Плохой художник хорошей живописи

Плохой художник хорошей живописи.

Сегодня я проснулся утром и понял, что хочу рисовать. Раньше я этого ни когда не делал и желания у меня ни когда такого не было. Я ни когда не ходил в художественную школу, у меня ни когда в семье не было художников и ни кто из моих родственников, ни когда не рисовал. Но, не смотря на это, сегодня я решил, что я хочу этого и я буду это делать.
С этим твердым намерением я начал путь к поставленной цели. Осуществляя утренний моцион, я думал над будущей картиной. Я пытался зацепиться за каждую мелочь:

Вода стекает с волос,
Вода струится по трубам,
Мыло скользит по рукам,
И пену разносит повсюду,
Паста зубная во рту,
Щетка чешет мне зубы,
Кровь из десен идет,
Собой, орошая губы.

Нет, это все не то, это не подходит для образа самой красивой картины на свете, которую я собираюсь нарисовать. Нужно искать новый образ, новые силуэты и линии. И вдруг я понял, мне не хватает музы. Мыза, это что-то нематериально и невесомое. Музой может быть все, что угодно:

Я творю,
Вернее пытаюсь я это делать,
Пишу, рисую и шью,
Все, что красиво умею,
Идеи творений моих,
Несет мне моя муза,
В образах разных она,
Приносит творенья и чувства,
Придет она красным огнем,
Или водой голубою,
Желтой ниткой придет,
Иль рифмой,
Иль словом,
Иль болью.

Понятно, музу можно увидеть во всем, если только захотеть и пристально вглядеться. И я начал вглядываться. Я пристально стал рассматривать столовые приборы на своем столе, потом обсмотрел все содержимое моего холодильника, всех шкафов на кухне:

Феерия вкуса и цвета,
Специй, приправ озорных,
Мясо и сыр, даже зелень,
Все с наслажденьем вложи,
Вложи ты в себя чувство,
Сытости, вкуса, любви,
Цвета и запаха тоже,
Ты поскорей оцени.

Нет, и опять это все не то. Еда и быт, это не то, что художники изображают на картинах. Натюрморты это конечно прекрасно, но это все не то. Нужно что-то иное. Образ для картины должен быть ярким и неповторимым. Каким-то таким необычным, чтобы все ахнули.
Но постойте, как же я буду рисовать, если у меня ни чего нет для этого. Мне срочно нужны кисти, краски, мольберт, холст, палитра, растворитель, фиксатив и прочие атрибуты художника. Тогда нужно срочно идти в магазин.
Пока я шел по улице, по направлению к магазину с подходящими для меня товарами я отчаянно искал музу во всем и пытался во всем окружающем мире углядеть образ, подходящий для моей картины.
И вдруг мимо меня прошла девушка, просто ангел:

Ты спустилась на землю,
Чтобы пролить свет на нас,
Своей красотой несравненной,
Ты привлекаешь всех нас,
Взмах твоих крыльев прелестных,
Подобен ветру судьбы,
Следы твоих стоп несравненных,
Ведут к спасенью души.

Как же она прелестна и прекрасна. Она, это именно она, она воплощение моей музы, мое вдохновение! Она и только она подходит для моей картины. Все решено, я нарисую её. Она будет моим шедевром, которым я буду гордиться всю жизнь. Ее прекрасный образ, достойный воплощения на холсте:

Я пребывал в смятении,
Ступор мой был не рушим,
Как вдруг проведенье увидел,
У чувства мои всполошил.

Купив все, что было нужно, я понесся со всех ног домой, чтобы скорее начать рисовать свою долгожданную и неповторимую картину, пока вдохновение и муза меня не покинули, и пока образ этой чудесной девушки еще держится в моей памяти.
Придя домой я на начал спешно устанавливать мольберт и натягивать холст на подрамник. Потом нанес грунт на холст, при этом, рисуя образы своей будущей картины у себя в мозгу и предвкушая какое же это будет чудесное творение. Начал было даже думать над рамкой для своей картины, но это все потом, в начале нужно нарисовать!
Я выдавил на палитру краски, взял кисть и начал творить:

Какое предвкушенье с наслажденьем,
Рождалось в воспаленной памяти моей,
Сводило ум мой с направленья,
С которого хотел я не сойти.

Я водил кисточкой по холсту, потом обмакивал ее снова в краску, черную, белую, синюю, желтую, немного зеленой… Но пока что это мало походило на шедевр. Ни чего, в начале утенок был гадким, а потом он стал прекрасным лебедем. Я чувствовал себя таким одухотворенным и всемогущим, что не замечал, как краска летит мне на лицо, одежду, на пол. Я творил! Создавал шедевр искусства, которым будет восхищаться все мое окружение, а главное я сам:

Уверенность и одухотворенность,
От этих ощущений можно все,
Взлететь, упасть, бежать и прыгать,
И строить, и ломать,
И делать все,
На что хватает этих чувств чудесных,
Которые взорвут сознание твое.

Я стоял у мольберта и с остервенением водил кисточкой то в одну, то в другую сторону. И вот когда уже все было готово, я отошел подальше, чтобы издалека насладиться всем объемом своего творения. Но чем дальше я отходил, тем больше я ужасался тому уродству, которое я сотворил своими собственными руками. Какой же это был ужас. Неописуемое уродство, это было не лицо прекрасной девушки, а скрюченная карикатура, морщившаяся от боли и ужаса, который пронизал меня до самых пят:

О горе проклятым моим рукам,
Которыми творю я эти все уродства,
Выходят из под рук моих они в слезах,
И умоляют их разрушить только.

Как хорошо, что я купил не один холст. И я вновь начал рисовать. Не смотря на то, что первая моя картина не удалась, я не потерял энтузиазм. И вот мазок, еще один мазок, штришок тут небольшой нужен. Я размахивал кисточкой, предвкушая, что картина, которая получится на этот раз, будет уже той, которую я желаю увидеть и получить.
Закончив, я опять отошел, чтобы посмотреть на свое творение. И опять моему взору явилось это ужасное творение, не человека, а какого-то монстра, изнемогающего от сильной боли.
Я решил попробовать еще раз. И опять ни чего не получилось. В углу моей комнаты уже начали копиться уродливые создания, которых я рисовал с таким усердием.
После нескольких неудачных попыток нарисовать эту прелестную девушку я решил изменить объект рисования, и стал рисовать пейзаж. Деревья, озеро, поле, в общем, набор объектов для пейзажа стандартный:

Единожды приняв решенье,
И ощутив ошибку в выборе своем,
Исправить мы пытаемся сей выбор,
Меняя точку зрения во всем.

Но и эта картина у меня не получилась, такой, какую я хотел. Скрюченные коряги, стоявшие посреди грязной лужи, на которую падает черный свет. Какой ужас, и это все сотворил я сам. Я монстр и я пложу таких же монстров, как и я.
В этот момент уверенность и вдохновение покинула меня. Я стал думать, что мне это не дано. Что я ни когда не смогу сотворить ни чего прекрасного, что могло бы понравиться людям, окружающим меня.
Меня изводило чувство неполноценности и внутреннего уродства. Оно съедало меня всего целиком, заставляя ненавидеть весь мир, который не смог наделись меня умением рисовать. Зачем не умение видеть, если увиденное я не могу воплотить:

Рожденный я в грязи,
Во тьме, в пещере темной,
Уродлив я внутри,
Страданиями полон,
Я создан разрушать,
Творить я не способен,
И смерти угождать,
В пустой пещере темной.

Я кричал, стонал и плакал, я рвал на себе волосы и одежду. Я изнемогал от боли, которая зародилась вдруг внутри меня. Я не мог вынести того, что творить и создавать прекрасное, мне не дано. Мне бросало то в жар, то в холод от взгляда на то уродство, которое я сотворил. Я не мог это больше выносить!
Я открыл окно, взял все эти уродливые картины, которые я нарисовал и прыгнул вниз. Легкое головокружение, полет, состояние эйфории, это одухотворяет и воодушевляет… Но уже слишком поздно, яркий свет… Еще секунда и все! Конец! Свет исчез и повсюду только тьма и тишина:

Он был, он жил,
И радовался жизни,
Он счастлив был,
И всех любил,
Не зная горьких мыслей,
Но осознав всю мерзость той,
Души живущей в его теле,
Он жизнь прервал,
Сорвавшись вниз,
Разбившись об сомненья.
Он был и жил,
Но боле нет его на этом свете,
Рожденный в сумрачной тиши,
Не может жить на этом свете.

Тело мое обмякло. Картины лежали рядом, все помятые, но неиспорченные. Я с наслаждением осознавал, что все сделал правильно, я дал этому миру шанс, сделал для него одолжение. Надеюсь, что таких, как я больше не будет. А мои картины, их или разорвут собаки, или выбросят в мусор или просто сожгут. Эта мысль доставляла мне по истине неизгладимое удовольствие.
Но вдруг фраза: «Что за прелесть, чудо, а не картины, новый взгляд на вещи, новое направление искусства». Не уже ли моя смерть напрасна и мои картины будут признаны обществом. Как бы там ни было, для меня все уже закончилось.
Может быть, это и к лучшему. Я своей смертью дал искусству новое направление, ведь при жизни я смог бы вынести в свет свои картины:

Вся жизнь несправедлива,
Жизнь сложна,
При жизни мы все немы,
Лишь в смерти правда вся.