Глава 4. Афганистан! Кишлак

                Смерть – это не самое худшее,
                что может произойти с человеком.
                Платон


       I
Восемнадцать лет!
Вот и время пришло!
Выполнить свой обет,
Пойти служить. За что?!
Задала этот вопрос она,
Когда Майкл в армию собрался!
«Извини! Это мой долг, мама!» –
И так крест от него оторвался!
Гордость – это к его преимуществу,
Любого парня молодого!
Проблемы времени, – пророчеству.
И манит, кого-то «золотому».
Все это безумная романтика,
Война и армия книжным слогом неописаны!
И не рисунок конфетного фантика,
От изумления расписаны!

       II
Но наш герой совсем другой, –
Он сам не хочет в армию идти!
И доволен, такой карточной игрой,
Ведь нет для него иного пути!
Уверен тем, что должен служить,
И так медленно идет,
Ведь Родину надо любить.
И популярную песню Цоя поет!
На спине легкий рюкзак,
Порванные джинсы и куртка!
Но не тот самый лежак,
Что помнится в отеле «Прибаутка».
Все документы готовы,
Сей час идет в военкомат ближайший.
«Да! Вы здоровы!» –
Взгляд жизни страдающий!
Он ищет смерти?! Во тьме!
Он ищет жизни?! В свете!
Он хочет лежать в сырой земле?!
Он точно умрет на этой планете!

        III
Слышен нелепый смех,
Во тьме кромешной,
Он велик! В этом весь его грех,
И трудиться на земле грешной!
Но наш герой с каждым мог поспорить,
Друзей своих на дело подготовить,
Свою девушку расстроить
И всем судьбу разбить!
Он играть любил другими:
Всех он мило так губил,
Но люди становились злыми,
И тот мир его спалил.
Он крепок парень был,
Но всем не мог, правду рассказать.
И этой жизнью наградил
Тот, кто мог спокойно им играть!

        IV
Куча! Груда металла,
Ползущая по земле,
То, что природа создала.
Уничтожено при тебе.
Война уничтожает людей!
И ради чего? С какой целью?
Это прибыль преисподние, и убыль ей!
Хождение у разрушенной, – цепью!
Да! Так бесстрашны горы!
Но что они в себе скрывают,
Эти всемирные шторы?
Людей невидимкой облачают.
А форма, лишь только их пугает,
Пугает так, что навязывает страх,
И кое-что раскрывает!
По ветру, развевая прах.
Ими можно любоваться с пустыря,
На эти джунгли бескрайние.
А внутри, боятся штыря.
Своим страхом формальные.

         V
………………………
………………………
………………………
………………………
Пусть Майкл начнет,
И о себе песнь споет!

         VI
Но вернемся к войне,
Бессмысленной и беспощадной!
Невозможно потом утопиться в вине,
От войны заразной!
Кишлак – наше задание!
Нам ничего не говорят о нем,
Это вне нашего понимания!
А зачем?! Только производить огонь за огнем!
Идти до него два дня,
По камням иссохшим скакать,
Патронами звеня,
По пустынной тропе бежать!
А может, нет этого кишлака?!
И не туда кинули нас?!
А может это западня?
Но вряд ли! Был приказ!
Странно лишь одно!
Ни одной души по пути!
Интересно, где всё,
Где душманы, где они?!?
В учебке меня учили
Из снайперской винтовки стрелять!
Помню: как первого духа подстрелили,
Но другое хотел я знать!

        VII
Осмотр закончился и колонна
Начала выдвигаться к кишлаку.
Оружий, снарядов и припасов тонна,
Папиросе не хватало огоньку.
Густыми жирными струями
Из под колес брызжет пыль.
Провожают нас словами
И это уже не сказка и не быль!
А ум постоянно все расспрашивает.
Сухой терпкий ветер подхватывает
Ту обыденную пыль из-под колес,
И небо застилают желтые клубы.
Пока еще никто никого не понес,
Но до нас уже поставили, памятны столбы.
Водители угадывают дорогу чудом.
Вы подумали, что час запахло порохом и луком?
И все сидящие на броне,
Превращаются в одноцветный лес дубов.
Да. Нет лихих ковбоев на коне,
Никому не желаю таких снов!

        VIII
Странно пейзаж меняется,
А людей все нет!
Как будто кто-то издевается!
И где ответ!
Не знаю как мои друзья
Ко всему этому относятся,
Но мы как одна «семья»!
И у большинства голова сносится.
Но тут мы увидели пацана с автоматом,
А рядом старец слепой!
Я слышал, как кто-то набросился с матом,
А парень был сам не свой!
Поднял автомат к верху,
И крикнув, начал стрелять!
Ни одни фразы не доносились к смертну,
Но пришло его время умирать!

         IX
Он никого не задел,
Моя пуля разбила его лоб!
Он даже не заревел,
Упал как высушенный сноп.
Винтовка из рук выпала,
Медведко меня подхватил!
Секунда выиграла,
А я наземь повалил!
Старца тоже хотели кончить,
Я попросил его на поруки!
(Время войну закончить!)
Что я испытал?! Какие муки!
Я стал задыхаться,
Упал на колени,
И начал мешаться!
«Умирая», как дикие олени!
Меня ребята подхватили,
Но я не умирал!
На БТР взвалили,
Я свой бой только начинал!

         X
Все это прерывисто происходит,
Пояснений иногда нет.
Каждый мало что помнит,
И в этом, наверное? ответ!

         XI
Очнулся через четыре часа,
Ночь настигла в пути,
Вот она!
Не в этом заключались мечты!
Медведко ко мне подошел:
«Ну, как дела, боец!» –
По плечу похлопал, и дальше пошел, –
«Меткий, однако, ты стрелок!»
Долго понять не мог
И пошевелить руками!
Лишь только знает Бог!
Лежал с «онемевшими» ногами!
Пересилив свой страх,
Винтовку взял свою!
Видел крыльев размах,
Птицы подбитой в бою!

         XII
И та летела!
Навстречу всему,
Боролась и надежду имела!
С мыслями: «Лечу, лечу!»
Это был гордый орел,
Подбитый душманами в горах!
Он медленно по жертве шел,
Ему не видан страх!
Мы влезли не туда,
Все парни молодые!
Без нас рушилась их страна,
А теперь мы все иные!
Ведь это не наша  война,
И не наши интересы!
Эта другая культура, страна.
А не наши замесы!
И этот вывод делаю я
Сейчас, после войны!
Все мои друзья,
После развала страны,
Были убиты, или спились,
Или в группировки подались!

         XIII
Наконец, нас довезли,
Высадили, а дальше пешком!
Теперь начинаются два дня возни!
И, наверное, с огоньком!?
Нас было где-то 30-35,
Но я не вел счет!
Я не пытался всех парней запоминать,
И каждый нес свое: кто автомат, кто пулемет!
Первый день начался идеально
Прекрасно! Мы шли энтузиазмом пустым!
Кто-то разлагался морально,
А кто-то был просто злым!
Весь взвод обсуждал того пацана,
Что я пусто убил,
Часа полтора!
Но его взгляд не забыл!

         XIV
Не знаю, что меня сейчас наполняло:
Зло, ненависть иль страх,
Иль все меня опустошало?!?
А что было б, соверши промах?
Сколько парней молодых полегло,
И все из-за пацана!
Убив его, и всех спасло!
Его смерть не напрасна?!
Видимо не надо мне переживать?
Но я его отправил на тот свет!
Главное себя не потерять!!!
Он же – моджахед!!!

         XV
Старец шел со Шнурком,
И смотрел на Майкла, молчал.
От него попахивало «душком»,
Как будто что-то знал!
Он мудростью какой-то обладал,
Ведь жизненный опыт его богат.
Так ни одного слова по-русски не сказал,
Но его удивлял наш «мат»!
Шнурок пытался его убедить,
Что не надо за нами идти,
А прапор был не против, его тащить,
Говоря: «Не на руках же его нести?!»
«Прапорщик, Медведко!
Зачем он нам нужен? Я просил его оставить в живых!» –
«Ты говоришь четко, и метко!
Я его знаю, он спас двоих!» –
«Поэтому, он останется?» –
«Он старец! Тебе, как никак знать! –
Переживал за него, как бы ни поранится, –
Но слова его внимать!»
Был приказ, путь свой продолжать!
Как понял я, – Медведко с ним знаком,
Но как понять: «Его слова внимать!»?
Видимо, он чем-то удручен.

         XVI
Но что может отвлечь,
От всех напряжений,
В тоске немой развлечь?
Вздремнуть без всяких мнений!
«Я понять не могу,
Все то, что ты говорил!
Я тебя прямо спрошу:
Ты Смерть видел?»¬¬¬¬ –
«Конечно же, да!
Я видел, как гибнут! Умирают!
Мои сослуживцы и друзья.
Они… как и я, этого не желают.
Ты когда-нибудь представлял,
Как кровавят скалы.
Ты о таком знал?
Из трупов образуются завалы!
Кровь льется рекой
И равнины усеяны телами,
А в голове одно: «Живой!»
И другими словами…» –

         XVII
Нервно собеседник прервал
Столь пылкий разговор –
«Думаешь, я всего этого не знал?
Это человеческий приговор!
Если люди перестанут умирать,
То я лишусь работы.
Ты должен это логично понимать.
И какие тогда ждут меня заботы?!
Я читал твои заметки…» –
Так странно он тему поменял,
И крики, звуковые отметки
Нежно избегал.
А Майкл, т.е. Михаил,
(Ну, кто как знает его)
Он смерть не так любил…
И вообще за что??
В этой глубокой тишине,
Оба таинственно молчат.

         XVIII
Что может происходить в этой дыре,
Когда вопросы новые творят?
Прищурив на секунду глаз,
Наш герой, узнал лицо.
Не буду говорить о вас,
Но то было лишь одно, –
«Смерть!.. И ты есть предвестник?
Но я не умер! И не сошел с ума!
Ты лишь посланник? Вестник!?
Я вижу снег… сейчас зима» –
Майкл осмотрел все в округе,
Но все муть, густой туман.
И здесь не ходят слуги,
И не курят здесь кальян!
А вдохнуть дым нельзя!
Легкие наполнены водой,
И не открывая рта,
Знаешь! Ты мертвый, но живой! –

         XIX
«Смерть, я не знаю,
Как попал сюда!
Но я трезво понимаю,
Все это сон! Твоя игра?» –
С таким желанным удивлением
И поразительной логикой ума,
Собеседник поиграл с презрением.
Но начал говорить такие слова, –
«Мне говорили, что ты уникален!
Но не каждый уникальность проявляет.
Да! Этот мир не реален,
И не каждый об этом знает!» –
«И время над ним не подвластно?» –
«А ты, не перестаешь удивлять!
Иногда говоришь пылко, страстно!
Но ты должен знать.
Я будущего прошлое знаю,
И время, для меня не координата.
Странно звучит! Понимаю.
Да! Банально! И странновато!» –

         XX
Герой суть не понимал,
Всего этого происходящего.
Лишь только подразумевал,
И то жизнь лица уходящего!
От всех этих сомнений,
Легкие наполнились
Воздухом чужих мнений.
Хорошо запомнились,
Эти, пять минут дрема.
И банален этот сон!
Это не выспаться дома,
Но очень странен он!

         XXI
Горы! Одни они,
И больше ничего!
Бескрайние! И всем взглядом, – твои!
Светло-коричневые, и все.
В них могущество и власть!
Потому что здесь пылает страсть,
Люди воюют,
Но ради чего?
Колоду карт тасуют,
Вытяни, играй и … Что?

         XXII
Солнце здесь всегда чужое,
Безжизненное и белое.
Оно до последнего такое!
И никому родное!
Такая же сама земля!!!
Раскаленная, сгоревшая дотла.
И только слежавшийся пепел,
Рассыпан по долине.
Как будто жизнь свою я пенил,
Умри на мине!
В полдень воздух недвижен,
Как будто загустевает.
В это время только ветер слышен.
Кто этого не видел, тот этого не знает!!!
В такие минуты чувства умирают,
И равнодушие – единственное
Эмоциональное ощущение, просыпают,
У каждого из нас ценное!
Единственное, что можешь сделать,
Надвинуть на брови панаму,
Но и это не спасает. Бегать?
Лучше слушал маму!!
Нестерпимый свет выедает глаза,
Такое ощущение, что все плывет!
Забываешь все цвета,
Лишь песок один ползет!

         XXIII
Странным кажется одно:
Ты можешь двигаться, куда-то идти;
Нагретое до ужаса лицо,
Только кожа может сползти!
В этот момент чувствуешь себя мелкой,
Перемещающейся в пространстве песчинкой!
Не быстро бегающей белкой,
А зажаренной личинкой!!
Смотришь вдаль,
Все это вызывает печаль.
Видишь долину, камни,
Рваная кромка гор на горизонте
(Да, я бывал на фронте)
Одни лишь небесные ставни,
Спасают, иногда от жары.
Но все равно выедает глаза,
Такая здесь погода! Увы!
Прохлады требует душа,
Окунутся в реку после бани,
Попариться и снова повторить!
И между нами,
Можно о правде поговорить!

         XXIV
«Не стрелять, это наши!» –
Предупредил Медведко, –
«Это не духи ваши!
Я же знаю!.. стреляете метко!» –
Обратился к Майклу прапорщик, –
«Наконец спустились первые.» –
(Война это не шик!)
Но люди в этой стране верные!
По почерневшим их лицам
Струился пот!
И мимо пролетавшим птицам,
Удивленно давился жирный кот!
Пошатываясь от напряженья,
Они тащили тело.
Все падающие от изнеможения
Проклинали войну и это дело.
Но это в мыслях их было,
Страх за жизнь и упрек за страну,
Кровь водою тихо смыло,
Но осталась память наяву!

         XXV
Прапор тихо присмотрелся.
Убитый был с ног до головы в крови,
Так холодно вокруг осмотрелся
И с хрипом проорал: «Умри!
Пускай безжалостно умрет
Тот, кто в кровавой ванне искупал,
Пускай бесследно пропадет!» –
Медведко продолжал.
Майкл так смотрел
На прапорщика в гневе!
Он первый раз сцену эту лицезрел!
Это дух, закрытый в звере.

         XXVI
«Наконец!! Отряд нас догнал,
Хоть так им как-нибудь поможем!» –
Майкл шепотом Шнурку сказал, –
«Да! Если сами сможем!» –
Шнурок с Майклом в армию попал,
Худой парнишка, беззащитный
И он сразу на поруки ему попал,
Как камень «монолитный»!
Монолитный! Почему?
Он человек упертый! На том и стоит!
Может и потому,
Он с Майклом рядом сидит!
А почему его Шнурком прозвали?
Да, он смешон очень был,
Ему шнурки всю жизнь мешали!
Таким он парнем стыл.
Но карты в руки не клади!
Шнурок картежник умелый.
Ну, ты тузом вперед пойди,
И в этом деле он был смелый.

         XXVII
Всех он в карты мог обыграть,
Но вся беда в этом и скрывалась.
Поэтому в армию ему пришлось бежать,
«Мафия» ему проигралась.
Карты… картишки! Война, войной!
Он долг отдавал перед страной
И здесь себя не терял;
К Майклу  на поруки попал.
Его азартная душа
Манила к картам.
Ведь он их слуга,
Приговоренный вечным маршем!

         XXVIII
Вернемся к нашему продвиженью.
Начеку Майкл и Шнурок –
Это вам не зима с метелью,
И не просто, держать наготове курок!
Все тихо! Как в тайге!
На то «Горная земля»,
Ведь все они на войне
Героев ждет страна!!!
«Майкл! Шнурок! Держать позиции!
Глядеть в обо! Не метлесить!» –
Сказал прапорщик, бывший лейтенант милиции.
(Дождик бы начал моросить.)

         XXIX
Замполит подбежал,
На лбу сырые пряди.
Медведко перед ним глыбой встал,
Как горные стяги!
Казалось, если ударит коротышку
Или хоты бы просто навалится,
То замполит под землю провалится
И не поскачет потом вприпрыжку! –
«Приказ был приказ!!!
Все отставить!» –
Все это грозный сказ, –
«Отставить!.. А потом – как это представить?» –
Непрошибаемостью Медведко наслаждался,
Всю жизнь он был таким?
Над судьбою своею насмехался,
И не был человеком злым.

         XXX
До войны он был следователем,
В мелком городке,
Где был всегда преследователем!
Где город утопал… не желаю такого тебе!
Мужики, то и дело,
Пили водку после работы.
Пьяные, били своих жен смело!
Им бы, женские заботы.
Но Медведко родился
Не в веке в том!
Он с ними бы смирился,
Но в этом был весь он!
Быть справедливым,
Так до кончиков своих ногтей!
Быть человеком трудолюбивым,
Ловя всяких «змей».

         XXXI
Ему б в древнем Риме,
На главной сцене Колизея,
(Гладиатор верен только своей силе)
Убивать всякого зверя!
Но время совсем другое!
Здесь думать надо,
Распространять силу в покое,
А не как диких зверей стадо!
У него было двое детей,
Милая красивая жена!
Но двое сбежало людей,
Из ближайшего места заключения!
Это были не люди, а звери!
Два рецидивиста тюрьмы.
Они бы друг друга съели,
Если б не были подобными людьми!

         XXXII
Может Медведко все сам расскажет?
О его самом трудном приключении.
К своей службе все привяжет,
Ведь он в этом измерении.
Все как обычно,
Конец рабочего дня.
Все это так привычно,
Если бы не текст сообщения.
«С зоны двое сбежало!
Находятся в вашем районе.
Отделение солдат уже давно на след попало.
Нужна помощь! Все в сборе!» –
Медведко мог пойти домой,
Отправить молодых искать.
Но он человек другой,
И сам пошел помогать!
Его поселок очень мал,
С ним два парня молодых.
Для этих дел очень стар,
Но надо поймать жуликов крутых.
Городок солдаты оцепили,
Им деться некуда!
Видимо, про дома забыли,
Но люди!? Сейчас же темнота!

         XXXIII
Они поехали на старой машине,
Но тут соседка выбежала навстречу
С криками: «Там! С ними!»
С зеркалами встречу намечу.
А у них в городке, на окраине
Небольшой домик был,
Близок к лесу. (Теперь в развалине)
Но этот день уже «простыл»!
«По газам! К моему дому!» –
Медведко заорал!
Но это было сказано не к слову:
«Мы одного подстрелили» – сказал,
Голос по рации, –
Есть жертвы с обеих сторон.
Приезжайте к локации» –
Сердце, покрытое огнем!
5-10 минут и они уже на месте,
Оперативно работают!
Чувствуется запашёк свеженькой мести!
(Слышно, как «голубки стрекают»)

         XXXIV
Но когда подъезжали к дому,
Выстрелы были слышны.
Ко времени готов злому!
Ибо солдаты дружны.
Никто не представляет эту картину,
Когда рушатся судьбы людей.
Не обычную рутину, –
Измерение обыденных дней!
Не могу рассказать
Всего того, что Медведко пережил.
Могу лишь только факты знать,
Что его новой жизни положил.
Тот день его не сломал
И не сделал его счастливее,
Крах его мира настал!
Относиться к жизни терпеливее.
Может что-то внутри его, и горело?
Терзало душу его?
Но он, проявляя себя смело,
И не сдавался ни за что!!!
В храбрости и умениях
Превосходил каждого из нас!
Иногда не сходился во мнениях,
В военных делах он точно асс!

         XXXV
Но тем минутам нет возврата,
Со временем ему не повезло.
Не ожидал такого краха.
Отправил он письмо
И добровольно отправился в Афган.
Ценил он солдат, людей.
Но в одной из крупных стран,
В рутине обыденных дней
Он понимал одну поговорку:
«Пуля – дура, штык – молодец!»
Но это не конец.
И приоткрывая одну створку
За нею польется свет!
Не каждый вынесет такой гнет.
Жизнь потихоньку окунала
В жестокую необходимость.
Иного пути не предполагала,
Ему не чужда прихотливость!
И этой необходимость были:
Безвозвратные потери,
Многие смерть не пережили,
(Или просто не хотели?)
Чрезвычайные происшествия
И многое другое происходило.
Но были великие шествия,
И это бодрило!

         XXXVI
От «строя» остались подарки,
Что встречались в жизни мирной.
Ни кухонные приборы, ни скалки,
Ни блины от масленицы жирной,
А странные и нелепые отсчеты,
Еженедельные проверки,
«Вечерние перерасчеты»,
Штабные шаблоны и мерки.
И самое странное происходило,
Донельзя доходило,
Что вы себе представить не могли:
Не вовремя чопорные чиновники
Появлялись из округа и из Москвы.
Во многом они виновники?
Да нет! Проверки должны быть,
Но не в таком количестве огромном!
Так можно, про воинское дело забыть,
Во времени нашем скромном!

         XXXVII
Сейчас до меня начало доходить,
В кишлаке сбор должен состояться.
Но кто будет операцией руководить?
Суждено пророчествам сбываться!
Подходя к данному селению
Издалека было видно «наших».
Мне не хватало терпению,
Для столь дней важных.
Зайдя в  утопающий кишлак
В зное, тяжелых запахах нечистот,
Кизяка и пыли – это наводило мрак.
У нас не было никаких забот.
Солдаты скучились на площади,
Слышны были болтовня, ругань и смех.
Лишь только автоматные очереди,
Вдалеке за горой не знали потех.
Но замолкали в знойных перекурках.
Молодых поставили в переулках.
По периметру поставили солдат, 
Застывшие на плоских крышах, –
(Здесь нет привычных врат)
Это простые «опыты на мышах».

         XXXVIII
Через некоторое время
Все были в сборе.
Обычная суета – воинское бремя.
Слушать нет желания, – но наготове!
Кто-то слонялся
В надежде найти трофей,
Кто-то на земле валялся,
Ведь служба – это течение дней.
Кто-то автомат чистил!
Нам опять, что-то сообщили,
Но я мимо ушей пропустил
И солдаты сами сразу же все забыли.
Нам приходиться неохотно слушать.
Но с другой стороны правильно,
Солдаты не должны думать, –
Они обязаны выполнять тщательно
Приказы пришедшие сверху!

         XXXIX
Это непонятное бездействие
И необъяснимое незнание;
Стоящее шествие
От происходящего непонимания.
Хотелось бы узнать,
Что предстоит сделать нам.
Какие задания выполнять,
Не придираясь к словам.
Но неподалеку от кишлака,
Находилось ущелье.
Я слышал издалека,
С прошлого параллелью
Мы безоговорочно встретимся.
Но живем сейчас,
И не сразу засветимся.
Я переживаю за нас…

         XL
Милый друг, Читатель!
Наш герой, знает историю
Прошлого ущелья, как и писатель!
Избрав негласную аудиторию,
Байки он рассказал
И большей правды он искал.
Но там есть свои проблемы,
Эта вечная политическая игра.
Постоянно вешая эмблемы,
Награды и завуалированные слова!
Но что есть доблесть?!
Это не солдатская лесть!
В военном деле – мужество и храбрость;
Пусть многих не застанет старость,
Они будут прославлены,
Их коллектив будет един!
Пусть высоты оставлены,
Сквозь временных седин,
Пройдут весь путь;
И хоть он опасен,
Теперь они знают боевую суть!
Пока еще битвы исход не ясен…

         XLI
Как бы странно
Все это не выглядело,
Но мир менялся забавно!
И как ты высмотрела,
В языках пламени
Зеленый яркий цвет?
Когда припал к знамени,
Не считал сколько монет
Упало на дно стакана,
Что говорило о количестве лет!
Сейчас течет эта рана,
На нее падает солнечный свет,
Запекая последнюю кровь.
Но неумолимо пытаюсь
И повторяю попытки вновь, и вновь!
Со смертью играюсь?
Мог избежать этой участи,
Но молод был, – горяч!
Сделал шаг по глупости,
Потом голову перебинтует врач.
Молодого парня запомнил,
И из головы никуда не уходит…
«Чашу смерти» пополнил,
Ведь война по Афгану бродит!

         XLII
Наш герой не мог забыть,
Того молодого паренька.
Во сне стоная выть
И выкуривать сигареты без огонька!
Бессмысленно говорить о судьбах людей,
Оборванных здесь!
О количестве дней,
Превращенных в жуткую смесь!
И это его терзало.
От тяжелых мучений
Его сердце стонало,
Боль не испытывала затмений.
И хладнокровно дыша
Она рядом стояла,
Неумолимая душа
Таких падений не знала!
Почему избегают люди боль?
Любую! И физическую, и моральную!
Натирая в душе мозоль,
То и дело, – странную и печальную!
Несчастье для всех как панацея.
Мы эту боль бесконечно глушим,
Выращиваем и кормим змея,
Которым сами себя душим!

         XLIII
Пока солдаты отдыхали,
Я свои думы остудил,
А в это время технику нагоняли.
На секунду прошлое забыл,
Но от жары кружиться голова.
Про ущелье вспомнил вновь
И в куче песка,
Где была чья-то кровь,
Калаш потертый я нашел.
Прибрал на всякий случай
И полный осмотр произвел.
«Иди! покушай»  –
На прикладе кто-то написал.
Услышал знакомые шаги,
Поэтому его не разобрал.
Это были не враги,
Медведко искал меня…

         XLIV
«Майкл, Мишаня!
Сынок, как самочувствие?» –
Подходил, словами играя.
«Да… как-то полное отсутствие!» –
«Ты должен кое-что уяснить,
Наш полк – это единое целое!
В виде пирамиды можно проявить,
Только перевернутая и белая;
А на острие ее вершины – солдат!
Да!.. именно вот так!
А знаешь? По какой такой,
Истинной причине?
Солдат более живой!
И поныне,
В Русской армии стоит!
Время неугомонно летит.
Из века в век,
Из строя в строй;
Солдатом был человек,
И в победу, превращал он бой.
Но при этом, не одинокий волк!
На командире полка держится полк,
На комбате – батальон,
На лейтенанте – взвод!
А что же может сделать он?
И каждый год,
На солдате держится все!
Он учиться, работает,
Службу ведет хорошо,
Реальность его трогает,
Стоит на границе врат!
Сила ревущая!
Поэтому солдат –
Это вся наша армия могучая!»

         XLV
На этих патриотических нотах,
Медведко остановился.
Но вопросы оставались в ротах,
И день прекрасный наш явился.
Я принял все сердечно,
Рад был такой чести.
Но смерти не хотел, конечно,
И от врагов незваной мести.
Понял час одно,
Как бы, не звучало все смешно,
Но сила не в орудии шумном,
А в использовании благоразумном!
И спорить о днях былых
Нет никакого желания!
О суровых днях и людях злых?
Все наши идейные воспитания…
Медведко папироску закурил,
И улыбаясь, ушел.
Идею я его вкусил
И долю правды нашел!
Ведь прав Медведко!
Сказал уверенно и метко.
На солдате держится все сразу:
Работа, служба и война.
Записал данную фразу,
Так как обязательно нужна!

         XLVI
Ужасный дикий взрыв,
Своим воплем кишлак покрыл.
Этот огненный порыв
Со стороны гор завыл.
Ущелье издалека
Превратилось преисподнюю
И хоть секунда не легка,
Артиллерия сыграла свою рапсодию!
Это был сигнал к операции.
Хоть и страшен, тот момент,
Радист прилипает к рации,
А мы начинаем месить цемент!
Люди стали собираться во взводы,
Каждый получает задание.
Отправляемся в небесные своды
В надежде жизни осознания!
Это все происходило так быстро,
Как никто не может себе представить.
Проведем операцию чисто,
Просто надо взять и заставить!

         XLVII
Откуда не возьмись,
Появились вертолеты.
С выбранной точкой не обманись,
Бомбардировку продолжали самолеты.
Солдаты засаживались в них
И летели к ущелью.
От непонимания заданий самих,
День подвергался сомнению.
Но как эти секунды забавляют
И волнуют кровь!
Солдаты сами не знают,
Что чужую идею обретают вновь!
А ущелье продолжало набиваться
Порциями живой массы.
Надо было только стараться,
Но здесь нет никакой трассы.
Сколько пыли вертолеты подымали,
Казалось, песчаная буря их дитя.
Но им приказали,
Вот и летят, голосу сломя!

         XLVIII
Ущелье продолжало заглатывать их,
Как кит заглатывает планктон.
Я продолжаю этот стих
И свинцовой пулей огорчён.
Палящее солнце над головой,
Выжженная трава,
Обрызнешь лицо водой
И она уже суха.
Общаясь с этим зноем,
Ждем, бежим и прячемся.
Горы покрыты стоном и воем,
Пока еще в армии значимся!
Каждый вслушаться желает
В беседы пуль, огненный разговор;
Но всех в округе занимает
Свинцовый вздор!

         XLIX
Мы явно не ждали воскресенья
Попусту тратя патроны.
На самом дне ущелья,
Где круто вверх уходили
Могучие склоны,
Старцы мудрость находили.
И там, в ущелье, вдалеке
Вертолеты припадали к земле
И раскрыв свою пасть,
Выбрасывали людей.
Чужую землю не украсть
И не поставить собственных огней!
Облегчившись,
Они быстро набирали высоту.
За новой партией воротившись,
Повторяли партию ту.
Как уже говорили:
Они фаршировали ущелье войсками,
Между природными тисками.
И о нас не забыли.

         L
В сторону ущелья
Выдвинулась наша рота,
Мы не страдали от безделья.
Операция – это наша забота!
До него мы бежали,
Вроде бы расстояние большое,
Но сколько точно – не знали.
Но дело точно не глухое.
Попав в ее объятия,
Мы шли настороженно.
Для нас интересное занятие,
Обмундирование все сложено,
Да и, возможность отличиться,
С риском,
И трофеями разжиться.
Ракеты пролетали с писком!

         LI
Избыток солнечного света
В солдатах ужас вызывал.
Попасть бы в солнце из пистолета,
Слепой дождь каждый выхвалял.
Но что же может
Эта страшная машина?
Души мертвые тревожит –
Такова дикая картина.
Она калечит и меняет людей,
Щедрость от нее некогда ждать!
До глубины души твоей
Спокойно может доставать.
Жалость!
Не ее конек.
Возможно, не встретишь старость,
На веки запомнишь этот денек!

         LII
Легкий туман
Свисал над ущельем.
Люди ощущали весь дурман
И запах сопряженный с мщеньем.
Мысли пробегающие в глазах
Сами уже вызывали страх.
Все не выявить в словах,
Но прошлое терпит крах.
Я забывал о долгах,
Медведко – о потерянной семье,
Шнурок – о прожитых днях,
Заключенных в одном лишь дне.
Военная забава
Заставляет кровь кипеть.
Одновременно, это же отрава!
От безразличия, нам в пламени гореть…
Но чем плох огонь свинцовый?
Как можно по-другому
Описать войну и крик бойцовый?
И сыграть партию по-иному?

         LIII
Заблуждение – это предрассудок!
Почему? Мысль на ум пришла.
Но разум хрупок, –
Идейные сказки изо льда!
Мир рушится под ногами,
Когда он создан из зеркал
И все не передать словами,
Того, чего сам не знал!
Когда со временем играешь,
Выиграет обязательно оно.
Но наперед ты знаешь,
Что действие есть одно…
Кто не рискует и не борется,
Без движений сидит,
Тот навеки скроется
И постоянно о былом кряхтит!

         LIV
Безразлично в те минуты жили.
Чем дальше мы входили,
Туман безудержный, превращался
В застоявшийся дым пороховой.
Он здесь точно заигрался,
С таинственностью, но с лихвой!
Вдруг повеяло холодом,
Посерела предутренняя мгла
И шальная пуля, алчным голодом,
Солдату в плечо вошла.
Рота мирно залегла.
Парню стали сразу помогать,
Но его секунда прошла…
Медведко по инерции прыгнул вперед,
Присел за огромным камнем.
Нас встретил точно не взвод.
Свистнул приказом ранним
Майкла и Шнурка.
Втроем ползли бегом.
Секунда не так легка,
Но ты не знаешь, что за углом.
И с криком собственной души,
Готов поспорить;
Но как монету не крути,
Замки новые не построить!

         LV
Они обогнули скалу,
Полусидя, бегом прошли.
Дружно сказали: «смогу!»
Показали головы их враги,
Рота отчаянно трещала всеми стволами,
Терпкий гул стоял.
Люди играли со словами
И каждый пытался, стрелял;
Кровью землю пометили
За пулю шальную.
Моджахеды не заметили,
Как подобрались вплотную
Группа захвата.
Трое афганцев возились у пулемета,
У этого старого агрегата
Заклинило патрон. Такого гнета,
Они точно не ожидали!
Еще трое устроились за камнями,
Стреляли через узкие щели.
Облака, окованные ремнями
И кусочек неба, что не съели
Теплые патроны и порох.
Медведко ситуацию быстро осилил.
Моджахед услышал шорох,
Но поздно было, патрон же заклинил!

         LVI
Смотрели на них злобно,
Как в страшном сне,
Врагам наследственным подобно,
Что мирно сжигали на костре…
Что ими движет? Какая сила?
Майклу не понять по сей день!
На растяжении данного мира
Воевать нам кажется лень.
Шнурок, честный малый,
И Медведко швырнули гранаты, –
«Начнем, пожалуй!
Теперь натянуты канаты!»
И там вдали
Грохнуло, затянуло пылью.
Опрокинулся пулемет,
Разворотив сошку,
И кто-то отвратительно ревет.
Все рассыпалось в крошку,
А проверить не мешает.
Медведко спрыгнул «в точку»,
Шнурок их проверяет,
Переворачивая разметанные тела,
Пробивая носком под ребро.
Никак не протянуть, неистовы слова,
Но работу делали хорошо.

         LVII
Один оказался контуженым.
Его рывком подняли
С весом загруженным.
Живых искали,
Но более не было.
Раненый, контуженый
И недобитый гранатами,
Веревками в «крендель» суженный,
Еще и покрытый матами;
Вертел головой
И продолжал стонать, –
«Пока еще живой,
Надо «о друзьях его» разузнать» –
Медведко толкал перед собой
Духа с изможденным лицом
И спрашивал о группе другой,
А тот был крепким бойцом.
Пленный даже не морщился,
Пустым лицом смотрел перед собой
И так вовеки кончился,
Но что-то сказал о группе другой.

         LVIII
Втроем уже вернулись,
Рота угомонилась и ждала…
На новых позициях стянулись,
Минута прошла
И наделанный нами шум
Привлек внимание моджахедов.
Все наводило на тысячи дум,
С какой стороны ждать «приветов»?
Все приготовились и ждут.
Туман всеми неизвестный,
Откуда ждать нам кнут?
Враг наш честный…

         LIX
А с вами говорит Цицерон?
Конечно же! Его уже нет,
Но как-то молвил слово он
И держал за собой ответ!
«Философствовать - это нечто иное,
Как приуготовлять к смерти себя»
Такое желанное, и слово живое.
А надо ль побояться огня?
Кто вообще будет слушать?
И не надо думать,
Что цель наших усилий –
Наши бедствия и страдания!
Ведь был же поэт Вергилий,
И обладал частью знаний!
А в чем же тогда спасение?
Препирательство по мелочам,
Иль нежданное наваждение,
Иль вера чьим-то слова?
И пока свои слова не забыли!
Что бы ни говорили,
Но даже в самой добродетели
Конечная цель – наслаждение!
Всегда будут иные свидетели,
Понявшие это поколение!
А за что вы боретесь,
Зачем вы здесь?
Вы с другими странами ссоритесь?
Вы сами-то есть?

         LX
Все это надоедает,
Пустые земли, странный пустырь!
Перемен! Эту фразу душа вызывает!
Здесь точно не поможет «пузырь»!
Но «тишина» сводила сума,
Не только одного солдата.
Внезапно пропадает трава,
Начинается новая соната!

         LXI
Моджахеды шли с двух сторон,
Маленькие фигурки!
Над головой кружится стая ворон.
Начиналась игра в жмурки.
Они растянулись в неровную цепь,
В их передвижении ничего угрожающего,
Кто-то начал петь,
Про себя, и ничего вызывающего.
А фигурки подпрыгивали,
Медленно приближались.
Солдаты наши зубы стискивали
И команды дожидались!
Но кто-нибудь убивал?
Лишь только я и старшие по званию.
Вкус смерти никто не ощущал,
Даже я не понимал! Это выше понимания.

         LXII
Душманские цепи
Приближались слева и справа ¬–
Уступом друг к другу «по степи».
Вечная память и слава,
Тем, кто был со мной во взводе!
Нервно щелкнул выстрел одиночный,
Песнь дикой природе!
Появился символ строчный!
Один патрон ушел в бой,
А на него 15 бумаг отчета!
Душманы держали свой строй,
А у пули своя траектория полета.
Казалось, время остановилось.
Ветер доносил запах потных тел,
Но время к бою стремилось.
Прапор медленно присел,
Смотря по сторонам!
Сближение происходило в полной тишине,
Когда настал конец крикам
В той и другой стороне.
Это все и осложняло!
Войны тьмы шли по земле.
Но это мы иль они? Судьба вопрос задавала!

         LXIII
Этим вопросом герой был озадачен,
Но он сам выбрал этот путь!
Изначально, от страха избавлен;
И это настоящая жуть.
Нет никаких причин
Для долгих переживаний,
Так как он один!
Он выбрал путь страданий?
Сам – лично, никто не толкал!
Выбрал войну, как избавление.
Майкл смерть свою не ждал,
Но не избежать ему жизненного мучения.
Солдаты страхом едины,
А Майкл есть единица, кому это не надо.
Они вечным страхом гонимы,
А ему, все забавно!
Он играет со смертью,
Как карточный игрок!
Сегодня везет, а завтра – избитый плетью,
Так умалишенный псих сделать мог!
Но в карты не играют на интерес?
А Майкл – ради забавы!
Поэтому он сюда и полез,
Не ради наживы и славы!

         LXIV
«Шнурок, ты готов развлечься?!
Пополнить свой счет,
Я давно мог от жизни своей отречься!» –
«Огонь!» – раздался грозный пулемет.
Первый моджахед завертелся волчком,
Рухнул, покатился вниз с горки.
С каким огоньком
Мы встретили их, как тараканов на полке.
Но выстрелил не я,
Автомат заклинил у меня.
Затвор выбило у «калаша»
(Хозяйка у него была хороша?)
Тот солдат, чей автомат у меня в руках,
Не сильно любил свое орудие!
Теперь кровь на его зубах,
И в вечном непробудии.
Но страшен воин тот, что страха
Не имеет в битве!
Но он не воин мрака,
Имея в руках «часть бритвы».

         LXV
Майкл не знал, той истории,
Что миновало его орудие труда!
И в этом нет никакой философии,
Лишь только в этом нужда!
Можно рассказать эту историю,
Но потом вернемся, и к предисловию,
Нам жизнь Майкла интересна?
Того кто родину любил!
Иль жизнь его прелестна,
Когда про нее забыл!
Здесь каждый пытался
И млад, и стар.
Грохот очередей посыпался
Со всех сторон, будто пар!
Вырвавшись из клапанов двигателя,
Когда тот заводился.
Не знал ни одного мстителя,
Чтоб так искрился
От лживых представлений и признаний.
Почему люди гибнут?
Почему развязывают войны разочарований?
Почему тут мысли никнут?
Просто ублажали
Тех, кто хотел мировую власть.
Но те не знали,
Что порождает в нас страсть?
И наш враг был таков!
Он шел упрямо наперекор огню.
И к смерти он готов!
Для них честь – погибнуть в бою!

         LXVI
Но для парней молодых,
Которых еще пожить не успели.
Пока еще не злых
Их ждут в душе метели.
Именно они заставят
Жизнь любить сердечно!
Кого туда отправляют,
Будет жизнь скоротечна.

         LXVII
Вы, милый мой читатель,
Может быть, поймете смысл слов,
Которые проронил наш приятель
Сквозь загадочных идей и снов!
Все что переживал, записывал в блокнот:
Волнение бурных дум своих,
Но жизнь не тетрадка нот.
И не читал я их!
В одном он прав и неоспорим:
«Время меняется, и люди тоже
И каждый из нас не заменим,
К жизни надо относиться строже!»

         LXVIII
Киша враждой нетерпеливой;
Потеряв на веке страх,
Крови, слез и свинца неизмеримой,
Оружие здесь терпит крах!
В безмолвном порыве
Карабкаясь вверх упрямо,
Находясь на грани срыва,
Показывая величие прямо.
Переступая через тех,
Кого уже смело забрало первым,
Переступая через смех,
Не обязательно быть смелым!
У вновь задумчивый, унылый
Пред моджахедов сотней.
Все имеют силы
Схлестнуться своею волей!
Получая свой свинец,
Падали, взмахивая руками,
Такой у них был конец.
То ждало и нас под ногами.
Лишь только в земле лежа,
Можно быть спокойным,
Тишина, покой! Ваша мечта!
В этом прелесть быть покойным.

         LXIX
«Нам конец? В психическую идут!» –
Озарила кого-то нервная догадка.
И от этого помрут,
Вот в чем истории загадка!
Все, пред страхом одинаково равны,
И на многое способны и велики
Подвиги людей! Но те, кто это пережили,
Могучи вдвойне! И силу…
Силу военной мочи ощутили;
Тем нужны они миру.
Это был не голос – голосок,
Испуганный мальчишеский тенорок.
Медведко вдохновил,
Необузданное желание ощутил.
Поднялся, выпрямился во весь рост
И бросился в атаку,
Как настоящий тост:
«Не сдаваться страху!»

         LXX
«Калаш» бросил к чертям
И «СВДшку» достал.
Пора переходить к делам,
Судьбоносный час настал.
Медведко грозно крикнул:
«Беречь патроны!» –
Зубы неистово стиснул, –
«Все к сражению готовы?!»
Грохот в этой долине,
Редкие взрывы мин,
Гранаты летели и поныне,
Но не видал человеческих трясин.
Моджахеды продолжали
Упрямо идти на нас,
А мы позиций не сдавали.
У нас был стимул, с нами асс!

         LXXI
Пейзаж у меня непрерывно меняется
От постоянного изменения;
Общая картина переключается
С объективом прицельного наведения.
Действуешь так быстро,
Минута за минутой.
Пуль пролетело триста,
И это укладывается в памяти лютой!
Ты не замечаешь, как дышишь,
Что происходит за спиной,
И только грохот слышишь
От очередей и криков: «Не стой!»
Как я понимал все это происходящее,
Было действительно реально.
Нечто чуждо отрешающее.
А что поделать? Это печально,
Когда воюют парни молодые,
Ни за родину, ни за идею.
Свистят пули шальные,
Но жить право имею!

         LXXII
Шнурок отстреливается из укрытия
От меня находясь недалеко.
Все эти звуковые перекрытия
Не выносились так легко!
Старик от меня слева лежал,
Руками голову прикрывая.
Только его не понимал.
А может, чего-то не зная,
Мой ум до конца не осознавал.
Зачем он с нами пошел?
Но Медведко он хорошо знал.
Как нагрелся мой ствол,
А наш враг неугомонный,
Как бы надсмехаясь над нами,
Шел в полный рост пустозвонный.
Медленными устрашающими шагами!

         LXXIII
Просматривая все эти картины
И прикрывая, кого успеешь,
Все мы из одной «дружины»
Своей пулей врага пригреешь!
Солдат уползает от пуль.
Они почти его настегают,
Крошат в осколки камень.
Уже в голове не вся «дурь»,
Что иногда в мыслях пробегают.
Не каждый из нас странен.
Но мимо пули пролетают,
Уже посечены руки, лицо
В заскорузлых кровяных корках.
А пули свистят, настегают,
Но на уме одно;
Мысль на деревянных полках!

         LXXIV
Отчетливо видны
Бородатые искаженные лица,
Гортанные крики слышны,
Пора и нам умыться.
Здесь не плетутся интриги
И не кружит рой изменников младых.
Перелистываем страницы книги,
Что пишем о днях былых!
Они заставляют думать нас,
По-иному на мир смотреть;
Что б интересней был наш сказ!
Должны сердца гореть
От порывов страсти
И необузданной игры!
Враги почувствовали кусок власти,
А мы встаем за пулеметные станки!
Запоздало бухнул миномет.
Мина устрашающее путь имела.
Мало кто поймет,
Как она дико просвистела
И шлепнулась на одной стороне горы.
Но моджахеды снова полезли вперед.
Их молитвы сильны.
Как все похоже на дикий сброд.

         LXXV
Майкл заигрался со своей винтовкой,
Прикрывая своих.
Но под другой «заготовкой»
Ему суждено вспомнить о других!
В ущелье ружья все блеснули
И на секунду все затихло.
Видно траекторию пули
Роковой. Дыхание стихло.
Хладнокровно.
Коснулась неловко его виска
И продолжила полет тихо, ровно.
Нет дыма без огня!
Часы тщеславные пробили
И тело бренное упало.
Секунды новые ступили,
Конечной точки она не знала.
Помутился разум его сознания,
Картина рушиться стала
От странного чувства не понимания,
Краской новой заиграла.

         LXXVI
Вот он безвременный конец,
Той битвы без потерь.
Младой игрок, стрелец
От счастья дикий зверь.
Недвижим он лежал,
Из раны кровь текла.
Иллюзию свою создал
И в сладкий сон его чела
Мнимый мир погружен.
Майкл сознание потерял
И правдивой сказкой удивлен;
Но старец фразу странную сказал:
«Ничто не истина, все дозволено!»

         LXXVII
Солдаты необстрелянные, но угнетенные
Постоянством страха свинца.
Умы их не порабощенные,
Но кровь уже не смыть с лица.
Она видна кругом, повсюду,
И уже не алая, не ярко красная.
Не расскажешь такое другу,
Что жизнь есть такая «прекрасная».
Эта черная холодная кровь,
Которую молча и подавленно оттирали
Солдаты вновь и вновь.
Липкие руки и отпечатки,
Терли между ладонями песок.
Здесь не помогали перчатки.
Каждый желал бы выпить сок,
Но мертвые тела отбивали желания.
Заставляли подумать о чем-то другом.
Мертвецы не привлекали так внимание,
Как разбросанные части кругом.

         LXXVIII
Кто-нибудь из вас представлял,
Сколько гибнет людей?
А может кто-нибудь и знал,
Сколько пробыл в Афгане дней!
Каждый солдат в любой войне
Ищет смысл, цель!
Но не каждый верен стране,
Каждый прыгает «в новую щель».
Все мы умеем удивлять…
Так что не зачем на нас пенять.
И каждый момент не предугадаешь,
Карты как синоптики.
И, конечно же, гадалке не доверяешь,
Они не точны, как криминалисты-оптики!!!
Они заставляют верить
В то, во что не хочешь!!!
И заранее не проверишь,
Жизнь по-своему не заточишь…

         LXXIX
Всего убито, умерло от ран,
И болезней тяжелых – 13833 человека.
Из одной из крупных стран,
И война идет больше века!
Такие данные впервые появились…
В газете «Правда», в августе 1989-ого!
Не сразу ожесточенный бал забыть;
Вся правда, мира проклятого.
Большая игра!
Термин из прошлого взят,
Поначалу простые слова…
Но когда кости бродят,
Ломаются с воплем и криком,
От этой ужасной машины!
И умирая с диким хрипом,
Каждый идет ко дну трясины.

         Письмо домой
Ты уверяла меня,
Что в сказки веришь.
Но прошло три дня –
И жизнь по-другому меришь.
Не знал!..
Они для тебя важны!
Зато тихо засыпал,
Когда мои виски
Почувствовали свинец на себе.
Как сильно болит голова…
И не доверяя тебе,
Промолвил, невежественны слова.
Но, слава богу! Я жив!
Иль кому, там спасибо сказать?
Я не так уж, массив!
Но кому еще знать,
Кроме тебя, дорогой!
Но погодь, постой!
Не знаю, о чем тогда…
Да уже, и не важно…
Сейчас это простые слова,
И не так уж страшно!
На данный момент могу сказать,
Что был не прав!
Прости! Дай знать.
И рассудок к себе призвав,
На грани смерти побывал…
Подшутил над собой небрежно,
Но никогда так не играл
С жизнью робко, нежно!
Припоминать начинаю,
Тот разговор.
Теперь ясно понимаю,
Что он сразу не туда пошел.
Но ты меня прости!
Был молод, горяч и не разумен.
Приутихли те огни,
Теперь не так безумен!
Прыгнул однажды мимо,
Час бы был целее.
Прости своего сына.
Мама! Нет, ничего ценнее!

         LXXX
И в этой богом забытой пустыне
Стоят палатки, выезженные лучами
Солнечного цвета! И здесь поныне,
Невыносимая жара; и там за горами,
Вдалеке, где горизонт сливается
Жизнью прошлого и тем, что было.
Хорошо, что все это забывается,
И часть жизни просто смыло!
Но есть воспоминания малодушных,
Шальных, лукавых сцен:
Душманов, и злых, скучных;
Домашних уютных перемен.
Ледокол на реке,
Как победа весны над зимой;
Мечта доказать себе,
Что на самом деле не гнилой!
Жестокой военной суеты,
Под обстрелом жаркий знойный день.
Душевной невосполнимой пустоты
И там одна лишь тень,
От прошлых созданных ошибок.
И каждый день смотрит мне в затылок;
Заставляя думать об этом постоянно,
И нет здесь никакой славы!
О ней пора забыть! Пока рано!
Все друг другу роют ямы и канавы,
И в этом жизни смысл весь?
Но когда пуля пролетает мимо уха,
Ты забываешь о мыслях, просто надо выжить здесь!
И чуть не лишившись слуха,
Из-за паники, стреляешь куда попало!
Беседа, крик и разговор
С соседом направо.
Выносим только смертный приговор,
Всем нам и тем, кто напал!
Пусть мы все умрем!?
А смысл? Зачем боролся и бежал?
И в надежде, что мы до завтра доживем!
Мы боремся, не покладая сил.
Здесь никогда последняя капля пота не упадет,
Мы теперь знаем, что такое: «Война и мир!»
И это ужасное время когда-нибудь пройдет,
Здесь все признаки напоминают,
Жестокую игру на вылет,
Но не все из нас знают:
Любой из нас когда-нибудь остынет!
На становление личности уходят годы,
Но это наглая ложь! Бред!
Нас делают сильнее невзгоды,
Радость, минуты и простой жизни след!