Елль

                Он и в третий раз ходил за ёлкой. И добыл ее! Но это было уже весной. И он отнес елку обратно.


     Хоть и было тепло на полатях, тосковалось зело лешаку – мельтешливое жёнино платье навевало хандру и тоску, и хотелось до чёртиков в омут, с водяницей сыграть в тавлеи, обмирая до самого дома от лоскотной ея чешуи… Как не тяпнуть от этаких блазней медовухи кувшинчик-другой? Но, подобно египетской казни, лешачиха пришла с кочергой и пилила несчастного долго, подкрепляя процесс долотом, будто из лесу надобно ёлку принести, попушистей притом.

    Он ушёл по несвежей побелке прошлогоднего снега, и вот обнаружил орешину с белкой и решил про себя: подойдёт… Но остались неснятыми лыжи, и отправился вдаль пилигрим, новоявленным хвостиком рыжим помавая пенатам своим.

    Корочуновый близился вечер, и лешак, выбиваясь из сил, юной пихточке вышел навстречу и несметных богатств насулил: застонало колючее тело, повалясь, увлекло за собой… Дикий улей взлетел ошалело и немедленно ринулся в бой.

    … Он однажды проснулся здоровым и отправился снова за ней, вожделенной своей двухметровой королевной бенгальских огней, - лешачиха воздела половник, поглядела, махнула рукой…

    Так несчастный еловый любовник наконец обретяше покой.

    Путь не короток был и не долог, и однажды в бору по весне он женился на лучшей из ёлок, хоть и страивал куры сосне, и лелеял растущие шишки, исполняя извечный обет:
лешачонок дразня, лешачишки выбирались на ветер и свет и, кружась,  пролетали над лесом на крыле, стрекозином слегка…

    А лешак с иглоносной принцессой приютили к зиме колобка.