Время на рассвет

                ВАСИЛИЙ    МИШИН


  ВРЕМЯ НА РАССВЕТ


                СЛОВО    ОБ АВТОРЕ

 Василий Дмитриевич Мишин – поэт, писатель, добряк, русский богатырь, светловолосый и голубоглазый, честный и открытый. Он не дожил до тех дней, когда его труды станут доступны людям, любящим поэзию, но он очень хотел этого. И сегодня мы пытаемся донести до людей его бесценный и прекрасный труд.

                Этого человека можно было бы с лёгким сердцем назвать великим поэтом России, который жил в пост советское время, горячо любил свою родину, природу, людей. Он был и остался непризнанным гением. Писателем, поэтом есенинского стиля любви к природе. Это истинная русская душа, которой всегда мало одной жизни. Мало необъятных просторов нашей родины, которая стремится ввысь в Космические дали, восхищается, страдает и плачет. Тяжёлые 90 годы прошлого столетия не дали ему признательности и славы. Да он о них и не мечтал. Но очень хотел, чтобы его читали люди, и могли также увидеть окружающий мир, как видел он. Также любить, ценить, беречь. Книги что удастся опубликовать, станут его памятником. На скромной могиле у него нет обелиска, но память людская должна запомнить его труд.
                Людмила Алексеева.

       РУСЬ ТВЕРСКАЯ,   РОДИНА МОЯ



                ПОЭМА   


       ВСТУПЛЕНИЕ

В край тверской, забытый Богом,
В оскудевший милый край
Всё зовёт меня дорога:
Там мой ад и там мой рай.
Кто и чем меня утешит?
С кем, растроганный сойдусь?
Я ведь твой, исконный, здешний,
Твой, моя Тверская Русь!
Не пришлось по чьей-то воле
Жить не дома и не так,
Но твоею болью болен
Каждый бывший ой земляк.
Погляди: летят и едут
Каждый год к тебе сыны,
Заводилы, непоседы,
Гордость давняя страны,
Чтобы в вере укрепиться,
Чтоб унять на время грусть,
Чтоб терпенью поучиться
У тебя, тверская Русь.
Из далёкого далёка
Едут в гости, как домой,
И укоров, ни упрёка
Не услышав от родной.
Не услышав. А ведь надо б.
Надо хоть бы пожурить.
Россиянину награда –
На Руси до смерти жить.


                1

Скучны слова «былое», «было».
В кипенье прошлых бур и бед
Пусть отболевшее остыло,
Но ведь ему забвенья нет.
И где-то в гулком перелеске
Ещё не умер голос мой,
И лик мой в речке старой фреской
Живёт под ласковой волной.
В земле калининской неброской
Оставил корни я свои
И буду жить там и березкой,
И терпким запахом хвои.
И журавли при перелёте
Млею грустью загрустят,
И гуси утром на болоте
Моей тоскою протрубят.
Хоть на денёк, хоть на мгновенье
К себе на родина зовёт,
И принимаем мы решенье
Свершить поездку каждый год.
И каждый год нужда другая
Отодвигает на потом
Поездку ту. Себя ругая,
Что, мол, живёшь слепым кротом,
Что отдохнуть давно пора бы
От всех пристрастий и морок,
Опять готовим свой кораблик
К отплытью в самый ближний срок.
Шлём письма близким и знакомым.
В душе и боль, и непокой.
И вроде всё как прежде дома,
Но ты какой-то не такой.
Ты даже чувствуешь иначе,
Как будто груз свалился с плеч.
И всё в тебе поёт и плачет
От тех, что скоро будут, встреч.
И вот уж ты закончил сборы.
С родными долгий разговор.
До встречи, дом, друзья и город!
Уж поднял руку светофор.

                2

Калинин утром встретил нас
Скучнейшим снегом, небом стылым,
Но от улыбок добрых глаз
Всё стало праздничным и милым.
Сухого места не найдёшь,
Два дня здесь оттепель гуляла,-
А мы с женою без галош
Спешим к трамваю от вокзала.
Через пути пронёс нас мост,
Толпа у сквера проглотила.
Одним-единым занят мозг:
Моя здесь юность проходила!
И показалось мне: видны
Её следы на снеге тусклом,
И в этом воздухе слышны
Её слова сквозь шум стоустый.
Мелькнёт знакомое лицо,
И сердца стук всё чаще, чаще.
И волжский выговор на «О»
Опять мне всех наречий слаще.
И будто музыка слышна
То тихой флейты, то органа.
А рядом молча, ждёт жена,
Присев на спину чемодана.
Мне здесь побыть бы одному,
Душой. С этим миром слиться.
Но я с семьёй. Да и к тому ж
Нам надо очень торопиться,
Чтобы к автобусу успеть.
Его маршрут Калинин – Кашин.
В трамвай заходим. Грустно ветвь
Берёзки в сквере вслед нам машет.
Хотя ещё начало дня,
А мы будто - бы не спали.
В вагоне шум и толкотня,
Как на предпраздничном вокзале.
Сквозь запотевшее стекло
Гляжу, как сквозь года на юность,
Где так прекрасно и светло,
Но лёгкой дымкой затянулось.
Припомнил год пятидесятый.
Текстильный техникум. Звонок.
И первокурсники ребята
Пришли на первый свой урок.
Моим соседом стал по парте
Румяный Воронов Лексей.
Он, незнакомый мне, в азарте
Тащил к себе: - Садись скорей!
И остроглаз, и непоседа,
Толстяк, хитрец и говорун,
И беспричинный хохотун,
Он ждал, как праздника, обеда,
Мы как-то сразу подружились:
С ним так надёжно было мне.
Вдвоём в каморке поселились:
Две койки, стол, пейзаж в окне:
Сарай истлевший. Пара грядок.
Трухлявый искренний забор.
Но вдруг сказал: - Сойдёт. Порядок! –
На том и кончил разговор.
Однажды рано мы проснулись _
Едва – едва лишь рассвело –
И от окошка отшатнулись:
В него глядело что-то зло:
Рога в зазубринах, бородка,
Зеленоватые глаза…
- Да это ж чёртова породка,
Видать, хозяйская коза.
И келья наша стала адом.
Не стало ночи и ни дня,
Чтоб, словно бред, не слышать рядом
У окон козье мя-я да мя-я.
Зато с великим наслажденьем
Мы повторяли разговор,
Что на хозяйский день рожденья
Козе подписан приговор.
И сами мы взялись за дело.
-Держи покрепче за рога!
Сдирали шкуру неумело
Мы с ненавистного врага.
Алёша, долгая дорога
Вела меня издалека,
И я прошу сейчас у Бога,
Чтоб вновь – в моей твоя рука.
Ведь, может, ты здесь где-то рядом,
Работу злые  сыпля градом,
Совсем забыл уж про меня.
Ну что ж, мой друг.
Мы всё теряем
Друзей хороших и подруг,
А души часто доверяем
Пройдохам злым. Нам недосуг
Бывает в людях разобраться:
Тропит нас двадцатый век.
Потом мы будем удивляться,
Как слеп бывает человек.
И я терпел обид немало,
Скал, терял и вновь искал…
Жена рассерженно толкала:
-Василь, очнись! Автовокзал…
Когда-то площадью Сенною
Звалось то место. Там базар
Гудел людским сполошным роем,
Сбывая бедный свой товар.   
Теперь кругом могоэтажье.
Асфальт булыжники покрыл.
И всё равно я в дома каждом
Родное что-то находил.
Как будто сам я в том вон сквере
Сажал тростиночки берёз…
Горьки разлуки и потери,
А встречи сладостны до слёз…
Вокзал хороший по масштабам
По областным. Тепло. Уют.
Из пассажиров больше бабы,
Простой и шумный сельский люд.
Стою и вглядываюсь в лица:
Знакомых нет ли? От окна
Следит за нами молодица,
Ещё опухшая от сна.
В глазах как льдинки, голубинки
Вот – вот растают, потеплев,
Таким мы пели «Ягодинку»
Под балалаечный напев.
Таких украдкой целовали,
С сиделок выйдя на мороз,
В луга и рощи зазывали
И ревновали их до слёз.
Шли с нами рядом вот такие
В работе, в играх целый день,
Подруги юности простые,
Девчонки наших деревень.
Не нас уж молодость курносит,
И «Ягодинку» петь другим.
Мы по годам вступили в осень,
Оставив весны молодым.
А если юность в нас глазами
Такими вот заглянет вдруг,
То все былое снова с нами,
И посветлеет всё вокруг…
Все лица вроде бы знакомы,
Но наших нет. Немудрено.
Теперь-то я почти что дома.
Хоть дома нет. Но всё равно…
У кассы очередь цепочкой.
Встаю и я, с волненьем жду,
Как будто с пропускам – листочком
Билета в прошлое пройду.
-Иди, родной, билет оформи.
У нас военные не в счёт.
/Я был тогда в военной форме/.
Да проходи ж, иди ж вперёд.
Мы каждый день бываем дома,
А твой, чай, отпуск короток…
Слова застряли в горле комом.
В кармане комкая платок.
Как был взволнован я душою!
Расцеловал бы все подряд
За то сочувствие живое,
Чем испокон мой край богат…
В автобус люду понабилось,
Что негде валенку ступить.
Всё чертыхалось, шевелилось,
Зато никто не думал ныть.
Хоть в тесноте, да не в обиде.
Вот невзыскательный народ!
Полтыщи вёрст в стоячем виде
Проедет – песни запоёт.
А вот и Волга. Вон Никитин
Стоит в ладье, тверской купец.
А там речной вокзал на стыке
Двух рек, похожий на дворец.
Сад городской. Дворец Екатерины.
Через дорогу стадион.
Заволжья крыши, словно спины.
Трамваев встречных перезвон.
Тверецкий мост. Дорога влево.
Одноэтажья серый цвет,
Как после позднего посева:
Хоть всходы есть, а роста нет.
И вот шлагбаум полосатый
Худою длинною рукой
Махнул как будто виновато, -
И мы за городской чертой.
И сразу – лес и лес. Дорога
То прямизною режет глаз,
А то, как проклятая Богом,
Бросает вправо, влево нас.
Но вот большая остановка.
Село Кушалино. В чайной
Глотаем жёсткую перловку
С вчерашней рыбой отварной.
В буфете толстая молодка,
Про всё запреты позабыв,
Торгует тощею селёдкой,
Вином и водкой на разлив.
Шумят, подвыпивши, селяне.
Про что, - попробуй, разбери.
Никто мешать им тут не станет:
Свои и все – богатыри!
Пора в автобус. Обновился
Наполовину наш мирок,
И в тишине возобновился
Дорожный тихий говорок
И вот уж в мягкой полудрёме
Слова лучистые ловлю:
-Он мне вчерась на ипподроме
Сказал пятнадцать раз «люблю».
-А мой, как в праздник, приоделся,
Когда вернулся я домой.
Без бабы-т, видно, натерпелся:
Готовь обед, стай и мой…
-Кому там надо до Быкова?
Сходите. Где-то будет тут.
Посуетившись бестолково,
Мы сходим прямо в темноту.
Ни огонька. Лишь снег да поле.
«ну и завёз»,  ворчит жена.
Ошибся шофер малость что ли?
Ни звука. Темь и тишина.
Но вот левее где-то лошадь
Заржала тихо. Скрип саней.
Тропу находим. В руки ношу.
Спешим в ту сторону скорей.
А вон и избы. Даже лая
Дворняг не слышно в этот час
И лишь одна изба большая
Светилась, будто бы для нас.
Подходим. Сельская больница.
У дома розвальни стоят.
Навстречу встал цыган-возница,
Как будто этой встрече рад:
-Военный? Видно, будешь здешний
Село Андреевское? Знал.
Дороги нет: буран, как леший,
Три дня из хат не выпускал.
Живём отсель мы недалече,
Но с вами нам не по пути.
Вам на Желниху, что за речкой,
Никак сегодня не пройти.
Мы подвести нас дружно просим.
Их двое здесь, отец и сын.
-мы вас до Берклина подбросим,
А там…Лекарства ждёт один…
Трусит рысцой во тьме коняга,
Чутьём дорогу находя.
Ну и попалив передрягу!
Дождаться б лучше было дня.
Как в сказке, старые избушки
За лесом выстроились в ряд.
-Сойдёте здесь, и вам старушки
Дадут ночлег и приютят.
Словам не придал я значенья
Спешим к избам на огонёк.
-Господь послал на воскресенье
И к нам гостей. Входи, сынок.
Ты не один? Зови скорее.
Промёрзли, чай в такую ночь?
Садитесь к печке, там теплее.
Раздеться, может быть, помочь?
Как мы теплу и свету рады!
И дом уж будто бы родной.
Как мало нам бывает надо
Для счастья полного порой!
Уж так устроено на свете,
Что даже ночью и в глуши
Нам огонёк приветно светит
Чужой, но доброй к нам души.
Согревшись, молча, оглядели
Простую русскую избу.
Тянули нити их кудели
Старушки – как свою судьбу.
Их было тут, старушек, семь.
И лет пятьсот им было всем.
Горела лампа керосинка
Под деревянным потолком.
На стенах фото и картинки.
В углу икона над столом.
На койке вязь узорных кружев.
И в треть избы из глины печь,
Где можно всей семьёю в стужу
Друг возле друга на ночь лечь.
Полати. Лавки под стенам.
Досчатый крашеный чулан.
Здесь кухонь нет.
И…запах сена.
Иль это сон-самообман?
Ах, как порою сердце ранит
Воспоминаний давних хмель!...
- вы сами будете откель?
Чай, наши, здешние селяне,-
Вопрос хозяйки снова слышу,
Как пробудившись ото сна.
-Я из Андреевского, Мишин,
А это сын мой и жена.
-Знакомо будто бы обличье.
Митряхи Мишина сынок?
Отца-то помню я отлично.
Хороший был мужик в свой срок.
Да жаль, что мало только пожил.
Война-злодейка извела.
Хоть все не вечные мы тоже,
Но жизнь-то всё-таки мала. 
Вот видишь, всё здесь населенье
Деревни нашей собралось,
Но не по божьему веленью,
Мы не затворницы, небось.
Все дети наши кто в ученье,
Кто счастья ищет в городах.
И нам колхозное правленье
Давало место в деревнях
Других…
-Живёте здесь одни вы?! –
Я речь старушек перебил.
-Стары мы для колхозной нивы.
И бросить дом, вишь, нету сил.
Нас семь, и семь стоят избёнок,
Да кур с полсони, бедолаг.
Держать скотину нет силёнок.
Ну и вольготней вроде так.
Бывало-ть, вечно недороды,
А ноне хлеба через край.
Теперь колхозному народу
Культуру, вишь ли, подавай.
Давно толкуют вот о смычке
Деревни с городом во всём.
А мы по старой по привычке
По вечерам ленок прядём.
Хотя давно уже не в моде
Холсты, - не те теперь года,-
Да мы-то все при деле вроде,
А с делом старость – не беда.
Намедни сильно завьюжило,
Ну, чистый ад был на земле!
Так мы все вместе здесь и жили,
Как моряки на корабле.
Припасы в подполе. Дровишки
В сенях на случай берегём.
Будь по одной, так всем бы крышка,
А так ничто, прядём, поём.
Считай, что целую неделю
Мы просидели взаперти.
Так мы уж прялку и кудели
Прозвали «мать Тяни-Верти!»
- Продать бы надо вам избёнки
На слом да к людям…
-Не корись!
Нет-нет да выскажут бабёнки
Такое ж. есть такая мысль.
Да что-то держит за подолы.
Нет сил ту силу обрубить.
А надо б ближе к комсомолу
Бишь, с молодыми рядом быть.
Как запоют в теплынь веснянки,
Так враз душе невмоготу.
Ведь мы же русские крестьянки,
А не затворницы в скиту.
Вон жизнь пошла кругом какая!
А мы глядим со стороны,
Судачим, охаем, вздыхаем.
Но мы ж на что-то да нужны?!
Я вот над детской распашонкой
Порой, как дура, наревусь.
И не земля кругом, а тонкий
Ледок: шагну и – провалюсь.
Не лучше ль мне, чем здесь судачить,
Впустую сердцу надрывать,
В дет.ясли, в чистый мир ребячий,
Чтоб детским запахом дышать.
Чтоб глядя в детские глазёнки,
Я снова чувствовать могла,
Что все мы начали с пелёнки
И с материнского тепла…

                4

Иду в Желниху и оттуда
Звоню  дяде: так и так…
-Через часок, примерно, буду.
Терпи и жди, коли казак…
И вот на розвальнях, в тулупах,
Въезжаем мы в полночный лес.
Луна разглядывает тупо
Мир детских сказок и чудес.
Скрипят под снежной ношей спины
Дерев. Таинственность вокруг.
Уже в глазах жены и сына
И удивленье, и испуг.
Да и в меня-то вкралась робость:
А вдруг, космат, горбат и дик,
На встречу выйдет из сугроба
Знакомый с детства Лесовик?
Не уведёт ли нас с дороги
Кружить чащобою лесной?
В моих краях, бывало многим
Блуждать пришлось ночной порой.
Но всё обходится как надо.
Знакомый выгон. Первый дом.
Объятья тётки: значит, рада.
И мы в гостях уже живём.
Обильный ужин, разговоры
Потом до третьих петухов…
А сон придёт теперь не скор:
Открыла память свой засов.
И снова я уж не мальчонка,
Но по годам и не жених,
И при нахрапистых девчонка
                Вдруг становлюсь и строг, и тих.
Одной из тайных червоточин
Душа съедаема была,
Что я высок и худосочен,
А голова, как лён, бела.
Я слышал частые насмешки
От стариков окрестных сёл:
-У утробе малость помешкал
И до рождения отцвёл.
Хоть был на людях я не робок
Для тех своих немногих лет,
Но вспомнил всюду про утробу
И про волос злосчастный цвет.
И сал не то чтобы дичиться
Знакомых девушек своих,
Но стало мне порою мниться,
Что хуже я парней других.
Да де додуматься такому,
Что и блондины хороши,
Что девки любят по иному:
За красоту твоей души.
И всё ж, как все в такую пору,
Я верил в то, что очень скоро
Найду ЕЁ, найду, найду!
И легче сердцу становилось.
А время шло своим путём.
И мать порою вдруг дивилась:
-Давно ли был совсем дитём.
И, боли вдовьей не скрывая,
Тоску плеснёт, как кипяток:
-Моя планида, знать плохая.
Хоть ты счастливым будь, сынок…
А я и вправду был счастливым.
Беспечен вмеру по годам,
Глядел, как ветер чешет гривы
Седым калининским лесам.
Купался в утренних туманах,
Что по низинам так густы,
Как будто бабы утром рано
Свои развесили холсты.
Я в пору самую грибную,
Работе в поле не в ущерб,
Росу, сбивая проливную,
Передохнув у старых верб,
Ещё до робкого рассвета
К заветной роще уходил,
Где в жуткой дыбе полусвета
Места грибные находил.
И мать однажды за обедом
Сказала, взявши боровик:
-Тебя, наверно, как и деда,
По лесу водит лесовик.
Когда же месяц, как краюха
От калача, касался крыш,
И филин больше уж не ухал,
И на село ложилась тишь,
Я уходил один к обрыву,
Ложился в мягкую траву
И слушал, слушал, как счастливо
Лопочет речка: «Я живу»…
Земля щедра, тепло дневное
Ещё держала между трав.
Коротким сном село родное,
Устав, уснуло до утра.
И только сполохи зарницы
Зажгу вдруг крупную росу,
И потревоженные птицы
Забеспокоятся в лесу.
А я мечтал. Сейчас едва ли
Припомнишь всё. Да и зачем?
Мечты как звёзды, угасали,
Родив сумятицу проблем.
О, сколько было – перебыло
Тогда счастливейших минут!
А время шло и уходило.
А Чувства те в душе живут.
И не разложится по полкам
Былое в памяти потом.
Оно повиснет чистой смолкой
Под каждым высохшим стволом.
Оно по капельке нектара
Сливаясь в сердце в ком живой,
Даст силы мне, когда под старость
Иссякнет песенный настрой…
Листаю дальше книгу-память,
И, словно кары, в ней листы:
Вот я с влюблёнными глазам,
Березки две. И рядом Ты.
И от берёзового света
Опять в душе моей светло.
Да было ль в нашей жизни это?
А было, так куда ушло?

                5

Как две подружки- недоноски,
Росли у пруда две берёзки.
И было что-то в них такое,
Что не давало мне покоя
Чуть красноваты, с белой дымкой
Стволы их, словно бы в обнимку
На свет явившися, охотно
Вцепились в грудь земли добротной
Ещё малы собой, корявы,
Они на жизнь у жизни право
Уже истребовать сумели
И незаметно хорошели…
Как две девчонки-длинноножки,
Что вдруг застыли у дорожки,
Стыдясь и радуясь без позы,
Стряхнув с себя рассвета роздымь, 
Тонки, стройны и белоствольны,
Ещё совсем по детски голы,
Берёзки раннею весною
Однажды встали предо мною.
Они всем видом мне сказали,
Что годы, годы пробежали.
И стал я летнею порою
Сидеть ночами возле них,
Чтоб утром встретиться с зарёю,
Когда весь мир и чист, и тих.
Однажды вновь меня позвали
Мои берёзки. Холодком
 Листвы росистой обласкали,
Утешив нежным говорком.
Когда ж малиновой помадой
Восход покрасил комку нив,
Ты подошла и встала рядом,
К берёзке голову склонив.
Какой порыв души и тела,
Какой природный тайный зов
Тебя вели сюда, чтоб смело
В мои глаза смотреть без слов?
Не так ли встарь, не зная речи,
По зову сердца одному,
Вставал и шёл судьбе навстречу
Прапредок сквозь боязнь и тьму?
О, это первое свиданье
Двух душ, влюблённых двух сердец,
И рук несмелое касанье,
И поцелуи, наконец!
И сколько мы счастливых, веских,
Безумных слов произнесли,
Пока до тени перелеска
Нас ноги лёгкие несли!
И там, где царство мха и ели,
Где чёрту каждый пень сродни,
Мы оба разом оробели,
Увидев, что совсем одни.
Казалось сердца перестуки
Разносит эхо по лесам.
И сами вдруг разжались руки,
И опустился глаза.
А тело ныло в ожиданье.
Давно взлелеянных желаний
Теперь уже не победит.
Текли минуты, словно вечность
Лаза – в лаза. Какая близь!
И руки вновь легли на плачи,
И губы алостью слились.
Закрылась ель колючей лапой.
Затих в вершинах ветерок.
И только трав духмяный запах
Никак рассеяться не мог.
У самых плеч лесная кашка
Сплелась с распущенной косой.
И все вздыхала как-то тяжко
Осина в гулкости лесной.
Какого ж снадобья испили,
Какой нас сблизил приворот,
Когда без слова говорили
Глаза и руки, а не рот?
Казалось, две души, два тела
Слились в одно уже навек…
В тот миг и Смерть бы нам пропела:
-В любви бессмертен человек!...
Всё это было где-то рядом,
Но так давно, давным-давно.
И нет уж липового сада.
Ине горит воё окно.
Берёзы милые срубили
Чужие люди на дрова,
А в сердце так и не остыли
Твои горячие слова.
Где ты? И чьей женою стала?
Жива ещё иль не жива?
От жизни прожитой устала
Моя седая голова
Не много дней теперь осталось
Мне одному тащить свой воз.
И, слава Богу, что под старость
Твоих не вижу горьких слёз.

 


                6

Лёгкий –лёгкий снег кружится
Возле старых тополей,
Мягким пологом ложится
На укатанность полей,
На леса и на болота,
На зигзаги стылых рек,
На леса и на болота,
На зигзаги стылых рек,
Словно с тучи сдунул кто-то –
Очень добрый человек! –
Белый-белый, лебединый,
Невесомый пух перин…
Земляки в одном едины
От рожденья до седин:
Как бальзам, нам души лечит
Материнское тепло
И с родной землёю встречи,
Сколько б лет не утекло.
Долго-долго не исчезнет
Из души общенья свет,
Исцеляя от болезней,
Отводя любой навет.
И уму, и сердцу чаще
Надо быть наедине
С милой реченькой журчащей,
Что в родимой стороне,
С рощей, садом и дорогой,
Где ты бегал босиком,
С деревенькою убогой,
 Где ты с каждым был знаком,
С добрым миром, где родиться
Ты на свет однажды смог,
Где успел уж развалиться
Твой крестьянский теремок…
Лёгкий-лёгкий снег кружится
Возле старых тополей,
Мягким пологом ложится
На укатанность полей.
Белым пухом заметает
След саней. Покой и тишь.
В синей дымке тает
Чешуя покатых крыш.
В тёплом домике без ставен,
Словно сын, я был пригрет,
Уходя, я в нём оставил
Боль уши от стары бед.
Уезжаю. Уезжаю.
Снова с прошлым расстаюсь.
Я вернусь к тебе, я знаю,
Боль моя, ТВЕРСКАЯ РУСЬ!
Уезжаю. Уезжаю,
Грусть и счастье увозя.
Я вернусь сюда. Я знаю.
Жить без родины нельзя.



                1

              НА ВСЮ СТЕПЬ ЗАПЕЛИ ГУСЛИ

Я всё задумываюсь чаще
Над вечной истиной простой:
А есть ли что на свете слаще,
Чем круг семьи и дом родной?

Бывали взлеты и паденья,
Манила даль больших дорог,
Но главной точкой притяженья
Был отчий дом, родной порог.

И как бы вольно и красиво
В краях чужих мне ни жилось,
Душа упрямо голосила:
- Ты только гость здесь
Только гость!

И никуда, нигде не скрыться
От сладкой муки вековой
По тем местам, где смог родиться,
Где рос, где корень родовой.

             УТРО

Насыпав изморозь на травы,
Как разноцветное стекло,
Полнеба в золоте оправы
В низины гулкие стекло.

Ночные тени просинили
В развалах бурых вишняка,
И, ожидая солнце, ели
Уже припудрились слегка.

Стряхнув слюды тончайшей блёстки
С ветвей в проснувшийся ручей,
Тянулись тихие берёзки
К теплу не брызнувших лучей.

     НЕРЕШИЕЛЬНОСТЬ

Нельзя сказать, что равнодушен
К проказам резким ныне март:
Законам тайным он послушен,
Пытаясь сдерживать азарт.

Он днём, вдруг солнцем разлучится,
Да так, что пар, как дым, над рвом,
А ночью в окна постучится
Пугая снежным рукавом.

То поутру грачиной стаей
Разбудит спящее окрест
То вдруг позёмкой завихляет,
Беря дороги в перекрест.

Он словно дёт апрельских стартов,
Не смея радостью блеснуть.
В нём нет напора и азарта,
А вера теплится в весну.


               МАРТ

В тени домов ещё бодрится
Почти что зимний холодок,
А полдень солнечным копытцем
Дробит на лужицах ледок.


Спешит заливчатой капелью
Денёк счастливо отзвенеть
И воробьиной канителью
Сердца прохожих отогреть.

Ночной морозец скрупулёзно
Подсчёт потерям проведёт
И до утра под небом звёздным
Опять оттеплины скуёт.

Но и морозном наступленье,
В мерцанье снежной белизны
Все ощутимее томленье
Уж пробудившейся весны.

МАРТОВСКИЙ  МОРОЗ

А вот и март уж на исходе,
И вожжи брать весне пора,
Но по ночам морозец бродит
Всё от двора и до двора.

На тополях развесит букли,
По срубу старому стрельнёт.
К Луне озябшей, словно к кукле,
Бородкой седенькой прильнёт.

 Ночной трубе приставит ухо:
Что там, в избе у мужика?
А печь возьмёт да тёплым духом
И шибанёт его слегка.


Тряхнув бородкой незлобиво,
В лугах заглянет в каждый ров.
А там весна уж цедит пиво
Перебродивших ручейков.

Ледком в низинах стянет лужи,
Мелком обсыплет всю полынь
И, вдруг, почует, что не нужен,
Что здесь нужней его - теплынь.

            ПОЗДНЯЯ  ВЕСНА.

Тепло апреля застоялось
Так долго в южной стороне,
Что людям даже показалось:
Пути отрезаны весне.

Опять морозец крутобокий
Округу выстудил, да так,
Что только в полдень на припёке
Весна оставила свой знак:

Перед домами блюдца лужиц,
А с крыш – сосулек редкий свод…
Знать, не на шутку был простужен
Зимой лазурный небосвод.

 
СПАСИБО ВАМ, ПИЧУГИ


Усохли будто ночи,
А дни – длинней, длинней,
Сосут сосочки почек
Живицу из корней.

Сквозит зелёным соком
Уже кора осин.
Играет возле окон
Скворчиный клавесин.

Видать, со всей округи,
Со всех весенних трасс,
Слетались все пичуги
Для спевки в первый раз.

Ведь и нашли ж местечко!
Других как будто нет.
Где лучше сад, где речка,
Где ярче солнца свет.

Спасибо вам, пичуги,
Что радость принесли,
Что с сердца все недуг
Как веником смели.

Спасибо, вертихвостки,
Что этот день в глуши,
Обыденный, неброский,
Стал праздником души.
         *  *  *

Странный свет кругом рассеян
Решетом большой Луны.
Тени ходят по аллеям,
Не тревожа тишины.

Будто звуки все живые
В глубине земли молчат.
Будто все ещё впервые.
Будто разум не зачат.

Не спугни очарованье,
Слушай, молча, и гляди.
В миг такой всё мирозданье
Умещается в груди.


         *   *   *


Я живу в красивом мире
Средне – русской полосы.
Где в траве, как сок на сыре,
Зреют высверки росы:

Где гуляют на ходулях
Добрых вихрей маяки,
Где поля насквозь продули
Гулявые сквозняки.

Где на каждом перекрёстке
И у каждого села
Поджидают нас берёзки
С ношей света и тела:

Где за старой городьбою
Спит мой предок под крестом,
Где повязан я судьбою
С каждой травкой и кустом.
 

     РЕЧКА  ДЕТСТВА

Тридцать лет на Волге прожил,
Тридцать лет, денёк в денёк.
Почему ж опять тревожит
Край тверской, что так далёк?

В том краю я знал когда – то
Все пеньки наперечет,
В том краю, нуждой богатой,
Детства реченька течёт.

В ней воды – то по моклыжки,
Летней радуги на раз,
Всю её с пожарной вышки
Мог бы видеть детский глаз.

В ней ни щуки, ни налима
Не поймаешь за полдня,
Для души ж незаменима
Эта речка Городня.

Хоть она и рядовая,
И вода в ней, как вода,
Только сила родовая
В ней была и есть всегда.

И куда б судьба лихая
Не забросила меня,
Речка та – моя, родная,
Речка действа Городня.

Если жизнь когда – то снова
И зажмёт, и припечёт,
Вспомню: В том краю суровом
Городня моя течёт.

Значит снова можно драться,
Значит, я не пропаду,
А чтоб новых сил набраться,
К речке детства припаду.



    РЕЧКИ   РОССИИ

Где, в каком местечке,
Север будь иль юг,
Есть такие речки,
Как в моём краю?

Дело не в названье,
Главное не тут.
Я про их старанье
И про чистоту.

Я про их сноровку,
По весёлый нрав.
Как ныряют ловко
Средь кустов и трав!

Как текут игриво
Средь лугов, полей
Маленькие дива
Родины моей!


 Плавятся искринки
В заводи у лип –
Светлые струинки
Неба и Земли.

Не у них ли русский
Взял в характер свой
Для отхожей грусти
Песенный настрой?

И сквозь смуты, войны,
Голод, мятежи
Он пронёс достойно
Чистоту души.

      ЛАРЧИК   ЗОЛОТОЙ

Пусть целый день на то потрачу,
Чтоб уголок найти такой,
Где соловьи до ночи прячут
Для песен ларчик золотой.

Присевши где – то над рекою
Иль под берёзкой над ручьём,
Я ларчик этот приоткрою
Весенним солнечным лучом.

И встрепенётся каждый листик,
Душе захочется в полёт,
И в соловьином пересвисте
Всё новой жизнью заживёт.

      ЛЕЛЬ  СТЕПНОЙ

Не во сне, не в сказке старой,
Не за тридевять земель, -
Под Ал – Гаем за отарой
Шёл и пел счастливый Лель.

Он, певец, конечно, молод,
Статен, смугл и узкоглаз,
С бугорочка, как с престола,
Огляделся овцепас

Степь. Полынь кругом. Прохлада.
Ветерок, – какой стервец! –
Облака закучил в стадо
Белорозовых овец.

Степи нет конца и края,
Хоть верхом скачи весь день,
Только марево, играя,
Отступая, манит в тень.

Где – то рядом свистнул суслик.
Камнем падает орёл.
На всю степь запели гусли:
Ветер голос свой обрёл.

Край родной в разгаре лета,
До чего же ты хорош!
Как же тут не быть поэтом?
Как же тут не запоёшь?

Как же тут не будешь Лелем,
Если всё  в тебе поёт,
Хоть земля не пахнет хмелем,
А полынью отдаёт?
         ВЕЧЕР  НА  ВОЛГЕ

Суетой дневной вконец измятая,
Над рекой повисла тишина,
И устало катится покатая,
В синих бликах, волжская волна.

В этот час в природе совершается
Лишь душе понятный перелом:
Что – то отслуживши, разрушается,
Что-то созидается огнём.

В сердце входит то, неуловимое,
Что искал средь будней суеты,
Чтобы все до времени незримое
Обрело реальные черты.



 ТАНЦУЕТ  ДЕВУШКА НА ПЛЯЖЕ

Волна густою синькой мажет
Песка остывшего застой.
Танцует девушка на пляже,
Одна под белою Луной.

Глаза её полузакрыты.
Движенья мерные легки.
Все беды прошлого забыты.
Воспоминанья далеки.

Что мира тесного волненья?
Луна. Шептанье волн. Песок.
И смотрят звёзды с удивленьем
На этот хрупкий мотылёк.

НОЧНАЯ ГРОЗА В ДЕРЕВНЕ

Сначала гром творил разбой
Над ошалевшим перелеском
И вдруг взорвался над избой
И провалился в бездну с треском.

Прижала туча крыш накат
Густым и липким чёрным валом.
Мир превратился в сущий ад
Всё рвалось, рушилось, сверкало!

Ослепло зеркало пруда.
От молний испарились тени.
И разносили провода
Сигнал беды в глухую темень.

А ветер гнул в бараний рог
Лип молодых тугие сошки…
И тут взметнулся огонёк
В провале, вымокшем окошка.

Был слаб и робок этот свет,
Но сердцу сразу легче стало,
Как будто время на рассвет
Ночную тьму перелистало.

   ОПЯТЬ ЗАРЯ ИСХЛЕСТАНА

Опять заря исхлестана
Крылами птичьих стай,
И слышен с дальней пристани
Густой грачиный грай.


А дни уже сосчитаны:
Ещё дек – другой,-
До перышка пропитаны
Небесной синевой,

Тоску, как капли горькие,
Роняя вширь земли,
На юг рассветной зорькою
Потянут журавли.

И сразу будто холодом
Повеет от полей,
А не поспевшим солодом
Осенних тёплых дней.

Сентябрь уже повыстирал
Тумана пелену,
И крики птиц, как выстрелы,
Тревожат тишину.

        ЦВЕТЫ  ЦВЕТУТ

Опять у леса на пригорке
Весна оплавила сирень
В полынном запахе не горкнет,
Ещё не горкнет
Спелый день.

Цветы, как факелы живые,
Цветут с утра и там, и тут,
Цветут лесные, полевые…
И как цветут!



                *   *   *

Как отсыревшие копёшки,
Над полем сбились облака,
И дразнит запахом картошки
Прогорклый дым от костерка.

Ещё не видно и подпали
Багряных в зелени сплошной,
Но так притягивают дали
Нас просветлевшей глубиной.

Холодным потом на капусте
В рассветный час роса висит,
И ожиданье скорой грусти,
Как тайна, сердце холодит.


               *   *   *

Хоть тепло ещё и сухо,
Но выходит лету срок.
Ходит осень молодухой
По обочине дорог.

То платок цветной набросит
На берёзовый стожар,
То зажжет средь медных сосен
Вдруг осиновый пожар.

То гусиной перебранкой
Растревожит сон болот,
То от выстрела подранком
В синь озёрную нырнёт.



Зелены ещё лужайки,
Роща тайнами полна,
Но уже рука хозяйки
Полновластная видна.


  ОСЕННЕЕ

Сбросит жёлтую сорочку
С плеч берёзовый лесок.
Рыжий день, не дав отсрочку,
Скати солнца колесо.

Вожделенно замурлычет
Ручеёк средь тальника,
И закат лучом протычет
Над пригорком облака.

И опять лесные вздохи
Будет прятать листобой
В грустно-светлой суматохе
Спора с собственной судьбой.

А когда рассвет в тумане
Сплавит серебро и медь,
Лес опят меня заманит
Песню осени пропеть.

Только в ней не буде жалоб,
И для грусти нет причин:
Первый луч горячим жалом
Текст той песни настрочил.




           *   *   *

Ветер бьёт крылом свистящим
Кисею ветвей берёз,
По дороге пыльной тащит
Палых листьев целый воз.

Он потом на повороте,
За продутым бугорком,
Исколовшись весь в осоте,
Свалит их в шуршащий ком.

Может, завтра, может, ныне
Дождь прибьёт к земле листы.
Не останется в долине
Ни следа от красоты.

            *   *   *

Шепот ночи незаметно смолкнул.
Иней сад повыбелил к утру,
Ловит луч серебряную пчёлку –
Лёгкую снежинку на ветру.

Лунный диск, мгновений тайных счётчик,
Выстывает в блёклости небес.
Проступает явственней и чётче
Синеву сгустивший дальний лес.

В мире что-то изменилось круто
Стала злобно-гулкой тишина.
И какой-то древней жуткой смутой
Дали глубь и глубь реки полна.



Над землёй, в воздушных завихреньях,
Вызревал, густея, этот миг,
Чтоб сегодня – как венец творенья –
Дух природы в душу мне проник.



                *   *   *


А зима, видать устала,
Хоть и пыжится пока,
Жжёт морозом вполнакала,
Бьёт метелями слегка.

Солнце светит всё ярее,
И к закату там и тут
Галерейки, галереи
По сугробам побегут.

Там, где снег искрился чистый,
Проявляются следы,
Там, где наст лежал плечистый.
Стынет плёночка слюды.

За околицей, на склоне,
Вся земля парком зашлась.
На поляне, как в салоне
В ранний час, и тишь, и ясь.

И неясная тревога 
В каждой жилке оживёт,
А знакомая дорога
Вновь куда – то позовёт.


       РОДНОЙ ГОВОРОК

Нет – нет, бывает, да заокаю
И вроде сразу загоржусь,
Как будто слушает под окнами
Меня вся северная Русь.

Пойдёт слова катать, как камешки,
Тверской округлый говорок,
Ну, словно я, заехал в Рамешки,
К родным зашёл на огонёк.

И можно так вот, просто - запросто,
Смеяться, окать сколько хошь,
И говорок родной, как лакомство,
Уж так-то радостно – хорош!



                2

В твоё окно цветы не брошу


 
                *   *   *

Неприметна мазанка - избушка.
Холостяцкий быт мой одинок.
А сегодня вечером лягушка,
Будто в сказке, села на порог.

На дворе теплынь и новолунье.
Дождь прошёл. И так легко дышать!
Впору подобреть и злой колдунье:
Как - никак, а женская душа.

И глядит лягушка, лупоглазо
На меня, как будто говоря:
- Уж не ты ль царевич синеглазый,
Младший сын упрямого царя?

Не царевич я, прости, квакуша.
Колдовскому здесь не место злу…
Только, видно, распотешу душу –
Выпущу калёную стрелу.




СОБЬЮ С ТРАВЫ РОСИНОЧКИ

Собью с травы росиночки,
Собью на грудь земли,
Чтоб милого ботиночки
Промокнуть не смогли.

За рощей зорька топится
Лазоревым огнём.
Ко мне родной торопится
Лужочком прямиком.

Придёт и скажет шепотом:
- Тростиночка моя!
Замрёт сердечко робкое,
Любви не утая.

Собью с травы росиночки
Собью на грудь земли
Чтобы мои слезиночки
Заметить не смогли.


 
      СВИДАНИЕ

Мурава – трава, да росная,
Искры да сверкание.
Убежала девка босая
К милу на свидание.

Ей комарики – сударики
Искусали ножки.
Ой, вы, звёздочки – фонарики,
Светите на дорожку!

Нету, глупой, удержу,
Не унять сердечко.
Растрепались кудерьки,
Глаза, словно свечки.


Тянет мёдом липовым.
Туманы стелются.
От любви завсхлипывал
В поле коростелюшка.

Скроет ночка – сводница
Двух влюблённых встречу,
Их берёзка – звонница
Будет слушать речи.

А сердца бедовые
Друг другу ответят,
И зажжётся новая
Звёздочка на свете.




          *   *   *

Ты не знал, что верила
Я твоим словам,
Но хотела, глупая,
Чтобы понял сам.

Тлела зорька росная
На плечах твоих
- Ты в любви несносная –
Мучаешь своих…

И ушёл, обиженный,
И унёс зарю.
Я молчу униженно,
Вся в огне горю.



Мне позвать бы ласково,
Мне б вернуть зарю,
Только гордость девичью
Я не поборю.



          *   *   *

Тебя я слушал как в ознобе:
-Не верю в позднюю я страсть.
Любить чужого – сердце гробить
И чью-то душу обокрасть.

Все так. Разумно все и верно.
Закон у разума в чести.
И я скажу тебе, наверно:
- Прости за искренность, прости.

Твоим отчётом не унижен,
Я буду ждать случайных встреч,
Не став тебе родней и ближе,
Себя от муки не беречь.

Пусть внешне будет всё, как прежде.
Пойду по жизни наугад.
Но не носить моей надежде
Теперь уж праздничный наряд.



                *   *   *
Всего одну слезиночку,
Слезиночку – росиночку
На грудь мне урони.
Забудется то прошлое,
Нелепое и пошлое,
Повеселеют дни.


 
               *    *   *

С невысокого крыльца
Прямо в день шагнула,
Как крылом, рукой с лица
Прядь волос смахнула.

Платьем розовым светя,
Побежала садом,
Засмеялась, как дитя,
Солнцу, воле рада.

Принесёшь букет цветов,
На окно положишь.
От таких хороших слов
Стану я моложе.


                *   *   *

Не будет стол тяжёл от пирогов,
Хоть будь поэтом трижды знаменитым,
Зато вокруг прибавится врагов,
Ругающих и тайно и открыто.

Нужны поэту сердце и кулак,
Нужна ещё и совесть высшей пробы…
Поэта первым замечает враг
И женщина чутьём своим особым.


                *   *   *

Назову тебя берёзкой
Не за броскую красу,
Не за хлёсткую причёску
И веснушки на носу.

Не за вычурное платье
И девичью чистоту,
А за лад той русской стати,
Что видна, и за версту.

Этот лад, вернее, ладность
Так проста и хороша,
 Что не мыслится парадность.
Но зато видна душа.

УЛЫБКА СУДЬБЫ

Мой чуб седой ероша,
Сказала ты с тоской:
- А ты, видать, хороший,
Да жаль - не холостой.

А я – то ведь такая
Уж, коль любить, так чтоб
До корочки, до края,
До смертушки по гроб.

А так…
Э, мать честная!
Да ты ж одна из тех,
Чьё сердце не растает
От признанных утех.

Уж, коль отдашься телом
То, жертвенно - чиста,
Душа твоя на белом
Расхристанней Христа.

Дай Бог тебе однажды
Найти такой приют,
Де целый век от жажды
Напитки счастья пьют.

      
                *   *   *

В твоё окно цветы не брошу,
Как вызов сердца и весны.
Пусть не тревожат сны о прошлом,
Мосты в него разведены.

Но ранним утром на рассвете
Когда черёмуха цветёт,
Пускай в окно случайный ветер
Хоть лепесточек занесёт.

Быть может взгляд твой, заскучавший
Его заметит невзначай,
И голос друга отзвучавший
Вновь позовёт тебя:
- Встреча-ай!

И дрогнет сердце, молодея,
И вдруг захочется узнать,
Как я живу теперь, и где я,
И с кем хожу весну встречать.



           Я ТАМ, ГДЕ ТЫ


О, если ты пойдёшь по нашей узкой тропке,
Когда листву сухую сбросит сад,
Чтоб сжечь её в холодной зимней топке,
То не смотри с отчаяньем назад.

В осеннем мире, обнажённом хрупком,
Всё кажется увядшим и больным,
Хоть это лишь суровая уступка,
Чтоб силу сохранить в земле корням живым.

От глаз сокрыто таинство рожденья,
А смерть живого, в общем – то проста…
Любовь для нас – и боль, и наважденье,
И каждый раз – и взлёт, и высота.

И потому не верь в печаль потери,
Хоть в этот раз ты душу убеди,
Что я ушёл в лесной осенний терем
И жду тебя. Ты только не пройди!

Иди ж, иди за листопадом,
Иди в поля, где неба ширь и ясь.
Я там, где ты. Всегда и всюду рядом.
Я там, где с прошлым есть живая связь.



                *    *   *

Лунный свет твоё ночное ложе
Обливает мягко из окна.
Ты во сне красивей и моложе
И, как прежде, девственно нежна.

Чёрный локон на подушке белой,
Полных рук расслабленный излом,
Словно крепко так обнять хотела,
Да забылась, вдруг, волшебным сном.

Тишина. Спокойное дыханье.
Тёплая греховность простынёй.
Еле ощутимо колыханье,
Напряжённых и во сне грудей.

Спи, мой друг,
Ведь так бывает мало
Безмятежных снов у матерей
Мне всегда в тебе недоставало
Умиротворенности твоей.

Может быть, проснувшись на рассвете,
Станешь и терпимей и добрей.
Ничего, что кто-то не заметит,
Как вдруг потеплело в декабре.


                *   *   *
 Мы говорим с тобой о быте,
А за окном такой денёк!
А синий сок из неба вытек
И по лугам рекой потёк.

Лучи на солнечной плавильне
Сквозь тучку брызнули вразброс.
Как сена свежего навильник,
Листва нечёсанных берёз.

Виляя, жёлтая дорога
Бежит по полю ячменя.
А воздух хочется потрогать:
Так осязаем он средь дня.




   ПОЗДНЯЯ ЛЮБОВЬ

Отцвела, казалось, вянуть стала,
Привыкая к жалости морщин.
И глядела грустно и устало
На красивых, на чужих мужчин.

Как – то так прошли года бесцветно.
Счастлива была и не была.
И жила бы тихо, незаметно,
С головой, ушедшая в дела.

Как и все, детей бы поженила.
Поседевши, нянчила б внучат.
Только  вдруг неистовая сила
Будто время бросила назад.

Не стучась, любовь открыла двери,
Распустила щедро невода.
Ты боялась верить и не верить:
То ли счастье это, толь беда?

По ночам с рыданьями глухими
Ты просила Бога – отведи!!
Но светилось дорогое имя
Ярче солнца вешнего в груди.

Что с тобою будет, я не знаю,
Не берусь угадывать вперёд,
Но цветет, же яблоня, бывает,
Осенью. Да как она цветёт!


ШАЛАШ   ПОД  ЁЛКАМИ

Что печали старые и новые?
Старые забыты, новых – нет.
Есть шалаш и нары в нём тесовые,
И кипит на примусе обед.

От всего, привычного и скучного,
Ничего с собою не взяла.
Мужика, не самого и лучшего,
Ты в шалаш сегодня увела.

Озарит там ночку глухоманную
Свет надёжи и, может быть, любви.
Не греша стыдливостью обманною.
Разожжешь забытый жар в крови.

Бабий мир зальётся кривотолками,
Будут долго осуждать тайком,
А сегодня твой шалаш под ёлками
Пахнет и духами, и дымком. 



             *   *   *

А я опять гляжу украдкой
На твой, ещё девичий, стан,
И замирает сердце сладко,
И сам я будто полупьян.

Ты это чувствуешь всем телом,
Но, недоступна и строга,
Предупредительно – умело
Разъединяешь берега.

Судьбу признанье не изменит.
Но я всё верю и терплю.
А, может, пасть мне на колени,
При всех сказать тебе «люблю»?

              *   *   *

Наверно всё-таки любили
Друг друга мы, и не грешно
Об этом помнит. Как, чем жили
Забыть совсем, нам не дано.
Всё тихо кануло на дно.

Мы до сих пор в одной упряжке
Всё тянем, тянем воз камней,
Не проклиная жребий тяжкий,
Не ждя подмоги от людей.

Мы знаем: там за перевалом.
Дорога только в никуда.
Жаль, что жалели слишком мало
Друг друга в прежние года.


               *   *   *

Мои признанья отвергая,
Назвав их ересью благой,
Ты не заметила, как таял
Наш хрупкий мостик под ногой.

Шестое ль чувство подсказало,
Ль бездна сердцу знак дала.
Но ты ушла. Тебя не стало.
Ты связь сердец оборвала.

Встречая женские улыбки,
Не веря чёрту и судьбе,
Я всё ищу тот мостик зыбкий,
Что приведёт опять к тебе.


   БЛАГОДАРЮ  ТЕБЯ

Благодарю тебя за муку,
За боль, что в сердце я пронёс,
За ту жестокую науку
Надежд несбывшихся и грёз.

Пусть ты не ведала, не знала
Что сердцем я к тебе прирос,
Но ты мне силы придавала,
И я свой кресс достойно нёс.

Прошли года. Душа не может
Уж больше мучиться и ждать.
И пусть тебя не потревожит
Всё то, что я не смел сказать. 

Я не склоню свои седины.
Прощай! Иначе я не мог.
Я тот, единственно – единый.
Кто от себя тебя берёг.

 
                *   *   *

Говорим любимым: - До свиданья!
Говорим товарищам: - Пока!
Расставанья. Годы. Расстоянья.
Из письма горчайшая строка.

Время жизни – о порывы бури,
То сиянье дымки голубой.
Что казалось  вспышкой лёгкой дури,
Стало никудышною судьбой.

Говорим любимым: - До свиданья!
Говорим товарищам:  - Пока!
Если б знать в минуты те заранее,
Как река разлуки глубока!




                3

ВРЕМЯ ВСЕМ ЗА ВСЁ  ПРОСТИТЬ

              БЫВАЛЫЕ

«Вот, бывало»… «Мы бывало»…
Замечали за собой?
На душе ль приволья мало?
Или в сердце разнобой?

В разговоре с молодыми
Так и тянет прихвастнуть,
Как в войну в огне да дыме
Находили к счастью путь.

Как дружили! Как любили!
Эх ты, ветер перемен!
Будто нас враги не били,
Будто не было измен.

Будто всё былое гладко,
Без задирин и узлов,
Ели – пили сытно – сладко,
В общем, жили – будь здоров!

Ну а вправду? Всё бывало,
А слеза всегда горька.
Так порой перепадало, -
До сих пор болят бока.

Да и в дружбе были сбои,
И в любви - не всё подстать.
Мы же вовсе не герои.
Это надо понимать.



Если где-то в разговорах
Мы не то метнём словцо,
Не поймите: кончен порох –
Постаренье налицо.

Просто нам порой обидно
Видеть кое в чём застой.
Просто нам, наверно, видно
Дальше с горки возрастной.

И житейские примеры
Мы приводим для того,
Чтобы знали цену меры,
Что почём и для чего.

А слова «быльё», бывало» -
Е отжившее старьё.
С прошлым связано начало,
В нём грядущее твоё.


ДЕНЬ ПОСЕДНИЙ, ПРЕДВОЕННЫЙ.

Вцеплюсь – кА в гриву я покрепче,
Хоть и не первый раз верхом.
Неси, неси меня жеребчик,
К знакомой речке прямиком!

Мне десять лет уже от роду
И водяных я не боюсь,
И, голышом забравшись в воду,
Визжа, барахтаюсь, как гусь.




Дивлюсь я чуду вспышки радуг
В весёлом взлёте тёплых брызг.
Вода и солнце так мне рады
И так ко мне они добры.

Я на песке потом играю,
Где тени зыбкие скользят,
И ничего ещё не знаю,
Какая ждёт меня стезя.

В обычной птичьей перебранке
Шёл день воскресный на закат…
А где – то шли к границе танки,
И ждал сигнала автомат.

Рассыпал дятел многоточья
В прибрежной роще по стволам.
А на границе дня и ночи
Ломалось детство пополам.


           ПЕСНЯ  МАМЫ.

Ребячью память не стереть…
Вот мать, работает иглою,
Вдруг начинает тихо петь
Без слов, качая головою.

Метались тени на стене.
Трещала жёлтая лучина,
Луна как бабий лик, в окне
Тоску тягучую лучила.

Мороз топтался на крыльце.
Ветла под окнами скрипела.
Святой росинкой на лице
Слеза прогорклая висела.

В углы забилась тишина.
А в этой песне бессловесной
Такая боль была слышна,
Что становилось сердцу тесно.

 Верил детскою душой
В тот час ночной под отчей крышей:
Отец в землянке фронтовой
Её не может не услышать.


         Я ПОМНЮ

Плывёт Луна над облаками,
Рассеяв мутный свет вокруг.
Торчат оглобли над санями –
Обрубки обнажённых рук.

Лесную чащу раздолбило.
Морозно ухают кряжи.
В сугробе чахлая кобыла,
Закинув голову, лежит.

Звезды бесформенный обломок
К глазному шарику пристыл…
А не дошла она до дома
Всего, каких – то три версты.

Сто вёрст везла по бездорожью
Бесценный груз военных лет:
Пяток мешков с крупой и рожью,
Считай на целый сельсовет.

За лесом в избах застуделых,
 Наверно, матери не спят
И на дорогу то-и-дело
С надёждой слёзною глядят.

Там дети пухнут с голодухи,
 Льняной толчёной шелухи,
Там пред иконами старухи
Встают отмаливать грехи.

И хоть не верят в помощь божью,
Но просят: Бог – он всё же Бог –
И те мешки с крупой и рожью –
Надежды первый огонёк.

А там, на месте этой драмы,
Сглотнув беды сдавивший ком,
Впрягал себя старик упрямый
В одну упряжку с пареньком.

Чтоб до утра тащить поклажу
За шагом шаг, за метром метр.
Я хлеб запомнил тот и кашу,
Хотя прошло уж столько лет.




        *    *    *

Опадают листья в парке,
На  ветру  не догорев,
И вершины, что огарки
Слепо тянутся к заре.

Предзакатная полуда
Заливает чердаки,
На волнистом глянце пруда
Стынут блики – синяки.

Лозняка червлёный кустик
Впаян в водное табло…
Скоро птица- ночь опустит
В воду чёрное крыло.

Серп Луны концом калёным
Синь небесную проткнёт
И над самым дальним клёном
На мгновение замрёт.

Ветерок, дождей предвестник,
Мнёт сухой листвы покров,
И в моей душе для песни
Вновь не хватит светлых слов.



                БЕДА

Не каждый раз беда  наскока,
Тебя согнёт или собьёт,
Она порой живёт под боком,
С тобою вместе ест и пьёт.

Твои доверчивые взгляды
С участьем ловит налету,
И ждёт. Годами. Если надо,-
Наденет белую фату.

Уступит в доме красный угол,
Вся - чистота и простота,
Но каждый узел выжжет туго,
Чтоб просто так не размотать…

И вот, когда ты ждёшь подмогу,
Поддержку в самый нужный час,
Она тебе подставит ногу, -
И искры сыплются из глаз

Тебе уж тут е до морали:
Затылок свой побереги.
Куда опаснее бывали
Порой друзья, а не враги.



        *   *   *

Хотя в безбожную эпоху
О чёте мало говорят,
И всё ж придумано не плохо,
Что за грехи положен ад.

Пускай наш век акселератный
Ты – циником недаром стал,
А думать очень неприятно,
Что взял да в грешники попал.

              НЕВЕСОМЫЙ

Тихо умер. И тихо схоронили
Под железным крашеным крестом.
Помянули с водкой. И – забыли.
Будто и не жил совсем Пахом.

Ни сынов, ни денег не оставил,
Никому не друг он и не враг,
Никого при жизни не ославил.
Никому не сделал и добра.

Вечно был в житейской середине,
Ни грозы, ни бури не искал,
Если ж вал случайный и подкинет,
То назад отбросит встречный вал.

Так и дожил тихо до кончины,
Невесомым – можно бы сказать…
Даже смерти дай свою причину,
Тут же было нечего и дать.



                *   *   *

Не врут журналы и газеты:
Идёт впервые честный суд.
С одних снимаю эполеты,
Других героями зовут.

И это дело не простое.
Не переедешь, как речку, вброд.
Мы не стояли при застое,
А делали обратный ход.

Но и сказать, что вот плохая
И вот хорошая стезя,
Одно хвалить, другое хаять,
За дело взявшись, нам нельзя.

Тут всё сложней,
За что ни дёрни,
Пронзает боль весь организм.
А в государстве нашем корни
Пустил навек социализм.

Ломай ненужное, коверкай,
Коль надо, гни наоборот,
Но подходи с единой меркой.
Что в муках выверил народ.

Не вдруг газеты и журналы,
Наш верный рупор и набат.
Но до чего ж душа устала
Опять сверять с сомненьем взгляд.   




             *   *   *



Я не люблю бывать в музее
Средь разнаряженых зевак.
Что так торжественно глазеют
И так играют в умных, так…

Я выбираю те минуты,
Когда безлюдья тишина
Живым огнём прошедшей смуты,
Как в жизни той, накалена.

И с нестареющих полотен
Вновь зыбкость канувших времён
Животворящей тёплой плотью
Проходит в душу звук имён.

Я говорю тогда на равных
С вождём и с нищим под окном,
Со мною Бахусы и Фавны
Любовным делятся вином.

Могу с весёлым скоморохом
В толпу вкатиться кувырком…
Летит эпоха за эпохой.
То тут война, то там погром.

Людскою кровью и слезами
Земля пропитана насквозь…
Здесь всё пройдёт перед глазами,
Что знать и видеть не пришлось.



Здесь тишина над всем довлеет,
А жизни свет идёт сквозь мрак…
Я не люблю бывать в музее
Средь разнаряженых зевак.

ЕСЛИ ВСПОМНИТЬ
                Алексею Воронову.

Где теперь ты, друг мой Лёшка?
Жив ли толстый весельчак?
Заросла к тебе дорожка,
Не найдёшь её никак.

Сколько мы с тобой, бывало,
Съевши хлеба с кипятком,
Под дорожным одеялом
Помечтали всласть вдвоём!

Было нам с тобою вместе
Тридцать с хвостиком годков,
И хотелось жить не двести,
А все сорок сороков.

По дорогам две судьбины
Разом круто разошлись,
Две судьбы, как в паводь льдины,
Разбросала речка – жизнь.

Годы шли. Душа мужала.
Я теперь лишь смог понять:
Та пора была началом
Всех начал, как жизни – мать.




Мир в войну не только выжил,
Но и вынес сто проблем,
И проблемы те, как грыжи,
Нам шагать мешали всем.

Я не бегал от лопаты,
Чистил там, где надо грязь
Не за высшую оплату
И к наградам не стремясь.

Говорило Время: - Надо!
Надо? Будет, хоть умрём!
И росла страны громада
И в мороз, и под дождём.

Если ныл порою  скептик,
Если трус бежал назад,
На глаза надвинув кепки,
Мы плотней вставали в ряд.

Наши силы крепли в деле,
У отцов учились жить.
Ничего, что не успели
Доучиться, долюбить.

Говорят порой пижоны
Нам, седым да пожилым:
- И за что вас любят жёны?
Вы ж пропитаны былым.

Я бы тоже попижонил
В двадцать лет, хоть был и тих,
Но в, то время пахло жжёным
Телом сверстников моих. 


И что больше этим смрадом
В мире людям не дышать,
Надо строить было, надо
Автомат в руках держать.

Так что нам с тобою, Лёша,
Есть что вспомнить. Это факт!
И сейчас любая ноша
По плечу…
Коль надо так.


РЕШЕНИЕ  ПРОБЛЕМЫ  ОТДЫХА

Режет ветер верховой
Луговую свежесть.
Убаюканный листвой,
Полежу, понежусь,

Я не лодырь, видит бог,
Е прогульщик ярый,
К развлеченьям не строг
По годам не старый,

Мог бы я пойти в кино,
Мог смотреть бы телик,
Мог поспать бы вволю, но…
Бунт поднялся в теле.

Что ж такое: столько лет
Всё одно и то же:
На курорт путёвок нет,
Есть – так сам не можешь.

Да и денежный вопрос
Тут не маловажен:
То сынок, то внук подрос,
А деньгу не нажил.

Потому – то нынче плоть
Крепко взбунтовалась:
Раз нельзя на юг, так хоть
Здесь понежусь малость.

Воздух, солнце и песок –
Всё своё, родное,
Полежишь в песке часок, -
И спина не ноет.

Волны волжские, как мать,
Успокоят душу,
А под звёздами поспать,
Тишину послушать?
 
Запиши-ка, друг родной,
Ты в свою программу:
Отпуск или выходной
–Дуй на Волгу прямо!




ПРОЩАНИЕ С РОДНЫМ ДОМОМ

Два дня, приехав издалека,
Я маму убеждал тогда:
-С тоски завянешь здесь до срока,
А приключись ещё беда…


Всё было сделано поспешно.
Был продан дом за полцены
Наш старый дом, святой и грешный,
Очаг семейной старины.

Нам надо было торопиться,
Все шумно вышли на крыльцо,
А мать сидела под божницей,
Белело мокрое лицо.

И силы не было проститься,
Оставить прошлое своё.
Казалось, каждой половицей
Оно цеплялось за неё.

И был здесь мудростью отцовой
Пропитан каждый уголок.
И вот сейчас с тоскою слово
Произнесет он как упрёк,

Из-за лежанки выйдет тенью,
Порогом ляжет на пути…
И пала мама на колени,
Со стоном вскрикнувши:
-ПРОСТИ!...

Уж мамы нет. Больнее давит
Под старость груз других забот.
Но, то прощанье болью давней
Под сердцем всё ещё живёт.




        ТАЙНИК

А в сердце ест всегда местечко,
Куда надёжно прячешь ты
То свет хорошего словечка,
То свет случайной доброты.

То робость первого влеченья
Души разбуженной к душе,
То взгляда женского свеченье
На откровенья рубеже.

На зрелость, выдержав экзамен,
Мы открываем жизни лик,
А тайна тайн – мы это сами,
И сердце – главный наш тайник.



 НЕСКОЛЬКО СЛОВ О МОСКВЕ

Я был проездами в столице,
По делам куда-нибудь спеша,
И не успевала надивиться
К простоте привыкшая душа.

Но коротких сроков приобщенья
Мне потом хватало на года.
Для святого в сердце удивленья:
Как бывает древность молода!



               ДУША

Если наши души невесомы,
То какая ж тяжесть давит нас?
Почему твой голос громче грома?
Почему слепит сиянье глаз?

Если наши души безголосы,
Кто ж тогда так радостно поёт,
Если поцелуй светловолосой
На губах твоих растопит лёд?

Пусть душа безгласна и бесплотна,
Без неё мы вес теряет свой.
Только ей решать бесповоротно,
Что назвать удачей, что судьбой.




              *   *   *

Легка ль слеза иль тяжела,
От счастья льётся иль от горя,
Она всегда собой светла,
Но вкус её солёно-горек.



      ДОМ  НЕЖИЛОЙ

Что-то нынче вечер распечалился,
Разгрустились вётлы над прудом.
Из-за тучи месяц долго пялился
На забытый всеми старый дом.

Дом – как дом с трубой печной и крышею,
И с резьбой тесового крыльца,
Но антенну обречённо вышеил,
Чтоб увидеть бывшего жильца.

Дом – как дом, но пыльных окон слепостью
Будто  хочет миру доказать,
Что считает глупою нелепостью
Без тепла жилого умирать.

Может быть, хозяин всё же сжалится,
Бросит город и – домой, домой?
И тогда не будет месяц пялиться –
Захлебнётся струйкой дымовой.




        *   *   *

Когда в цветах печаль почую,
Толкнется в сердце холодок,
Из дома в сад перекочую,
В дощатый лёгкий теремок.

В нём только стол, да раскладушка,
Да – мне ровесник – табурет,
Да на окне с цветами кружка, -
И ничего-то больше нет.





За дверью писки воробьишек,
А ночью добрая Луна
На подоконнике напишет
Друзей ушедших имена.

Их души здесь со мной до зорьки
Незримо будут обитать,
И о счастливом, и о горком
Мы будем молча вспоминать.

Когда ж прохладою повеет,
И утро сядет на порог
Душа для лучшего созреет,
Рука возьмётся за перо.



           *   *   *
 
Я говорю себе: - Устал?
Оставь дела хоть на недельку
И, как за пазуху Христа,
На сутки в теплую постельку.

И отоспись, и отлежись
За годы боли и мороки,
Где виражи крутые жизнь
Крутила в пагубные сроки.

Ты ненавидел и радел,
Ты знал и мужество, и робость,
О и у сердца есть предел,
За тем пределом – только пропасть.

Ну что ж, даст Бог, и отосплюсь
Годков за десять этак разом,
Хоть обоснованно боюсь,
Что сон и лень – одна зараза.


             *   *   *

Гляжу на тополь я с балкона,
Его вершина ниже ног
Легко сгибается в поклонах
На юг, на север, на восток.

Листва в зелёном переплясе
Под свежим ветром мельтешит.
Как он отточен, как он ясен
И как до почки крепко спит!

Он не знаком с крикливой модой,
Далёк от всякой суеты.
Ему доверено природой
Лишь покоренье высоты.

С родной землёй навечно связан
Всей скрытой мощью корневой.
Он силой властною повязан
Всегда с небесной синевой.

И в этой связи двуединой
Неугасим познанья свет,
Где нет конца и середины,
Да и начала, впрочем, нет.



       СОДРУЖЕСТВО

Я против всяких сорняков
И в нашей жизни и в природе,
Но поле ржи без васильков,
Как ни суди, не поле вроде. 



             *    *   *

Мечтал о женщине такой,
Чтобы, тебя любя безмерно,
Была послушною женой
И в поведении примерной.

Меча сбылась. Но что с тобой?
Ты чем-то нынче не доволен?
Твой, жестокий и крутой,
Лишил жену последней воли.

Ты как ямщик, что целый день
Не отпускал коню подпругу…
Жена с тобой везде, как тень,
Но у тебя не стало друга.


               *    *    *

Нет, без врага не жизнь, а мука.
Важней любви бывает нам,
Чтоб в двери враг входил без стука,
Уже готовый к схватке сам.

И важно знать всегда и всюду,
Что враг идёт с тобой, как тень,
Что он ведёт с собой Иуду,
Суёт в друзья Порок и Лень.

Пусть будет он селиться рядом.
При нём сильней ты во стократ.
Болезни часто лечат ядом.
Непротивленье – худший яд.


          *    *   *

Говорят; весёлые с улыбкой
Умирают, вспомнив о былом.
Болтуны! Не гроб любой – не зыбка,
Не ладья с мотором и рулём.

Погружаясь в чёрную пучину,
Не до смеха даже дуракам.
Смерть сбивает всякую личину,
Что носить пришлось при жизни нам.

Я ж хочу, навечно угасая,
Унося с собою ярость дней.
Насладиться хоть собачьим лаем
В тот последний мг судьбы моей.

Пусть скулит встревоженная сука
Не о том, что кто-то там угас.
Всё же есть в собачьих звуках
Что-то непонятное для нас.


              *    *   *
По воле скучая к баптистам
Попав однажды на обед,
Я со скептизмом атеиста
Молитву слушал, будто бред.

Из той молитвы немудрящей
Одно сначала взял я в толк,
Что суп не стал жирней и слаще.
Не стал обильней праздный стол.

И всё ж благое убежденье,
Что так возвысило  слова.
Вошло в меня, как наважденье:
Так чья же, правда – то права?


И потому пришлось признаться
Мне самому себе потом:
За Правду нашу надо драться
Не с кистенём и не с кнутом.

И поучиться бы не худо
И у библейского Христа,
С каких позиций видеть чудо,
Чтоб стала истина проста.


                *    *   *

Кабы мне на старость лет
Счастья на полушку:
Не просторный кабинет –
Просто комнатушку.

Справедливость сбилась с ног,
Мой язык – в мозолях,
Но живу я, видит Бог,
Как в клетушке кролик.

Что  мне в ноженьки упасть,
Умалять кого – то?
Ведь глуха к просящим власть:
Подавай ей льготу!

Обещает новый век
Все земные блага,
Только я-то, человек,
В домовину лягу.

Не дождусь я этих благ,
Что ни ворожите,
Потому что, скажем так,
 Я – не ДОЛГОЖИТЕЛЬ.




               *   *   *

Нет, скептики не путают
Житейские понятия:
Добро – так не обутое,
Покорность – не распятье.

Стыдливость – грязь кажется.
Сердечность  - в слёзной наледи.
Коль зло – так и куражится,
Коль сила – лезет на люди.

Одна защита верная
От силы бессердечия:
Коль дружба – беспримерная,
Любовь – так чтобы вечная.


           *   *   *

Говорят, без дружбы жить, -
Что без света вянуть.
Надоест от скуки выть –
К свояку загляну.

Там привета не найду.
Там любовь в опале:
Оба думают узду
На другого пялить.

Жаль, конечно. Жизнь идёт.
Старость на пороге.
От другого каждый ждёт:
Вспомнит, чай, о Боге.

Но какой, скажу тут, Бог,
Если по привычке
Каждый, встав лишь на порог,
Ищет повод к стычке.


Нет любви – согласья нет.
На двоих лишь ложе.
Никакой  чужой совет
В этом не поможет.

Там доверье в взаперти,
А на воле злоба.
Солнце, солнце, посвети
Им двоим особо!




           *   *   *

Когда-то я любил на пляже
Позагорать и попотеть
Средь шоколадных спин и ляжек,
Совсем привычный к наготе.

И было так легко и просто:
Вода, и солнце, и песок,
И мил тебе зелёный остров,
Куда приехал на часок.

Теперь совсем уже другое.
Воскресных лежбищ маета
Претит душе, лишив покоя,
И угнетает  нагота.

Вздохну порой:  чего же ради
Из тесноты квартирных нор
Спешат на пляжи тёти, дяди,
Порой ценой семейных ссор?

И всё сильней и чаще тянет
Лесной таинственный покой,
Куда и солнце не заглянет,
Где ты совсем не городской.


Нам надоели стычки, ссоры,
Война глухая с теснотой.
Ты отпускай нас чаще, город,
Чтоб насладиться простотой.


          *   *   *

Когда воюю с бедами, -
Я крепко на ногах,
Пока на «ты» с неведомым
И страх уже – не страх.

Своя тут суть и логика,
А истина проста:
Несчастий педагогика
Рачительней хлыста.





             *  *   *

В детстве и в юности
Хочется взрослости,
В зрелости хочется
Скрыться от пошлости.

Ставши мудрее,
В серебряной старости,
Чуя неладное
В липкой усталости,

Силы теряя,
Так яростно хочется
Не отразиться
Тоской одиночества.



Там, за чертою,
Где небыль скрывается,
Чьё-то начало
Начал зачинается.

Чьё-то святое
И чистое-чистое
Ты своей жизнью
И совестью выстрадал.

Выстрадал сердцем,
Как выскоблил дочиста,
Чтоб не плодилось,
Грозя, одиночество,

Чтобы святое
И чистое – чистое
В мире могло бы
Родиться и выстоять.


           *   *   *

Когда уже слабеет тело,
И старость виснет на гуже,
Мы в разговорах то и дело
Словечко вставим о душе.

Как будто исподволь готовим
Ей, отслужившей нам, приют
Среди собратьев по крови,
Что после нас в сей мир придут.

Хоть в чём-нибудь найти зацепку,
Коль не оставил в жизни вех.
Тянуть не выросшую репку
Напрасен труд, да мал и грех.




                *   *   *

Не грехи считать под старость,
Не врагам за подлость мстить,
Я хочу, чтоб мне осталось
Время всем за все простить.


                *   *   *

Огня лучистого броженье,
А сверху – синей тьмы нажим,
Чтобы открыть воображенью
Самой Вселенной этажи.

Насквозь пронзён полоской света
Ушедшей тучи взбитый клок.
Луны старинную монету
Протёр, как замшей, ветерок.

Я вот уж сполохи зарницы
Сжигают звёздную стерню,
Но дым небесный не клубится:
Нигде не враг огонь огню.

Как хорошо в такое время
Шагать куда – то налегке
И быть душою вместе с теми,
Кого оставил вдалеке.

Кем ты любим, с кем часто спорил,
Кому мешал порою жить,
Чтоб завтра груз чужого горя
Себе на плечи положить.