавал.
Людской поток бежал меняясь,
Через заторы пробираясь.
Водоворот нас закружил
Так лихо, что чуть с ног не сбил.
Глазами кто-то цепко впился,
В прохожем Пушкина признав,
Но так ни слова не сказав,
В толпе бесследно растворился.
В делах и суете мирской
Проходит жизнь свой путь земной.

Аничков мост через Фонтанку
Огнями светится вдали.
Идем к Михайловскому замку,
Он от подсветки как в крови.
У входа в замок конь строптивый
Своей потряхивает гривой.
И кажется, что Петр сердит,
За то, что внук был здесь убит.
По саду Летнему проходим,
Шуршим опавшею листвой,
Пинаем желуди ногой,
Скамью заветную находим,
Где Пушкин сиживать любил
И по утрам счастливым был.

Пустеют улицы. Огнями
Витрины ярко лишь горят,
И звезды между облаками
При лунном свете не дрожат.
Идем к церквушке, где когда-то
В убранстве очень не богатом
С поэтом гроб стоял всю ночь.
И каждый смертный был не прочь
Сюда попасть на отпеванье.
Друзья, враги, толпа зевак
И может те, кто просто так,
Из одного лишь состраданья,
Пришли проститься навсегда
С поэтом Пушкиным тогда.

Из церкви вышли, ноги сами
На Мойку Пушкина несли.
Чуть слышно, робкими шагами
К подъезду дома подошли.
Старинный особняк был мрачен,
Нам час как будто был назначен.
Без скрипа дверь сама открылась
И темнота вдруг расступилась.
Наверх по лестнице поднялись
И лунный свет нам стал свечой,
Лишь половицы под ногой
Скрипели, словно, возмущались.
И будет лучик голубой
Нам путеводною звездой.

Здесь Пушкин жил с семьей когда-то,
Работал много, счастлив был,
Жил справно, хоть и не богато.
Да глупость только совершил,
Когда сестер жены любимой,
Красивой и неотразимой,
Он приютил по доброте,
Не благодарны были те.
Наш Пушкин книги покупает,
Сестер жены выводит в свет,
То на балы, то на обед.
Их замуж выдать обещает,
Не забывая ни на миг,
Что возраст барышень велик.

Кавалергарды молодые
Съезжались на обеды к ним.
Их эполеты золотые
Сверкали блеском дорогим.
Катрин солидный муж был нужен,
Жаль только копией похуже
Она своей сестры была,
Но все же прелесть как мила.
Дантес привлек ее вниманье
Своею статью и красой,
Он был богат и холостой,
И пробуждал в ней все желанья.
Екатерина за мечтой
Летит как в омут с головой.


Посол невест искал барону,
Аристократок выбирал.
Хотелось быть поближе к трону,
Иметь солидный капитал.
Свой интерес был у Дантеса:
Влюбленный в Пушкину повеса
Повсюду следовал за ней.
С годами страсть была сильней.
Была ли то любовь, не знаю,
Скорее прихоть или блажь.
Барон сильней впадает в раж,
А все вокруг него страдают.
Дантес, уверенный в себе,
Пошел наперекор судьбе.

Последний год был трудным очень.
Семья росла как на дрожжах.
Поэт долгами озабочен,
В душе вдруг появился страх.
Проблемы с сестрами Натальи
И утомительный каналья,
Что докучал его жене,
Бывая с ней наедине.
Балы и раут каждодневный,
Авгуры, сплетники подчас
Семью тревожили ни раз.
И Пушкин был ужасно гневный.
От гнева белый свет не мил,
Постылым стало все, чем  жил.

Пришла весна. Все слышат грохот,
Что очень радует сердца
И вызывает милый хохот
При виде первого гонца.
Так глыбы льда трещат толкаясь,
На солнце жаркое ругаясь.
И под напором талых вод
Хрустит со звоном невский лед.
Последний снег растает скоро,
И грязь разъезженных дорог
Засохнет. Первенец – цветок
Пробьется к свету у забора.
Весна надеждами полна.
Весною людям не до сна.

Был май. Вдруг солнце потемнело,
Луна закрыла яркий диск.
Народ стоял оцепенелый
Под вой собак и детский писк.
Минуты шли,  и мрак растаял,
Дворовый где-то пес залаял.
Вновь небо стало голубым,
А солнце ярко - золотым.
 Весь город наблюдал затменье.
Не часто в этой широте
Такой дивишься красоте.
Дурным считалось то знаменье.
Поэт гнал злые мысли прочь.
У них родилась в мае дочь.

На лето Пушкин предлагает
В деревню ехать всей семьей.
Но сестры слушать не желают,
Им жизни хочется иной.
Семья у Пушкиных большая,
Квартира им нужна другая.
Но проживет он только в ней
Всего сто тридцать девять дней.
И так, поэт переезжает
На Мойку, адрес нам знаком,
То был князей Волконских дом,
Теперь все люди это знают.
Здесь Пушкин свой обрел покой.
Он будет вечно молодой.


В тот год холодным было лето
И нудный дождь все время лил.
По небу пронеслась комета,
О ней весь город говорил.
А воды Финского залива
В Неву катились торопливо.
И ночью в октябре она
Не затопила град едва.
Вода с угрозой прибывала,
Не видно было звезд, Луны,
Палила пушка со стены,
О бедствии предупреждала.
Затем спал уровень воды,
Ушла стихия без беды.

Стояла мерзкая погода:
Промозглый ветер, мокрый снег,
Ненастье в это время года,
Все как всегда из века в век.
Забыв про горе и печали,
Друзья с поэтом отмечали
«Святого братства» юбилей,
И вспоминали свой Лицей.
В последний раз был Пушкин с ними,
За дружеским столом сидел,
Негромко гимн лицейский пел,
Стихами радовал своими.
Друзья уйдут на суд Богов,
Последним будет Горчаков.
Дантес в любви безумной клялся
При встречах  с пушкинской женой,
Свиданий тайных добивался
И звал загадочной звездой.
Французу было неприятно,
Когда Наталья деликатно,
Просила ей не докучать
И повод сплетням не давать.
Хоть обесславить перед мужем,
Хотел за униженье он.
И на душу взял грех барон, 
Для мести лишь посредник нужен:
Знакомым письма написать
И даму сердца наказать.


Письмо вскрывает Пушкин смело,
Оцепенел, когда открыл.
Лицо мгновенно побледнело,
В конверте злобный пасквиль был.
Написан был он по-французски,
Но автор знал прекрасно русский
И над людьми шутить,
Знал как мужчину разозлить.
Друзья конверты тоже вскрыли,
Прочли и бросили в камин.
Кто тот жестокий аноним?
Вокруг все только говорили.
Теперь мы знаем, кто им был,
За что поэта не любил.

Наш Пушкин сразу догадался,
Кто эту мерзость написал,
А анонимщик не сознался,
До смерти тайну сохранял.
Нельзя скрыть то, что явно людям,
Но Бог поможет и рассудит.
И вот, прошло всего сто лет-
Зловещей тайны больше нет.
Эксперты славно потрудились,
Научно доказали всем,
Кто все придумал и зачем.
И споры сразу прекратились.
Князь Долгоруков сочинил,
И грязью Пушкина облил.

Сказать немного слов придется
Кем был тот родовитый князь.
За ним дурная слава вьется,
Скандал, шантаж и просто грязь.
Хотя был знатного он рода,
Но такова его природа:
Остался рано сиротой
И с детства был слегка хромой.
А за дурное поведенье
Разжалован был князь в пажи,
И в гвардии он не служил,
А целью жизни стало мщенье.
За «азиатский» свой порок
Хороший получил урок.

Не мудрено, в кругу Дантеса
Желанным гостем был всегда.
Его в злодейских интересах
Использовали господа.
Князь злобы не питал к поэту,
Но по-геккернову совету
Потешиться над ним решил,
Уж больно пошутить любил.
Он думал пасквиль посылая,
Что отомстит сполна царю,
И выплеснул всю желчь свою,
От смеха дома умирая.
Напрасно родовитый князь
Шутил, разбрызгивая грязь.

В салонах знали: без Геккерна
Не обошлось здесь как всегда.
Посол жалел потом, наверно,
Ведь чувствовал, грядет беда.
И чтобы избежать позора,
Жорж заявил, что очень скоро
Он сделает серьезный шаг,
Вступая с Гончаровой в брак.
Аристократы удивились,
А Пушкин заключил пари-
Не женятся Дантес с Катрин,
Но молодые поженились.
Пари, конечно, проиграл,
Замят на время был скандал.

Всем после свадьбы хуже стало.
Уже как родственник, барон
Бывал, где Пушкина блистала,
И был нисколько не смущен,
Заметив взгляд жены ревнивой,
Для всех казавшейся счастливой,
Поэта гневные глаза.
Рождалась новая гроза.
Был безрассуден волокита,
Когда танцуя с Nathalie,
Шептал о страсти и любви,
Что сердце у него разбито,
Но время не вернуть назад,
Он, к сожалению, женат.

Лишь из семейных интересов
Поэт серьезно говорит,
Что для Геккерна и Дантесов
Дом навсегда теперь закрыт.
Но несмотря на заявленье,
Барон искал уединенья
С той, о которой грезил он,
Чьей красотой был опьянен.
Дантес ждал встречи; день тянулся,
И вот, он едет на обед.
(Знал, что поэта дома нет)
И с Пушкиным в дверях столкнулся.
Дуэль теперь не избежать
И повод можно не искать.

Все решено. Теперь к барьеру.
Чью кровь соперники прольют?
Поэту, как и берсальеру,
Нет равных в жизни и в бою.
Себя на мысли Пушкин ловит
И сердце как-то странно ноет.
Урании знакомый лик
Перед глазами вдруг возник.
Давно своей не видел Музы,
Ведь много лет прошло с тех пор,
И чудных глаз забылся взор.
Да и супружеские узы
Затмили старую любовь,
Но вспыхнуло в душе все вновь.

В одно небесное созданье
В дни юности он был влюблен,
И чтобы сохранить все в тайне,
Ей множество давал имен.
Я приоткрою тайну ныне-
Ей поклонялся как богине,
Стихи и оды посвящал,
Уранией своею звал.
Мифологическая роза
Всегда присутствует в стихах,
Лишь роза превратилась в прах,
Стихам пришла на смену проза.
Пегас летает в небесах,
Тоска и боль в его глазах.

Покинул землю ангел чистый,
В Эдеме он теперь живет.
Поэт свет видит серебристый
В его день смерти каждый год.
Великой Музою поэта
Была сама Елизавета;
Когда пришел прощанья час,
На небе звездочка зажглась.
В обитель дальнюю стремится,
Нет «alter ego» у него.
Он хочет только одного-
Перед Уранией склониться.
Возможно, позвала его
Она к себе давным - давно.

Проснулся Пушкин очень рано.
Часы пробили  восемь раз.
Поднялся медленно с дивана,
А в девять принесли как раз
Ему письмо от секунданта.
Ответил на письмо педанта,
Что не желает посвящать
В дела семейные всю знать.
 Цветаев в полдень появился,
Обед прошел и ровно в час
Вошел лицейский друг Данзас,
За опозданье извинился.
Прошли тихонько  в кабинет,
Поговорили tete-a-tete.

Уехал друг. Стал Пушкин мыться,
Все чистое велел подать.
Слуге сказал, что возвратится
Он вечером, часов так в пять.
Надел бекешу, быстро вышел.
Метель кружила выше крыши.
Вернулся шубу он одеть,
В санях ведь холодно сидеть.
К приятелям своим поехал,
Где жили Россеты тогда,
Все обсудили господа,
Назад домой спокойным ехал.
Но там царила тишина,
В гостях с детьми была жена.

Письмо Ишимовой отправил,
Присел перед дуэлью. Встал.
Все на столе как есть оставил,
Его Данзас в три тридцать ждал.
Без десяти четыре было,
Мела метель и сердце ныло.
В пути разъехались  с женой,
Что ехала с детьми  домой.
В четыре тридцать подкатили
Их сани. Встали у берез.
Мела метель, крепчал мороз.
Для поединка проторили
Тропу шагов на двадцать пять,
Площадку, где должны стрелять.

Ну вот, как будто все готово.
Везунчик будет только жить.
В противном случае, все снова
Придется здесь же повторить.
Взвели курки, пошли навстречу,
Но здесь я все-таки замечу,
Что первым выстрелил барон,
И пулей Пушкин был сражен.
Хоть выстрел прогремел негромко,
Свинец ужалил как оса,
От боли он закрыл глаза,
Забилось сердце очень звонко.
Но Пушкин из последних сил
Дантесу все же отомстил.

Из раны теплой струйкой алой
На белый снег стекала кровь
И на морозе застывала,
Чтобы весной оттаять вновь.
Погожим днем с водою талой
Зима ее  сполна отдала.
Теперь хранится дар святой
На глубине в земле сырой.
Данзас поэта осторожно,
Укутал шубой,  уложил
На сани, Кучер покатил.
И стало на душе тревожно.
Он думал как сказать жене,
Увидев свет в ее окне.

От дикой боли стиснув зубы,
Чтоб не кричать и не стонать,
В кровь Пушкин искусал все губы,
Еще два дня ему страдать.
В шесть кони встали у подъезда,
Никита барина приезда
Довольно долго ожидал
И чуть в людской не задремал,
Когда подъехала карета.
Подумал, в гости кто опять,
Пошел им двери открывать,
А это привезли поэта.
Поднял и на руках с тоской
Отнес по лестнице домой.

Свершилось страшное злодейство.
Все ждут, что скажут доктора.
Притихло Пушкиных семейство,
Не плачет даже детвора.
Чуть слышно бегает прислуга,
Приехал Вяземский с супругой.
Лейб-медик Аренд приговор
Выносит, потупив свой взор.
Пытаясь облегчить страданья,
Ему прикладывают лед
На развороченный живот,
И исполняют все желанья.
Поэт морошки попросил
И дух последний испустил.

Но через час из кабинета
По указанию царя
В переднюю снесли поэта,
Хоть против вся была семья.
Два дня прощаться приходили,
Но праздных слов не говорили,
Затем сам Гальберг маску снял,
Жуковский план нарисовал
Квартиры, что семья снимала.
Здесь были радость, детский смех,
Который радовал так всех.
И в одночасье все пропало.
С  тех пор прошло немало лет,
В бессмертие шагнул поэт.

Когда земле предали тело,
Поэта Пушкина душа
Оставить мир не захотела
И в рай небесный не ушла.
Семью оберегать осталась
И от бессилья содрогалась,
Как Вяземский от  Nathalie
Добиться пробовал любви.
Враги в друзей вдруг превращались,
Царь оплатил долги и вот
Труды поэта издает.
Дантесы навсегда прощались
С Россией. И однажды в ночь
В карете укатили прочь.

Вдова покинула столицу,
В Калугу ехала с детьми,
Как узница в свою темницу,
Жить тошно было ей с людьми.
С Катрин проститься не желала,
Сестру с собой другую взяла.
И Александра, как могла,
Устроить жизнь ей помогла.
Года идут за годом дружно,
Проблемам не видать конца,
Растут детишки без отца,
В Лицее им учиться нужно.
Не одолев душевных мук,
Семейство едет в Петербург.

И каждый год, как в день кончины,
Одета в траур, строгий пост,
Струятся первые седины
В копне каштановых волос.
Но Nathalie вдовой поэта
Осталась навсегда для света,
Поклонников отвергла всех,
Над злобой одержала верх.
Жила довольно небогато,
Но не роптала на судьбу,
Вела с опекуном борьбу.
Напрасно было милость ждать,
Чтоб оказала помощь мать.

Боль потихоньку отступала
И нужно было дальше жить.
Ланской уже Наталья стала,
В лейб-гвардию пошел служить
Сын старший, Александр Пушкин.
Служил он от Балкан до Кушки,
Во всем всегда примером был,
За храбрость саблю получил.
С Романовыми породнятся
Потомки Пушкина,  потом
Войдут и в королевский дом.
Им лишь в России опасаться
Придется за судьбу свою.
Немало сгинет их в бою.

Год восемнадцатый, суровый,
Режиму царскому конец.
В стране теперь порядок новый,
И содрогается Творец.
Михайловское разорили
И маску Пушкина разбили,
Сожгли все книги и  бильярд,
Дом Вревских был огнем объят.
Могил владельцев не щадили,
Не осенив крестом свой лоб,
Достали и разбили гроб,
Останки все разворошили.
Так,  где же та любовь к гробам,
Что предки завещали нам?

Возможно, бес в людей вселился.
И овладев душою их,
Он долгих сорок лет томился
И от бессилия затих.
Как оценить поступок этот,
Что дочка Пушкина- поэта
Голодной смертью умерла?
А пенсию, что так ждала,
От новой власти не дождалась,
Хотя пообещали ей
Платить до самых смертных дней,
Старушке жить чуть-чуть осталось.
То были страшные года,
Но помнить стоит их всегда.

Здесь время вдруг остановилось,
Когда поэт покинул дом,
Но все, как прежде, сохранилось,
Тоскуя, словно, о былом.
Мы тихо бродим по квартире
И видим чью-то тень в мундире
Кавалергардского полка,
На вид она была жалка.
По полу шаркая ногами,
Шепча бессвязные слова,
И на ногах держась едва,
Дантес явился перед нами.
Пролился лунный свет с небес
И страшный образ вмиг исчез.

Пройдя парадной анфиладой,
Вошли в рабочий кабинет.
Он освещался лишь лампадой,
Но виден каждый был предмет.
Дублеты книг стоят рядами.
Глаза наполнились слезами,
Когда поэт к ним подходил,
Где вздох последний испустил.
Часы старинные, портреты,
Перед портретами цветы,
На письменном столе листы.
Жаль, что стихи в них не допеты.
Ждет кабинет его давно,
Дождаться лишь не суждено.

Знакомый голос звал поэта
Из глубины квартирной тьмы.
Скользнул по полу лучик света,
За ним проследовали мы.
От страха сердце бьется гулко,
На столике стоит шкатулка,
Там  письма Пушкина лежат,
(их каждый прочитать бы рад),
Вдруг аромат духов старинных
Пролился в комнате, и вот,
Навстречу Nathalie идет.
Слеза блестит в ресницах длинных.
Она прелестна, как всегда,
И недоступна, как звезда.


К нам легкой робкою походкой
Шурша чуть платьем,  подошла,
И одарив улыбкой кроткой,
За руку Пушкина взяла.
Вздохнув, прижалась к мужу нежно,
Доверчиво и безмятежно.
Поэт на ушко ей шептал,
Что этой встречи долго ждал.
Супругам я мешать не буду,
Спокойно пусть поговорят
Пока вокруг все люди спят.
С реликвиями я побуду,
В руках все вещи подержу
И на диване посижу.

Хожу свободно по квартире
И вещи трогаю рукой.
Как много изменилось в мире
Со дня дуэли роковой.
На юбилей музей открыли,
А вещи люди подарили,
Согласно вековых примет,
Здесь каждый собранный предмет
По плану место занимает.
Немного подлинных вещей
Попало в пушкинский музей.
Но, что собрали, утешает.
Сгорела часть вещей в огне,
Когда война шла по стране.

Беру шкатулку, открываю,
В ней письма Пушкина к жене,
Старинный аромат вдыхаю,
Что сохранился в глубине.
Нельзя руками вещи трогать,
В музеях с этим очень строго.
Все ставлю на свои места,
Моя исполнилась мечта:
Попасть в то время и послушать,
Как говорили и о чем,
А если повезет потом,
Старинные блюда откушать.
Мне здесь слегка не повезло,
Они не кушают давно.

Ларец, что Пушкину достался
От прадеда, стоит в углу,
Жилет, в нем на дуэли дрался,
Стол, пододвинутый к окну,
Ломберный столик у камина,
Картина, что над клавесином,
Прибор чернильный на столе,
Часы и свет Луны в окне.
Семье принадлежало это,
А позже перешло в музей,
Все, сохранив до наших дней,
И прелесть века, и секреты.
И вдруг я слышу издали,
Как Пушкин шепчет Nathalie.

«Прощай, небесное созданье!
Надеюсь, встретимся мы вновь.
Остались в прошлом все страданья,
Но не прошла моя любовь.
Судьба ко мне была сурова,
Но верь, тебя найду я скоро,
Навек моя мадонна ты!»,
Он говорил из темноты.
И Пушкин, преклонив колени,
Жены любимой ручки взял
И нежно их поцеловал.
Затем сорвал цветок с растений,
На память подарил жене.
И этим счастлив был вполне.

Дожить до старости поэту
Не дали силы тьмы и зла.
Остались шаркать по паркету
И любоваться в зеркалах
Своим бесплотным отраженьем
Персоны, что теперь в забвенье.
Их прах истлел давным-давно,
Им знать уже не суждено,
Что жертвы их интриг коварных,
Наперекор лихой судьбе,
Оставят память о себе
В среде потомков благодарных.
Вполне мы верим чудесам
И благодарны небесам.

Погасли звезды, тьма бледнеет.
И в прошлое уходит ночь.
Сейчас квартира опустеет,
Ведь мы уже уходим прочь.
Наш город небо обнимает,
Адмиралтейский шпиль сияет
И с ангелом несется вдаль.
Мне с Пушкиным прощаться жаль.
Лишь солнца луч коснулся нежный,
Кораблик по небу поплыл.
Его день новый вдаль манил,
А подгонял лишь ветер свежий.
Жизнь не стоит, идет вперед,
Открытий множество нас ждет.

За днями дни уходят в вечность,
В историю уходит век,
Не замечая быстротечность,
Жизнь наша продолжает бег.
Мы ураганом в мир влетаем,
Которого еще не знаем,
Нас мамы с нетерпеньем ждут,
По жизни за руку ведут.
Пора взросленья наступает,
А впереди простор для дел,
Но не для каждого удел
Счастливым и простым бывает.
Лишь стоит звездочке блеснуть
И вдруг,  закончен жизни путь.

К себе домой веду поэта,
Пусть видит как и чем живем.
Быть может, и не скромно это,
Да только помним мы о нем.
Пришли соседи и родные,
И молодые, и седые,
Знакомые мои пришли,
Кто не скрывал к нему любви.
Альбомы, книги и портреты
Его детей и Nathalie
Мы показать ему смогли,
Все сердцу милые предметы.
Люблю я Пушкина душой,
В моем он доме как родной.

На темном небе лучик света
Пробился сквозь ночную мглу.
Гляжу украдкой на поэта,
Вдруг тень промчалась по челу.
Мы очень много говорили,
О времени совсем забыли.
И вот, настал прощанья час,
Слезинки капали из глаз.
На фоне темного окошка
Стоял он  с нимбом, как святой,
Затем всем нам махнул рукой,
Безмолвно постоял немножко,
Пролился золотым дождем
На небе питерском ночном.

Жизнь протекает, как и прежде,
И если вдруг душа грустит,
Я к Пушкину иду в надежде,
Что он со мной поговорит.
Поэт стоит такой помпезный,
На самом деле он любезный,
Высокомерия в нем нет,
Хоть и народный был поэт.
Когда тоскливо вечерами,
Мы по душам с ним говорим,
И сам великий Херувим
Подчас тоскует вместе с нами.
Луна хранит большой секрет-
Ночами пуст тот постамент.