Искупление. Поэма

                Памяти невинно убиенных жертв
                царской семьи  17 июля  1918 года
                в  Екатеринбурге.


Я в дымке и мгле пробиралась
К могилам безвестным досель.
В развилку дорог упиралась…
Вот места святого купель –
Останков короны России,
Сыгравшей в истории роль
Последней народной святыни, -
Смерть смертью поправ за любовь.


              1. ЦАРСКОСЕЛЬСКИЙ  АРЕСТ


Февральской мятежной порошей
Засыпало царский чертог.
Смута непосильною ношей
Давила державу как рок.

Отречься?! Бурлило сознанье,
Сводя Николая с ума:
Он видел творящих дознанье
И понял, что аспидов – тьма.

Средь дел находясь в Могилеве,
Услышал из Ставки – подлог!
Он понял, что Дума готовит
Короны российской пролог.

Последним пера повеленьем
Раскол упредить захотел.
Считал, что своим отреченьем
За благо отчизны радел.

Но месть обезумевшей своры
Его под арест подвела.
И  Временной Власти раздоры
Узнала больная страна.

Керенский стал первым судьею,
Нарушив церковный обет.
Других надзирателей свора
Вошла в Царскосельский совдеп.

Инструкции жесткой послушна,
Она обитала кругом.
Ее допустил равнодушно
Надменный с зеленым лицом.

И челядь охранников дерзких
С Царем недостойно вела:
В ответ на привет и любезность
Издевкой и пошлостью жгла.

Оружие детское с злобой
У отрока бедного взяв,
Глумливая эта порода
Так тешилась, детство поправ.

Керенский! Вы поняли сразу,
Что здесь невиновных казнят,
Что злом большевистской заразы
Престол государственный смят.

Пред вами не мот родовитый,
А первый России солдат:
Покинутый лживою свитой
И волею черни распят.

Не божеской силе послушный –
Ты руки как Понтий, умыл,
Отправив в Тобольск равнодушно
Всех узников Царской семьи.


                2. ТОБОЛЬСК

Сибирским спокойствием встретил
Семью этот город простой.
И люди ходили у окон,
И Царь отвечал им рукой.

Здесь власти удушливо-черной
Еще не гремела гроза.
И август прохладный и томный
Очистил тех душ небеса.

С утра и до ночи моленья
Их мир составляли земной.
Божественные песнопенья
Стелили им путь в мир иной.

Была с ними тут Пресвятая.
И храм Благовещенья чтил
Бессмертного духа терзанья
Над бездной грядущих могил.

Цепями прикованы грозно –
Души своей свет сберегли.
В молитве стояли не розно
Архангелы русской земли.

А дом губернатора помнит
Учебы старательный дар.
Вот дверь приоткрылась, и входит
Лорд Гиббс и швейцарец Жильяр.

Их верность не знала предела!
(Апраксин, Нарышкин ушли.
И Саблин и Грабе измены –
Керенского власть предпочли).

В последние месяцы года
Учили княжны языки.
И в тяжкие дни несвободы
Все были так к Богу близки!

Но как бы в другом измеренье
Жила надзирателей рать.
Она пребывала в сомненьях
О царской семье. Убивать?!

О, нет! Тут не место двуличью!
Здесь были Никольским подстать –
Поправшие предков обычья,
Готовые тут же стрелять.

Но был Кобылинский, Панкратов.
Они сберегали семью.
Умом и душою богаты –
Не продали совесть свою.

Но чернь большевистскую ладом
Они повернуть не смогли.
Изгнали свои же солдаты
Последнюю доблесть земли.

Лишившись былого прикрытья,
Хранившего участь царей,
Семья приближалась к отплытью
В объятья своих палачей.


                3. ЕКАТЕРИНБУРГ

Апрель. Восемнадцатый год.
Болезнь Алексея смертельна.
Уж отрок лишился двух ног,
Прикованный навек к постели.

О, как он тревожил умы –
Потомок прямой и несчастный.
Сей агнец безжалостной тьмы,
Закланный годиной ужасной.

ЦК представителя шлет
Уже не от временных – прочных.
И жизнь всей семьи предает
В чистилище тварей порочных.

Вся их большевистская суть –
Печать от лукавого – тайна.
В глазах у Юровского муть
Чадящих болот Приуралья.

В том доме Ипатьева чернь,
Бесстыдно в охрану играя,
Пила и глумилась весь день,
Подчас воровством промышляя.

Ты, Господи, дал монастырь,
Что также Ипатьевским звался.
Как будто столетий трех быль –
Романов короновался.

Зачем же бесов этот дом,
Где черные вороны кружат.
Не люди, а звери кругом.
Не Богу, а дьяволу служат.

«Терпи за народ до конца,
Помазанник Божий с семьею»,-
Так старцев святых голоса
Вещали с небес над землею.

Семья на коленях молясь,
За дьяконом вслед «упокой»
Пропела, набожно крестясь,
Конца ожидая с тоской.

Вот пробил намеченный час
Огня и меча. Где же жалость?
Невинная кровь пролилась –
Предтечей всех бед оказалась!


                *   *   *

Я продираюсь в глуши
К дому, где муки и стоны.
Слез покаянья ключи
Бьют из души приглушенно.
Чувствую свет – не огней –
Ликов прекрасных свеченье!
А впереди Алексей –
Отрока вечное бденье!

                Июль 1998 г.


------------------

20 августа 2000 года члены царской семьи были причислены РПЦ к лику святых новомучеников и исповедников Российских, явленных и неявленных и в настоящий момент почитаются ею как «Царственные страстотерпцы».

День памяти: 4 (17) июля (день расстрела), а также в числе Собора новомучеников — 25 января (7 февраля), если этот день совпадет с воскресным днем, а если не совпадет — то в ближайшее воскресенье после 25 января (7 февраля).