Оступилась

подвала мокрые стены,
наказана бессолнечным пленом,
сама наказала себя, руки бледные тянутся к воле, ещё...
кровь пульсирует где-то, где-то и так горячо.

то, что ещё недавно убирала в косы,
ниспадает страшной тёмной волною; на часах ровно восемь,
змеевидная трещина до циферблата, в лоб ударило жаром,
в зрачках сомкнулось недалёкое будущее и прошлое кутанное в чём-то старом.

раскаяние? быть может, телефон? точно,
грустный бой часов известит о сообщении. срочно!
всем срочно! срочно жить, и срочно упасть!
и прямо туда, на холодный подвальный язык в города разомкнутую пасть...

недавно ещё было и piano раз в неделю, и цирк по выходным,
сейчас же - потолок давит и изнутри, и снаружи. к родным?
некуда. пусть нострадамус страдает дальше, ворочаясь в гробу,
только сегодня любой считает с ладони дрожащей твою судьбу.

...выпускной. кружилась в вальсе. вальс пел о предстоящем.
без слуха, без голоса. закрой глаза! ты уже в настоящем.
не добро, но пожаловать, тело ноет, знаешь, но на крышу вход заказан...
пускает кровь, по-старинке, сходу, сразу,

в этом помещении жизнь осталась, пожалуй, только в глазах.
я всегда стараюсь не смотреть в отверстые зеркала души. нельзя
в душу лезть с первого раза, жизнь-зараза.
ты давай, заканчивай, героиня, мне уже лампу выключать,
видеть свой восемнадцатый сон, а не ручейки карминовые считать.