Небесный вальс
НЕБЕСНЫЙ ВАЛЬС
Сколько тебя мне отмерено, небо, судьбою?
В синюю высь я взметнул свою жизнь как клубок.
Белою ниточкой тянется всё прожитое.
Тает клубок моей жизни с витка на виток.
Небо, ты носишь меня в облаках одичалых.
Сколько сменил я, гонясь за тобой, адресов.
Непогодь так коротка на бетонных причалах —
Не успеваю любви наглядеться в лицо.
Небо, ты солнечность, талая, зыбкая нежность,
Пристальность звёздного взгляда далёких миров,
Вечность пространства,
Разлук и тревог бесконечность,
Не оставляет меня твой таинственный зов.
Небо, я видел восходы твои и закаты,
Низкую радугу, близкий оскал грозовой.
Ты навсегда для меня и высоко, и свято!
Верности крыльями прочно я связан с тобой.
* * *
Детство моё замерло
Мальчиком на пригорке,
Из-под ладошки маленькой
В небо глядящим зорко.
В небо, где столько солнца,
В небо, где столько сини,
Где самолёт упрямый
Борется с ветром сильным.
Вот уж другой мальчишка
Замер на том пригорке.
Из-под ладошки маленькой
В небо он смотрит зорко.
В небе, где столько солнца,
В небе, где столько сини,
Мой самолёт упрямый
Борется с ветром сильным.
* * *
Сыпь, луна, голубые росинки
В окна синие спящих казарм.
Пусть приснятся уставшим курсантам
Лица добрые ласковых мам.
Будут вёсны грядущие мирными,
Станут зимние ночи теплей,
Если нам под шинелями серыми
Снятся лица родных матерей.
5 декабря 1973 г.
* * *
Не стоните, угрюмые сосны!
Улетайте, родные ветра!
Мой рюкзак навсегда заброшен,
И рукам не сложить костра.
Не с того, что из возраста вышел.
И не трушу, и не устал —
Дымом пахнущую штормовку
На ХБ и шинель поменял.*
Небом пахнут теперь ладони,
Пахнут псиной мои унты.
Чем-то схожи, друзья, бомбовозы
И носившие юность плоты.
Сухарей для походов не сушит,
Как бывало, старушка-мать.
Только легче ль усталому сердцу
Снова сына, тревожась, ждать.
Растерял я друзей по свету.
В редких письмах живёт любовь.
Мне и хочется и не хочется
Возвратить своё прошлое вновь.
Лучше смейтесь, лохматые сосны.
Бейтесь в грудь, молодые ветра.
Будет пахнуть ночлег брезентом,
Соберутся друзья у костра.
31 марта 1972 г.
КУРСАНТСКАЯ ВЕСНА
По полям моих конспектов
Скачет радостный «зайчонок».
Что ему «полёт по карте» —
Вмиг маршрут любой проскачет.
Петропавловск, скок — в Кургане,
Скок — в Свердловске...
Весь Урал в три секунды обскакал.
Побродил в тайге лохматой,
Подышал реки прохладой,
Надпись скальную прочёл,
Отдыхать в конспект пришёл.
На лобастой, чёрной бомбе
Сел и, странно, заскучал.
Знать, такого не встречал.
Заложил за щёку пальчик
Развесёлый мальчик-зайчик,
Вопросительно глядел —
У меня узнать хотел.
Только жмурил я глаза
И не слова не сказал.
На погонах голубых
С золотой каёмкой
Расписался тонко,
В пряжку-зеркальце гляделся,
Прыг...
Куда ж ты, зайчик, делся?
Знать, не по сердцу ему
Там, где учат «про войну».
ОСЕЕВО
Осеево рассеяло огни свои в Исети.
Загадочно Осеево плывёт всё в лунном свете.
Ах, как порой не хочется турбинным рёвом ТУ
Доверчивую, сонную, тревожить красоту!
Прости, прости, Осеево, хоть и далёк рассвет,
Расколет небо надвое сигнальный свет ракет.
Расколет небо грохотом громоголосый ТУ,
Взметнув меня над берегом в родную высоту.
А под крылом — так сказочно,
А над крылом — так звёздно.
Поёт мой ТУ под звёздами совсем уже не грозно.
Осеево рассеяло огни свои в Исети —
Душе моей ориентир в любой дали на свете.
ПРОЩАНИЕ
Люб мне север поднебесий,
Снеговые облака.
Я спешу к его просторам,
Словно к морю синь-река.
Дай мне руку на прощанье,
Поцелуи не нужны.
Знаю я, как эти губы
В страсти пылки и нежны.
Ждёт меня калёный север
Холодами добела
И комэск под долгой тенью*
Зачехлённого крыла.
Я спешу в краю суровом
Тишину взрывать движком,
Рассекать промёрзший воздух
Перегруженным крылом.
А тебя пугает север,
Вот он весь в твоих глазах:
Спасжилет с разбитым телом
На простуженных волнах.
Знаю я, судьба иная
Ждёт того, кто сердцем смел.
Не за тем четыре года
Я до севера летел.
Дай мне руку на прощанье,
Поцелуй ещё разок.
Ну, решай, махнёшь со мною
В заполярный городок?!
КАК РОЖДАЕТСЯ СОЛНЦЕ
Как рождается солнце, спросите меня.
Его на подлодках поднимают со дна
Самого тихого океана земли,
За Курильской грядою, где всю ночь берегли.
Как рождается солнце, спросите меня.
Его самолёты поднимают со дна
Самого синего океана земли,
Что небом бездонным навек нарекли.
Чтоб солнце сияло над мирной землёй,
Стартуют мужчины в родной непокой,
В морские глубины и в звёздную высь.
Знамёнам России мужчины клялись.
Стальным микроклиматом гермокабин
Испытано братство суровых мужчин,
С любовью к просторам морей и высот,
Хранящих от мрака земной небосвод.
ВЗЛЁТ
Извергая рёв и пламень,
Воздух, всасывая ртом,
Ты швыряешь, дьявол грозный,
От себя аэродром.
Над мелькающей бетонкой,
Гордо вздыбив хищный нос,
Свой стотонный, стреловидный
Профиль на небо вознёс.
Я в восторге замираю,
Очарованный тобой.
Ты стихаешь,
таешь,
таешь...
Убегающей звездой.
ИЛ-76
Ты прозван в войсках «караван-сараем»
И правды немалая доля в том есть.
Какие веса в небеса поднимаешь,
«ИЛ — семьдесят шесть»!
Мелькнут под крылом караваны морские,
Ты к сроку доставишь и грузы, и весть.
Полмира за сутки, шутя, облетаешь,
«ИЛ — семьдесят шесть»!
Над полем безбрежным
промчится твой профиль,
Цветков — парашютов не счесть.
Полнеба десантом своим заслоняешь,
«ИЛ — семьдесят шесть»!
В больших перелётах сплотил ты пилотов.
Хвала экипажу и честь!
Каким молодцам ты себя доверяешь,
«ИЛ — семьдесят шесть»!
МОНОЛОГ БОЕВОГО ЩИТА
Остановись,
Вглядись в меня.
Я — щит,
Хоть столько лет
Лишь как портрет
К стене пришит.
Я в сечи грозные ходил,
Глядел на смерть,
Но так ведун заговорил —
Не умереть.
В рубцах и ссадинах лицо —
Следы мечей,
Но не разбил меня ещё
Удар ничей.
Я шёл вперёд, и копья в грудь
По три,
По пять,
Но не смогли они меня
Никак сломать.
Я верно ратникам служил,
Но на себе
Их чёрным вдовам приносил
К живой избе.
Тому тот — сын,
Тому тот — брат,
Легли в боях...
Я ж латан был,
Украшен был,
Ходил в князьях.
Давно стирают
Только пыль с меня —
Не кровь.
Теперь я — память,
Только быль,
Иная новь.
Когда как страж
Я остаюсь здесь, в темноте,
Ведун мне шепчет:
«Со щитом
Иль на щите!»
Я никогда не изменял
Святым словам,
Их древней вязью праотцов
Вещаю вам.
Вот почему так много лет,
Так много лет
Ни им, ни мне,
Ни им, ни мне
Забвенья нет.
* * *
Который день на полосе*
Одна позёмка серебрится.
Пургой в брезент зачехлены
Мои серебряные птицы.
Грустит гитарная струна.
Ах, бессердечная природа —
Беспечно пляшет за окном,
Не зная грусти, непогода.
От глаз любимых и весны,
От всех забот,
С крылатым другом
Отсечены, очерчены
Мы колдовским
Полярным кругом.
СНОВА РАЗЛУКА
Снова разлука крадёт у меня синеокую.
Снова турбины печально ревут за спиной.
Я без неё — лишь звезда одинокая
В долгом полёте над синей Землёй.
Встретимся мы иль не встретимся в будущем
Не предсказать ни Земле, ни звезде.
Видится мне в нежном взгляде чарующем
Вечность моя,
вера в любовь,
вызов судьбе.
Счастье моё — радость глаз этих радужных.
Горе моё — утирать им слезу.
Если бескрыл окажусь
на волнах или в травах я,
К этим глазам,
верным глазам,
доплыву,
доползу.
Снова разлука крадёт у меня синеокую.
Снова турбины печально ревут за спиной.
Я без неё — лишь звезда одинокая
В долгом полёте над синей Землёй.
НА РУБЕЖЕ
Всё, выходной — не выходной.
Посыльный, высланный за мной,
Дверь разносил, забыв,
что есть звонки под трели.
«...В нейтральных водах Энтерпрайз*
Стабильно держит курс на нас...» —
Нам шифрограммой довели, когда взлетели.
Мы входим в заданный квадрат.
Где ж дерзновенный примпират?
Под нами только пустота, и та в тумане.
«Нашёл?» — пытает командир.
Молчу в ответ. Молчит эфир.
На сотни миль лишь чернь воды в моём экране.
Что не найдём — исключено,
Хотя и действуют умно —
На всех каналах и частотах онемели.
На эти хитрости у нас
Своих премудростей запас.
И вот он — всплеск!
И пеленг есть, и дальность цели.
Не распахать в воде межи,
Но есть такие рубежи,
К которым скрытно подплывать небезопасно.
Мы твёрдо встанем на пути —
На дальность действий подойти
Пусть к нашим землям не пытаются напрасно.
За галсом — галс, за галсом — галс...
Не вечен топлива запас,
А он настойчиво пытает наши нервы.
Но коль затянется «игра»,
Нас дозаправят танкера.
Мы не уйдём — он должен в аут выйти первым.
Представить ад — превыше сил.
У них заряды — не тротил.
Да и у нас не чурбаки под плоскостями.
Война теперь иль не война? —
Вся мощь в готовность введена.
«Стратеги» вслед молотят воздух лопастями.*
Довольно дерзок он и смел,
Однако есть всему предел,
И вот он ожил, Энтерпрайз, и подал глас.
Встряхнул эфир команд аккорд —
Меняет курс его эскорт.
Он явно только щупал нас на этот раз.
РАДИАЦИОННАЯ РАЗВЕДКА
Приказ — он есть всегда приказ.
Какой тут может быть отказ.
Опять дозиметры в карман — и в океан.
Ах, неуёмный наш сосед,
Понатерпелись с ним мы бед,
Плюя на ноты ближних стран, всё рвёт уран.
Наш командир отряда, «Дед»,
Давно, как видно, импотент —
Студентка дочь, а сына как хотел, так нет.
«Дед» в лётном деле крупный ас,
С ним ждёт всегда удача нас.
Он на забор воздушных масс ходил не раз.
Работа проще пустяка —
Держи свой курс по ГПК-а,*
В квадрате заданном откроешь фильтр-гондолу.*
Без напряжений и тревог
Сиди и жуй свой бортпаёк,
К чему гадать, какого завтра станешь полу.
Вода прозрачней, чем роса.
Как для прогулок небеса.
Какие дозы?! — всюду ясно на маршруте.
Но вот прибор сверчит сверчком,
Пугая вспыхнувшим зрачком.
И ты — волчком,
волчком на жёстком парашюте.
А «Дед» — чего ему дрожать?!
Его жене уж не рожать.
Смеётся старый, всё с подколкой лезет к Альке.
Наш правый — хлопчик холостой,*
Хотя чуть-чуть немолодой,
Вчера нам хвастал —
«Получил добро» от Гальки.*
Ах, эти Жолио-Кюри, супруги, чёрт их побери,
От них идут все наши ядерные муки.
Ходили б лучше в божий храм,
Да целовались по ночам,
Чем обнажать пласты опасные науки.
Нас непокой, а не приказ,
Ведёт сквозь «облако» сейчас.*
Какой покой?! Дракона дышло дышит рядом.
О нотах сообщит вам ТАСС,
Но не поведает про нас,
Кто ради жизни первым пьёт из чаши с ядом.
БАЙКАЛ
Я видел это зеркало природы,
Летя маршрутом строго на восток.
Какой в душе пилота был восторг!
Не отличить, где небеса, где воды.
Закат и облака — всё отразилось в нём:
Прибрежная тайга и медленная птица,
Безмолвных скал морщинистые лица
В изображении доподлинно цветном.
Я, прослезившись, смог бы умереть,
Когда обворожительно и чисто,
Как он, сумел вот этот миг воспеть!
От Зеи ночь подкрадывалась мглисто.
Богатырём уставшим отдыхал
Степенно и недвижимо Байкал.
ПАМЯТИ В.А. БАРАНОВА
Когда твой друг не возвратится,
Уйдя в полёт последний свой,
Тебе не плачется, не спится,
И неба нет над головой.
В глазах, как раненная птица,
Замолкший стынет самолёт.
И всё вокруг как будто снится,
И пробужденья сердце ждёт.
В тебе, как боль, его улыбка
Да огоньки чуть грустных глаз.
Ещё вчера под небом зыбким
Он шёл с тобой в рассветный час.
Мы все стареем раньше срока
И улетаем навсегда.
Но следом белый след высоко
Возносит юная звезда.
21 февраля 1984 г.
ЗА АНГАРОЙ ЗАКАТ
За Ангарой закат
Багульником цветёт
И белую черту
Рисует самолёт.
Куда, в какую даль,
Другому взору всласть,
Ведёт её легко
Пилотов мирных власть?
Не с бомбой под крылом,
Не с пушкой у киля
Забросила в закат
Мужчин своих Земля.
И, обгоняя ночь,
С востока до Москвы
Бегут над головой
Воздушные мосты.
Эх, нам бы, как и им,
Крылатые друзья,
Не с бомбой под крылом,
Не с пушкой у киля.
8 января 1974 г.
ПЕСНЬ
невернувшегося экипажа
Речитатив:
Снимите папаху, полковник седой,
Мы были в почёте у Вас.
Теперь не поймёшь, где металл, где тела,
Исполнившие ваш приказ.
1
Слегка на торможениях поклёвывая носом,
От капониров к старту потянутся опять,
Разбуженные в сумерках сигнальною ракетой,
Стальные наши кони, способные летать.
Припев:
Грохот рвёт атмосферу,
Бьется пламя в бетон.
И вздымается в небо
Стальной эскадрон.
Значит, есть в наших жилах
Форсажный накал,
Значит, руки стальные
Крепко держат штурвал.
2
А в сёдлах катапультных наездники лихие,
Забрала гермошлемов на лица опустив,
Готовят нервы к бою, готовят волю к схватке.
Глобальны наши скачки, и грозен их мотив.
Припев: (тот же)
3
Затерялась меж звёзд, набрав высоту,
Последняя пламень сопла.
Лавина огня за барьер звуковой
Наездников унесла.
Припев: (тот же)
Речитатив:
Снимите папаху,
Полковник седой.
ПОЖЕЛАНИЕ
Небо зыбкое, как трясина.
Шаг не так — и «ломай штурвал».
В омут штопора ухнет машина,
Обреченно застонет металл.
Очумевшие разом приборы
Тупо вытаращат глаза.
Камнем вниз, никакой опоры,
Только воля — твои тормоза.
Станут метры для времени мерой.
Перегрузкой повяжет рули.
Стрелки бешено высотомера
Жизнь закрутят туда, где нули.
Хочешь, плачь. Хочешь, пой.
Хочешь, смейся.
В катапульте уйдёшь не всегда.
И на чудо совсем не надейся.
Вот такой, брат, приходит беда.
То земля, то белёсое небо.
То светло, то темно в глазах.
К преисподней так близко ты не был,
Что пожнёшь в себе: волю иль страх?
Может, примешь удел безобидно
Как развязку гнетущей судьбе?
Может, язвенно, смачно, бесстыдно
В душу плюнули там, на земле?
Только всё же, скрипя зубами,
Вырви жизнь из бульдожьих клыков!
Я воскликну: «Фортуна за нами!»
Будь же, брат мой, и жив, и здоров!
В ПЛЕНУ
Я в плену этих губ, этих рук.
Я в плену у добрейшего сердца.
Даже в горечи долгих разлук
Никуда от любви мне не деться.
Где любимой присутствия нет!
Губы, к жизни взывая, они,
В самый жуткий в полёте момент,
В гермошлем мне кричали: «Тяни!»
Руки милой вцеплялись в штурвал,
Роковую ломая судьбу,
Я, земли не коснувшись, взмывал,
Обреченный вот-вот на беду.
Непогоду любую и мрак
Одолею, мне всё по плечу.
На бессонный сердечный маяк
И незрячим живой прилечу.
ПОСАДКА
Опять за спиной
Многотрудный полёт.
В безлюдье болот
Догорают мишени.
Усталый наш ТУ
По глиссаде плывёт
На отдых, прося
У земли разрешенья.
И аэродром
Ладони свои
В прожекторном свете
Подставил нам гладко.
Пьянит долгожданным
Объятьем земли
Посадка...
Посадка...
Посадка.
Для нас этот миг
Дороже похвал.
С судьбой в небесах
Не играем мы в прятки.
Тот знает об этом,
Кто сам провожал
Крылатых друзей
В их полёт без посадки.
Огни полосы
Замедляют свой бег.
Нам дарит посадка
Земные заботы.
Земля нас бросает
В форсажный разбег,
Качает
Устало идущих с работы.
Как символ удачи
Небесных атак,
Пусть в нашем пути,
Беспокойном, негладком,
Нас вечно преследует
Равенства знак,
Количество взлетов
Равняя посадкам.
И аэродром
Ладони свои
В прожекторном свете
Подставит нам гладко.
Пьянит долгожданным
Объятьем земли
Посадка...
Посадка...
Посадка.
УТРО
Последний выдох жаркого сопла.
Гермокабины душная усталость.
Любимая, ты тоже не спала —
Одна судьба нам лётная досталась.
Фонарь открыт. Эфир охрипший нем.
Как воду воздух пью. Конец работе!
Пудовкой лёг в ладонь защитный шлем,
А я не замечал его в полёте.
Я весь в поту, хоть отжимай комбез.*
Она — не мёд, высокая работа.
Наш каждый взлёт смертям наперерез —
О светлом утре сыновей забота.
Уходит ночь. По взлётной полосе
Свой огненный разбег берёт светило.
Земля птенцом, умывшимся в росе,
Начало дня негромко огласила.
ПИЛОТ
Шёл первопроходчик сквозь сырость и склизь,
В болотной грязи по колени.
За ним продвигались дорога и жизнь
Не знавших войны поколений.
И вдруг самолёт, будто призрак, возник,
Распластан в заросшем затоне.
И обмер проходчик, увидевши лик
Скелета в гнилом шлемофоне.
Челюсть в оскале и гнева полны
Пустые глазницы пилота.
Как знать мертвецу, что давно нет войны,
Что крылья связало болото.
Сквозь годы и пламя заходит на цель,
Сжимая гашетку у «ШКАС»-а.*
Вот-вот — и пронзит огневая метель
Машину стервятника-аса.
Пусть мистикой кто-то мой стих назовёт,
Мне ж видится без наваждений —
Вон там, за чертой, сорок первый живёт,
Где блещут зарницы сражений.
Пространством — не временем отдалены
Эпохи боёв и затиший.
Я должен быть там, где штыки скрещены,
А в этой эпохе я лишний.
Всё кажется мне — я в тылу, за спиной
Того, кто за асом в погоне.
Как будто я сам той войны рядовой,
В резервном томлюсь эшелоне.
А он всё заходит, заходит на цель,
Сжимая гашетку у «ШКАС»-а.
Вот-вот — и пронзит огневая метель
Машину стервятника-аса.
ТРАДИЦИЯ
Налей, старлей, друзьям полней,*
Плесни себе в стакан.
Четыре звёздочки на дне —
За званье, капитан!
Есть меж приказов боевых
И о тебе строка.
Пригубь, не хмурясь, замполит:
Традиция полка.
В каком окопе, меж атак,
Впервые «за звезду!»
Разлили горькую из фляг
В разадовом году?
Война сглотила тех парней,
И их политрука,
Но дожила до наших дней
Традиция полка.
Плесни ещё по полной раз,
Традиция — не грех.
Пусть не вошли они в приказ —
Мы пьём всегда за тех,
Кто шёл в атаку в полный рост,
В огне горел без слёз,
Кто не дошёл до наших дней,
До генеральских звёзд.
ИТОГ
Рублю
Протяжённость жизнин
На части:
По срокам службы,
От части к части,
От округа к округу,
От типа к типу —
От поршневых
До реактивных,
От взлёта к взлёту,
От цели к цели...
Поблекли погоны.
Потёрлись шинели.
В глобальном круженье
Земной карусели
За килем года,
Побелев, отбелели.
Но вновь на лице
Гермошлема забрало.
Где нас ни носило,
Как нас ни болтало.
От севера к югу,
От зноя к стуже
Пусть носит,
Пусть кружит —
Покой мне не нужен!
Нужны мне для счастья
Отечеству служба,
Форсажная скорость,
Армейская дружба.
СТАРЫЙ ЛЁТЧИК
Детство смехом отзвенело.
Юность песней проплыла.
Только молодость не хочет
Опускать свои крыла:
«Доктор, год ещё, по дружбе.
Допусти. Последний раз»—
Стал ребячески молящим
Командирский властный бас.
Крылья резать человеку
Строгой подписью своей —
Нет, наверно, в хирургии
Операции больней.
И опять качает доктор
Вслед пилоту головой —
Мчится молодость седая
В свой небесный непокой.
ПОСЛЕДНИЙ ПОЛЁТ
Вот посадил, вот зарулил,
газы на «Стоп».
И пулей вон, и о бетон —
Хлоп! — шлемофон.
Как друга вдруг обнял шасси,
в слезах глаза.
— Что не убил, спасибо, друг! —
ему сказал.
Обшивку гладил,
что есть мочи, тряс крыло.
— Мой конь-огонь,
мне так с тобой всегда везло.
Прости, прощай!
Нет больше сил — я бел как мел.
Уж сколько лет покоя нет —
всегда у дел.
Меня под новым седоком ты вспоминай
Там, в облаках, там, в облаках...
Прости, прощай,
Я пережил войну, и мир, и трижды смерть.
Каких! друзей похоронил.
Таких уж нет!
А самолёт ему в ответ
молчал, молчал.
Он — весь металл,
умел одно — летал.
Пилот с ним вслух всё говорил, забыв про нас.
Простим, поймём его слезу:
ему в запас.
МОЛОДЫМ ПИЛОТАМ
Звёзды с неба срывать
Не спешите, ребята.
Наше небо не воздух —
Упрямый металл.
В нём покрепче стальных
Чьи-то лопались нервы
В миг, когда он, казалось,
До звёзд доставал.
Небо только для тех
Невесомо и сине,
Кто глядит снизу вверх,
Очарованный им.
Небо — чуткой струной
Напряжённые нервы.
Для того, кто его
Выбрал делом своим.
Нам оно не прощает
Ни спешку, ни лихость.
Не бахвалься, что стал с ним,
Как с равным, на «ты».
Небо — бог кровожадный —
В жертву требует жизни,
Кровью, потом пропитан
Каждый метр высоты.
Небо — это мечта,
Окрылённая волей.
Шаг за шагом оно
Всё берётся трудней.
Всё суровее взгляд,
Всё морщины заметней.
Год от года всё меньше
Рядом старых друзей.
АВИАРАЗВЕДЧИКИ
песня
(И. Алдарову, друзьям — дальневосточникам)
Гляди и восторгайся — красота!
Завидуйте! блондинки и брюнетки.
Стремительно взмывают два борта,
Два лидера из авиаразведки.
Припев:
Неужто, брат, то было в нашей жизни:
Рискуя распрощаться с ней самой,
Роптали, но служили мы Отчизне,
Гордясь своей работой неземной.
Вернёмся! Не случится ни черта!
Дождитесь нас, блондинки и брюнетки.
Крыло к крылу уходят два борта,
Два лидера из авиаразведки.
Где молниями волны пронзает высота,
Где по прогнозу — мощные засветки,*
Презрев грозу, проходят, проходят два борта,
Два лидера из авиаразведки.
Береговая пройдена черта.
Готовь столы! блондинки и брюнетки.
На рубеже захода два борта,
Два лидера из авиаразведки.
Припев: (тот же)
Не житие теперь, а пустота.
Состарились блондинки и брюнетки.
В небытие уходят, уходят два борта,
Два ангела из авиаразведки.
ДИАЛОГ С ОБРЕЧЁННЫМ
«Тебя качали облака,
Ветра высот ласкали спину.
На резку старую машину,
Как на убой ведут скотину,
Тягач влачит, без седока.
Ты тридцать лет стоял в строю,
Чтоб враз — и памяти не стало,
Судьбой, достойной пьедестала,
Шёл до усталости металла,
Всегда в полёте, как в бою.
Ну что теперь тебе с того,
Что без капризов и отказа,
Послушный рабски ручкам газа,
Взмывал до этого приказа
Как приговора своего?
Мне жалок, право, твой исход.
Не вспомнил с завистью о братьях,
Что, как взошли на эшафот,
На землю кинулись с высот,
В небесных побывав объятьях?»
«О братьях? Эх, слепая младость.
В паренье, — не в паденье сладость!
Красиво — гордо умирать.
Я — жить любил, любил летать!»
ТУ-16
У входа в часть небесная машина
Навек застыла, выбрав свой налёт.*
Пуст бомболюк, пуста её кабина,
А, кажется, вот вздрогнет и рванёт.
На взлётный угол вздыбленная «ТУ-шка».
Я никогда под ней не видел роз.
Наш сверстник, звездокрылая «старушка»,
Надёжный реактивный бомбовоз.
Усталый друг,
Мой добрый «ТУ-шестнадцать»,
Куда вознёс ты мысли старика?
Стряхнуть бы нам с тобой годков по двадцать!
Невозвратима юность, далека.
Нас небо забирает понемногу
К своим богам — судьбины нет иной.
Качнём крылом — и в звёздную дорогу,
Земное оставляя за кормой.
НАМ ХВАТИЛО
(Полковнику Татарченко В.Н.)
Нам хватило сухаря на троих,
И чекушечки одной на троих.
Командир, мы жизнь прожили не зря,
Нас вечерняя ласкает заря.
Мы идём с тобой под гулким дождём,
Говорим, о родном, о своём.
Нас сдружили с тобой небеса,
Да одна на всех Россия-краса.
Командир, мы уже старики,
Наши бравые дела далеки.
И другие поднимают с земли,
Недоступные для нас корабли.
В головах склеротический звон,
Бережём для похорон шлемофон,
Пусть он ляжет под левой рукой,
Вместе с нами уйдя на покой.
Это будет, а пока, а пока
Грохнем об пол, по-гусарски, бокал,
Да споём, как на серебряных «ТУ»
За мечтой своей рвались в высоту.
Свидетельство о публикации №111071501612