Анна Каренина. Часть 1. По Л. Н. Толстому

Анна Каренина

По Л. Н. Толстому

                Часть первая

1

Несчастье у Облонских в доме,
Смешалось всё, и нет житья,
Всё в доме стало, как в погроме,
Супруги больше – не друзья.

Причина, в общем, всем известна,
И у неё названье есть,
Людска(я) измена, что извечна,
Ушей жены достигла весть.

Степан Аркадьич, в свете – Стива,
Письмом с поличным пойман был,
Как с гувернанткою счастливо
В кровати время проводил.

Его жена, что в свете – Долли
Простить измену не могла:
— Мы вместе жить не можем боле(е),—
Она так мужу изрекла.

Семья большая у Облонских,
Жена и пятеро детей,
Да в доме слуг полно господских,
А у детей – полно вещей.

Жена из комнат не выходит,
И мужа третий день уж нет,
И, как ненужны(е), дети бродят,
Погас и счастья в доме свет.

Прислуга вся была в разброде,
И повар сам ушёл от них,
Уходит англичанка, вроде,
Бросает кучер тоже их.

На третий день проснулся Стива
Не, как обычно, у жены,
А на душе совсем тоскливо,
И чувства на лице видны.

Не понял с самого начала,
Зачем он в кабинете спал,
Но вспомнил – в спальне нет причала,
Теперь он для него пропал.

Свою с женой он вспомнил ссору,
Что в драме виноват он сам,
И он бродил, подобно вору,
Растерян, с горем пополам.

2

Хозяин сам – мужчина видный,
Красив и статен, влюбчив был,
И вид его вполне завидный,
Красавцем в свете Стива слыл.

К себе он самому – правдивый,
Не мог обманывать себя,
Что был с женою не счастливый,
И жил он с нею, не любя.

Он не раскаялся в поступке,
Тогда, ещё  лет шесть спустя,
Язык он свой запрятал в зубки,
О том  жалел, что скрыть нельзя.

Ему казалось, его Долли,
Отряд родившая детей,
Своей несчастной женской долей
Состарилась, не став родней.

Она и не красивой стала,
Совсем и не влекла она,
Так рьяно на него восстала
И снисхожденья не дала.

Давалась тяжко эта ссора,
Жалел жену, детей, себя,
Представить сложно очень взору,
Случится может ли беда?

О как же было всё уместно,
Он не мешал ни в чём жене,
Хозяйство шло всегда чудесно,
И не катилось всё к беде.

Мамзель Роланд их гувернантку,
Он в то же время вспоминал,
Ему была, как содержанка,
Талант в любви он признавал.

Он не забыл и глаз тех чёрных,
Улыбку милую в лице,
Всегда ему во всём покорных,
И восхищение в конце.

Пока она служила в доме,
Себе не позволял ничто,
Но что она уже… «в истоме»
Не знал, ему и делать что.

Деваться некуда уж стало,
Жена нашла её письмо,
Но Стиве Долли отказала,
Просил прощенье он за то.

Забыться сном уже не может,
Забыться нужно, лишь живя,
Его тоска всё время гложет,
Но сделать ничего нельзя.

Но он гасил душевну(ю) травму.
Хотя и скверно счас ему,
Матвей принёс и телеграмму,
Надев халат хвалил слугу.

— Матвей, сестра приедет, Анна;
— Так в самый раз, — сказал Матвей;
Подумал он, счас само(е) главно(е)
Для всей семьи и для детей;

Супругов помирить скорее,
Наладить жизнь в кругу семьи,
Что было бы всего важнее,
Как если б вновь они смогли.

Степан Аркадьич сам боялся,
Чтоб как-то известить жену,
Хотя чтоб разговор начался,
Послал Матвея он, слугу.

Она сказала, уезжает,
А вот куда и знать зачем,
Куда и даже он не знает,
Матвей вернулся, но не с чем.


В вине он признавался Долли,
На нём лежала вся вина,
Не боле горше женской доли,
Чем жизнь изменою полна.

А тут и нянюшка – Матрёна,
Его просила при слезах,
В семье – любимая матрона,
Пригожа вся во всех делах.

— Пойдите, сударь, повинитесь,
Бог даст, простит возможно Вас,
Да хорошенько поклянитесь,
Идите, барин, в добрый час.

3               

Одевшись, спрыснулся духами,
Отбросив мысли о беде,
Решил заняться он делами
В своей чиновничьей среде.

В столовой письма и бумаги,
И рядом подан и кофей,
Набрался он чуть-чуть отваги,
Подумав, так-то вот верней.

Одно письмо к продаже леса,
Его купить хотел купец,
В той сделке доля интереса
Была в нём, на худой конец.

Сейчас возникла трудность в деле,
Жене принадлежал тот лес,
И хоть продать они хотели,
Но фактор примиренья влез.

Потом перелистал два дела,
Затем газету он листал,
Но мысль всегда над ним довлела,
Когда газету он читал.

Он сам был либеральных взглядов,
В кругу таких, как он людей,
С умом такого точно склада,
Что для него всего важней.

В кругах партийных либеральных
Считали, брак отжил себя,
С теченьем жизни натуральной
Его уже сравнить нельзя.

В семейной жизни мало толку,
Он часто притворялся, лгал,
И одинокому, как волку,
Он в жизни часто подражал.

В кругах партийных либеральных
Считалась жизнь в стране плохой,
Что мило сердцу —  аморально,
Быть верным ей до гробовой.

В кругах партийных либеральных
Религия — узда для масс,
Молебен внять не мог нормально
И скрыть, при том своих гримас.

«Что трудно будет на том свете»,
Не мог понять к чему слова
Ведь мы за них во всём в ответе.
Когда на этом есть дела.

Любил он страсть свою газету,
С обедом и с дымком сигар,
Тянулся к ней он будто к свету,
Считал её, как божий дар.

Но вот прочитана газета,
И завтрак где-то позади,
Но совесть всё же ждёт ответа,
К жене пойти иль не пойти.

И пообщавшись с сыном, дочкой,
Приняв просительницу с утра,
С уходом медлил, как проволочкой,
Как бы забыв свои дела.

Дела желал забыть, конечно,
Сдержать хотел напрасный пыл,
Но всё он одолел успешно,
И ничего он не забыл.

А что поход к жене – напрасный,
То голос внутренний вещал,
И это им обоим ясно,
Любить её он перестал.

Он также понимал прекрасно,
Что первый шаг необходим,
Что очень извиненье важно,
И он по-прежнему любим.

И он направился к жене,
Чтобы покаяться в вине.

4
 
Нет, это не простое это дело,
Отъезд из дома да с детьми,
На душу Долли всё довлело,
Да слухи пущены людьми.

Сложила сидя в спальне вещи,
Их много перебрала раз,
Мысль об отъезде, словно клещи,
Её сковала без прикрас.

Что детям будет только хуже,
Понятно всё, как в божий день,
Обиды боль сковала туже,
И мысли убегали в тень.

Понятно было, не уедет,
Что невозможен тот отъезд,
Отъездом она просто бредит,
Выражая свой протест.

Большое слишком униженье,
Была на мужа злость сильна,
Напрасно думала о мщенье,
Но сделать что-то не могла.

А сделать не могла — любила,
Ведь Стива – муж, отец детей,
С ним десять лет она прожила,
И много счастья дал он ей.

Все десять лет подряд рожала,
Всю, посвятив себя ему,
А что теперь-то с нею стало,
Нужна ль теперь она кому?

Лицо худое, всё в морщинах
Больши(е) испуганны(е) глаза,
Во взгляде их таких невинных,
Блестит частенько и слеза.

Увидев мужа, пали руки,
И строгость ей была к лицу,
Его страданья только муки
Внесли потерянность «бойцу».

Позвал он Долли робко, тихо,
Покорный, жалкий сделав вид,
В душе сиял, смотрелся лихо,
Что сделал, он не был побит.

Она смотрела на фигуру,
Здоровье, свежесть были в ней,
И зная всю его натуру,
Быть добрым в жизни для людей,

Её лицо затря;слось в гневе
И сжала рот и лишь слова:
— Что нужно Вам? — застряли в чреве,
И отвернулась голова.

— К нам, Долли, едет наша Анна,
— Ну что же! Не могу принять,
Она хотя и нам желанна,
Но мне ей нечего сказать.

И снова этот крик: «Уйдите!»
Потряс до глубины души,
И ни каки(е) слова «простите»
Сейчас не были хороши.

Лицо увидев, всё в страданьях,
Её отчаянный сей крик,
В нём как бы замерло дыханье,
Его весь исказило лик.

Глаза слезами заблестели,
И еле выговорил он:
— О боже, Долли, пожалели б
Детей Вы наших…Дальше – стон:

— Прости, прости меня, родная!
Я пред тобою виноват,
Счастлива(я) наша жизнь такая
Могла бы искупить разврат;

Ведь то – минуты увлеченья,
В той жизни нашей не простой,
Они достойны сожаленья,
Теперь решенье за тобой.

И снова: «Дети не виновны,
Один я только виноват!
А связи с ней и не любовны,
Я искуплю вину стократ.

Уже дрожал у Стива голос,
Рыданья, всхлипы наяву,
Уже не был мужчина колосс,
И тошно сделалось ему.

Опять её поджались губы,
Запрыгал мускул на лице,
И новый крик, будто сквозь зубы,
И слёзы – на её лице:

— Не верю я про увлеченья,
Всё это мерзости одни,
А мне и детям лишь мученья
Теперь все принесли они.

С детьми играть Вы лишь горазды,
Мне надо воспитать же их,
Ну как, скажите мне, а разве
Спасёшь семейный дух у них?

А чем теперь могу спасти их,
Что увезу их от отца?
К Вам, что ли, ненависть растить в них,
Всё, повторяя без конца?

Остаться им с отцом развратным,
С которым разве можно жить,
Чтоб в доме климат благодатный
Для воспитанья их взрастить?

Ведь свет узнает непременно,
Что муж любимый, их отец,
Он с гувернанткой откровенно
Гулять горазд, как под венец.

Вы просто мне противны, гадки,
Все Ваши слёзы, как вода,
До женщин очень уж Вы падки,
Вы не любили никогда.

В Вас нет и сердца, благородства,
И Вы мерзки, чужой Вы мне,
Дожили Вы до просто скотства,
И счас Вы каетесь в вине.

Её пугала, удивила
Вся злоба на её лице,
Так резко с ним заговорила,
Она сейчас о подлеце.

Её же просто раздражала,
Не понял сразу, жалость к ней,
Которых столько нарожала,
Тем паче, что задел детей.

Но крик послышался ребёнка,
Смягчилось вдруг лицо жены,
На крик пошла она «щенёнка»,
Ему не отпустив вины.

— Ведь любит моего ребёнка,—
Подумал он, глядя в лицо:
— Тогда могла бы так тихонько,
Отца простить и заодно.

— Но Долли, только одно слово,—
И поспешил он вслед за ней,
Но вновь такого взгляда злого
Не ожидал: «Ходить не смей!»

Отчаявшись, он сел в карету,
Вершить спешил свои дела,
Чтоб как-то ссору злую эту,
Всю вьюга времени смела.

А Долли вновь вернулась в спальню,
В проблемы окунулась дня,
Детей спровадить на гулянье
И время не терять зазря.

На то же само(е) села место,
Свои худые руки сжав,
Ей было б очень интересно
Живёт ли с нею он, узнав.

Но не спросила же об этом:
— Нет, нет, сойтись уже нельзя,—
Он опозорил нас пред светом,
Теперь – чужие навсегда.

— А как же я его любила!
Люблю его я и сейчас;
Его всего боготворила,
Пришёл для нас развязки час.

И Долли, потопив заботы,
Проблемы спрятав в будни дня,
Подалась вся она в работу,
Детей от напасти храня.

5

Способным малым рос наш Стива,
Но был шалун и чуть ленив,
Разгульну(ю) жизнь он вёл ретиво,
Характер был честолюбив.

Он был Присутствия начальник,
Почётно и хорош оклад,
Он  добрым был и не «скандальник»,
Что для «чина» просто клад.

Во всём помог ему Каренин,
Сестрицы Анны — это муж,
И здесь, отбросив чувство лени,
Ретиво взялся он за гуж.

Он по фигуре очень виден,
Красив, умён, вхож в высший свет,
И, как мужчина, был завиден,
Был молод, лишь за тридцать лет.

Родни в столицах было много,
Да всех приятелей не счесть,
Дела вершил он честно, строго
И это почитал за честь.

На службе все его любили,
Он уваженье заслужил,
Его всегда боготворили,
Он подхалимства не любил.

В тот день к нему явился Левин,
Его приятель, давний друг,
В своём хозяйстве очень делен,
Особый интересов круг.
 
Он крупный был землевладелец,
В три тыщи десятин земли,
В хозяйстве был большой умелец,
Дела его с успехом шли.

Всё время жил в своей деревне,
Охотник он и скотовод,
Ведёт начало род издревле
Не мене(е) знатен этот род.

Его считал он бесполезным,
Чиновный ненавидел труд,
Зато для взяток он полезный,
И думал, там штаны лишь трут.

Свою работу чтил он важной,
Облонский Стив(а) наоборот,
Где может справиться не каждый,
Где дел всегда невпроворот.


Но каждый все свои занятья
Считал важнейшими из всех,
И о других свои понятья
Высказывать считали грех.

Служебно(е) поприще другого,
Из них никто не одобрял,
Но друга, всё же, дорогого,
Тем не менее уважал.

Пытал Облонский друга Костю:
— Так что за дело есть ко мне?
А я ведь рад такому гостю,
Ты сам спешишь, как весь в огне.
— Да я всего лишь на два слова,
Как у Щербацких там дела?
В семье что нового такого,
Как жизнь у них всё время шла?

Влюблён в свояченицу, Кити,
Степан Аркадьич знал давно,
Что друг с роднёй сплетает нити,
Ему, отнюдь, не всё равно.

— Моя счас нездорова Долли,
Тебя бы пригласил к себе,
Своей коль подчинишься воле,
Такой совет я дам тебе.

Там на катке найдёшь ты Кити,
Коль хочешь видеть ты её,
Вот с нею Вы поговорите,
Вот там и взглянешь на неё.

А я заеду в пять часов,
Чтоб ты обедать был готов.

 6

Когда же Стив спросил у Кости:
— Зачем приехал ты в Москву?
— Я вовсе не приехал в гости,
Я пару дней здесь проживу.

«Приехал свататься за Кити»,
Не мог ответить он ему,
Любви связали его нити,
Хоть прибыл только потому.

Дома и Левиных, Щербацких —
Дворянски(е) старые дома,
Опора всех порядков царских,
Что устоялись на века.

Всегда дружны между собою,
Известны знатностью своей,
Они с проблемою любою
Всё разрешали для людей.

Связь эта ещё крепче стала,
Когда студентом Левин стал,
И дружба их всё нарастала,
Как князь Щербацкий в ВУЗ попал.

Щербацких дети – брат и сестры,
И Долли, Кити, Натали,
Их длинный род, как эти версты,
Что по России пролегли.

Всегда открыты дома врата,
И он влюбился в этот дом,
Там кроме его друга-брата,
Ему вздыхать было о ком.

Особо сёстры все пленяли,
В их доме встретил он среду,
Что с братом в детстве их лишали,
Но очень нравилась ему.

Среда дворянского семейства,
Где такт и честность – всё в чести,
Где вся культура повсеместно
Стоит у каждого в пути.

Он слушал звуки фортепьяно,
Он знал, чем сёстры заняты,
Он часто слушал их сопрано,
Себе он навевал мечты.

Они учились рисованью,
Они учились языкам,
И даже в чтении их знанья,
Все были больше их годам.

Сначала он влюбился в Долли,
Потом – пытался в Натали,
Но обе очень быстро, вскоре
Мужей достойных все нашли.

Ещё была она девчонкой,
Когда кончал университет,
Их дом он обходил сторонкой,
В какой-то мере был – запрет.

Внезапно молодой Щербацкий,
Служа во флоте, и погиб,
А дружба их считалась братской,
К ним не ходил из-за интриг.

Уехал он в своё именье,
Хозяйством занялся во-всю,
Но как-то по делам семейным,
Однажды прибыл он в Москву.

И вновь увиделся он с Кити,
И Левин понял, наконец,
Что без неё не может жить он,
Как не пойдя с ней под венец.

Казалось бы, так что же проще,
Мужчина знатный, тридцать лет,
Вести себя немного жёще
И в этот окунуться свет.

Просить у них руки княгини,
Как старый друг, войти к ним в дом,
Он не достоин сей святыни,
Настолько был уверен в том.

Считал красою неземною,
Её он просто обожал,
Мужик с крестьянскою душою,
Себя всё время так считал.

Она всё время была в свете,
А он – помещик лишь простой,
В глазах родных ему не светит,
Чтоб он им был, как зять родной.

Жених невыгодный он даже
Для столь прекрасной сей княжны,
Ему, конечно, сразу скажут,
Богаче женихи нужны.

Пробыв два месяца в Престольной,
Где каждый день встречал её,
Он так подумал — недостойный,
Не стоит с ней вязать житьё.

Опять пожив в своей деревне,
Он понял, что не может жить,
Вновь прибыл он к своей царевне,
Ему связать покрепче нить.

7,8

В Москву приехав ранним утром,
Поехал к брату на постой,
Но всем почувствовал он нутром,
Что встреча будет не простой.

Спросил брат прежде про хозяйство,
Но он отлично брата знал,
Что не нужно ему всезнайство,
И о доходах рассказал.

Хотел поведать Левин брату,
Решил жениться, наконец,
Но чувство близости утрату,
Заметил даже б и слепец.

Их слишком разговор был сложным,
Какой-то строгий был в нём тон,
И хоть и был он неотложным,
Но не сказал об этом он.

Владел родительским именьем,
И дело в том, что он один,
Но вдруг проникся он сомненьем,
Был сам себе там господин?

Возможно, брат был недоволен,
Что вдруг последует раздел,
Что Левин здесь уже неволен
Такой с ним разделить удел.

— А как дела там в земстве Вашем?
— Не знаю, боле я не член;
— Большая власть дана им, скажем,
Работы там — раздолье всем.

— А знаешь, брат вдруг объявился, —
(Его родной и старший брат)
Сергей им сводным приходился,
Такой вот был триумвират.

Он нас с тобой послал в «изгнанье»,
Дожить не сможет он свой век,
Пропил своё всё состоянье,
И он – погибший человек.

— Ему помочь быть надо может,
И видеть я его хочу,
— Ему ничто уж не поможет,
 — Не делай этого, прошу.


И тут же распрощавшись с братом,
К Облонскому поехал он,
С ним был он, как с запанибратом,
Где был о Кити извещён.

9

Узнал её довольно скоро,
И вот уже он на катке
И с дамой разговор шёл споро.
Она стояла вдалеке.

Такого броского в одежде
Казалось не было на ней,
Но он увидел её прежде,
Чем разглядел он всех людей.

Казалось, всё светилось ею
Она, как роза средь травы,
Созрели связанные с нею
Его заветные мечты.

За руку ухвативши брата,
Но вот подъехала она,
И в свете солнечного злата,
Ах, как была же хороша!

Он окончательно влюбился,
Она прекрасней, чем он ждал,
В Москву он очень торопился,
Он с давних пор о ней мечтал.

С белокурой её головкой
Увидел ясность добрых глаз,
Она каталась очень ловко,
И всё тело без прикрас.

А с красотою её стана
И выражением лица,
Он любовался беспрестанно
И восхищался без конца.

Всегда смягчает его сердце,
Улыбка, как волшебный мир,
И душу открывает дверцы
Все чувства эти, словно пир.

Уже протягивая руку,
Спросила: «А давно Вы здесь?»,
И он, испытывая муку,
Взволнован обожаньем весь.

— Вчера приехал…То-есть утром…—
Не вдруг поняв её вопрос,
Своим он, осознав всем ну;тром,
Что он в смущенье как бы врос.

А Вы катаетесь прекрасно,
Не знал, что любите коньки;
— А мне казалось, что ужасно,
Хожу сюда в златы(е) деньки.

Ценю я похвалу лишь Вашу,
Преданья здесь ещё свежи,
Как с моим братом в бытность нашу,
Катаньем покоряли Вы.

— Когда-то мы со всею страстью
Занятьям предавались сим,
Ну а потом, в связи с несчастьем,
Каток мне стал невыносим.

Ему сказала, улыбаясь:
— Со страстью Вы во всех делах?
Как управляетесь, катаясь,
Хочу Вас видеть на коньках.

Коль Вы не брезгуете лести,
Быстрей оденьте же коньки,
Кататься будем уже вместе,
В такие солнечны(е) деньки.


«Кататься вместе, неужели»?
На Кити глядя, думал он:
«Возможно ль это, в самом деле»?
Настолько был он возбуждён.

«Вот это жизнь, вот это счастье!
Сказать теперь? Но я боюсь,
Я счастлив, и в её я власти
И хоть с надеждой остаюсь

В своей руке сжимал он руку,
И вот уже он на коньках,
Его не покидала мука,
Теперь она в его руках.

— Я с Вами выучусь скорее,
Уверенность растёт во мне;
— Уверен я в себе сильнее,
Когда рука в моей руке.

Но покраснел жених везучий,
Сказал и испугался слов,
Как солнце вдруг зашло за тучи,
Как будто наломал он дров.

С её лица сошла улыбка,
Взошла морщиночка на лбу,
И мысль мелькнула её зыбко,
Она передалась ему.

— У Вас несчастия какие?
Спросить я, впрочем, и не смел;
— Нет, мысли иногда благие
Мелькают средь обычных дел.

— Зимой в деревне Вам не скучно?
— Да нет, всегда там много дел,
Я там всё время, неотлучно,
Сюда лишь выбраться посмел.

— Когда назад, какие планы?
— Да не решил ещё я здесь,
В Москву мы никогда не званы,
Но Вас увидеть – уже честь.

Когда назад – от Вас зависит,—
Испуг, придав своим словам,
Его как будто и не слышит,
Уже катясь к Линон мадам.

— О боже, что же я наделал?
О, помоги мне, научи;
Он сложны(е) «пируэты» делал,
Разны(е) «выписывал ключи».

Реакция была нежданна
На те, последние слова,
Как будто были нежеланны,
Она их просто не ждала.

Вот Кити катит в раздевалку,
А он под гнётом своих слов
Катил с неистовством «в развалку»,
Но думал: «Наломал я дров»!

Смотрела на его катанье,
Она же, выйдя без коньков,
И взгляду всё очарованье
Придали мысли, но без слов.


С улыбкою: «Какой он милый»!
К тому же, славный, деловой,
Катается, с какою силой,
Но лишь всего, как брат родной.

Пред ним неужто виновата,
Плохого сделала что я?
Люблю его я лишь, как брата,
Но не в него я влюблена.

Но всё-таки мужчина славный,
И с ним мне весело всегда,
Но вот вопрос остался главный,
Зачем сказал, что «от меня»…?

Домой идущих мать и Кити
Уже на выходе догнал,
Связала дружба с братом нити,
И он пред матерью предстал.

— По четвергам мы принимаем,
Я рада очень видеть Вас,
Во всём успехов Вам желаем,
Мы ждём, не покидайте нас.

С улыбкой и в глазах сияньем,
С манящей в речи теплотой:
— Так на сегодня, до свиданья! —
Восторг отдала она свой.

Степан Аркадьич в это время
Весёлый уже в сад входил,
Но тёщу встретив, словно бремя,
В него кто снова вколотил.

Он с грустным, виноватым видом
Здоровье Долли освещал,
Но не залилось лицо сты;дом,
Видать её он обаял.

Потом, взяв Левина под руку,
К коляске двинулись они,
И Левин пережил разлуку
Во все последние часы.

Дорогу всю до ресторана
Он думал только лишь о том,
В ней очень перемена странна,
Она была ему желанна,
Всегда стремился он к ним в дом.

10   

Вне дома или за работой
Степан Аркадьич забывал,
Не вызвала душа заботы,
Повсюду жизнь он обожал.

Вот и сейчас он в ресторане
С загадочным своим дружком,
С которым в молодости ранней,
С далёкой юности  знаком.

Всегда с сияющей улыбкой
Встречал знакомых и друзей,
Ему здесь кланяются гибко
Уже от самых, от дверей.

Здесь Стива был завсегдатаем,
Его любимый ресторан,
Им был он часто посещаем,
Здесь был он как бы важный пан.

Всегда изысканные блюда,
Он часто кушал даже в долг,
Не встретишь в нём простого люда,
Он знал прекрасно в пище толк.

Хотел, чтоб Левин был весёлым,
Но Левин как бы был стеснён,
Он сделался каким-то квёлым,
Всей обстановкой был смущён.

Ему всё было непривычно,
И эта роскошь бронз, зеркал,
В деревне вот – ему отлично,
Он за обедом отдыхал.

Его всё просто оскорбляло,
Боялся пачкать чувств своих,
Ему всю душу наполняло,
Что он, возможно, уж жених.

— Сегодня вечером – к Щербацким?
— Да, был я непременно зван,
Хоть был я зван и не по-братски
В Ваш такой семейный клан.

— И я приеду, только позже;
Но как же всё-таки ты дик,
Тебя давно запрячь бы в вожжи,
Чтоб к жизни света ты привык.

Меня пытают беспрестанно,
Отъезд чем объяснить мне твой,
Мне это самому всё  странно,
Какой ответ быть должён мой.

Одно я знаю только точно,
Ты поступаешь, как никто,
То вдруг срываешься ты срочно,
Не посетив их, а за что?

— Ты прав, я дик,— ответил Левин,—
— Но дикость эта и не в том,
А в том, что сердцу теперь верен,
Пойду с охотой в этот дом.

«Узнаю коней ретивых по каким-то их таврам,
А сих юношей влюблённых узнаю по их глазам».
Вот так парировал наш Стива
Признанье Кости, наконец,
За дело взялся он ретиво,
Хвалу воздал, что – молодец.

Такое тоже ведь возможно:
— А если ждёт меня отказ?
— Твои все опасенья ложны,
— Так вот что, весь тебе мой сказ.

Моя жена тебя уж любит
И мне всё время говорит:
— Женой твоею Кити будет,
Она же Вас благословит.

Лицо сияло уж улыбкой:
— Да прелесть, Стив, твоя жена,
Моя надежда была зыбкой,
Согласна будет ли она?

Не верил Костя в своё счастье,
Уехал сдуру, был влюблён,
Приехал вновь в её весь власти,
Не понял, что заполонён.

11               

— Скажу тебе я по секрету,
А некто Вронский знаком тебе?
— Зачем знакомство-то мне это,
Вообще, зачем он нужен мне?

Когда-то мы служили вместе,
Знакомы мы ещё с Твери,
Сказать могу лишь я по чести,
Богат, красив он нас среди.

Он графа сын и добрый малый,
Уже он – флигель-адъютант,
А малый – слишком он удалый,
И в светском деле он – талант.

Влюблён по уши тоже в Кити,
А ты уехал из Москвы,
Порвал с семьёю ты все нити,
И Кити – прочь из головы.

С лицом со злостным выраженьем
Сидел, насупившись, жених,
«Кто выбран будет с предложеньем»,
И думал: «Кто из нас двоих»?

— Но ты постой и не сдавайся,
Все шансы – в стороне твоей,
Ты завтра утром попытайся
И сделай предложенье ей.

Что начал разговор со Стивом,
Жалел наш Костя всей душой,
Был в настроении паршивом.
Уже не мог владеть собой.

Прекрасно понимал всё Стива,
И чтоб как-то его отвлечь,
Он начал жалиться тоскливо,
К своей судьбе его привлечь.

— В семье сейчас такая каша,
Да брат, все женщины, как винт,
Судьба на нём вертится наша,
Со мной случился тоже финт.

Положим, что женат мужчина,
Есть дети, любишь ты жену,
Бывает, гложет что кручина,
Что ты имеешь лишь одну.

— Да как же можно это в жизни,
Жену любить, так почему…?
— Другая женщина – не лишне.
— Ты извини, я не пойму.

— Мне что, почить отныне в тризне,
Так что ж нам делать? Ты скажи,
Жена стара, ты – полон жизни,
Ну, растолкуй мне и свяжи,

Попалась мне одна особа,
Мила и блещет красотой,
Сдержать не может сердце зова
И темперамент мой мужской.

Забыть же можно нашу ссору,
Она — вся жертва для меня,
Её бы пожалеть мне в пору,
Живёт, меня только любя.

Так ты пропал, пропал на веки!
А если это вновь любовь?
Жена и дети что — калеки?
Семью бросать, жениться вновь.


— Я что-то вот не понимаю,
Наевшись, вдруг украл калач;
— Но отчего же? Я внимаю,
По личной жизни это плач.

Но и калач, так, между прочим,
Бывает пахнет, как цветок,
А если хочется уж очень
Сорвать прекрасный сей росток?

Так что же делать, друг мой Костя,
Бояться нам ли всех чертей…?
К красивым не ходить нам в гости
И не красть тех калачей.

О друг, ты моралист отличный!
Но ты пойми же, наконец,
Ты ж не артист какой столичный,
И первый раз ты – под венец.

Судьба послала мне двух женщин,
Одна, что требует любви,
С другою, ты когда-то венчан,
Другой и нет уже судьбы.

Другая – жертвует собою,
Не нужно ничего взамен,
Она сыта одной любовью
И не ждёт всех перемен.

— Тут пахнет настоящей драмой;
— Так что же делать, как же быть,
С моей любимой новой дамой,
Как мне-то, Костя, поступить?

Но Левин не нашёл ответа:
— Не знаю я, ты может прав
К тому же – осужденье света,
Свои понятья и свой нрав.

— Но это тоже недостаток,
Ты думаешь прожить свой век,
Без выпадения в осадок,
Ты, Костя, цельный человек.
 
С теченьем времени разнятся
Семейна(я) жизнь и в ней любовь
Бывает часто, что сроднятся,
Бывает, что прольётся кровь.

Слагаются из тени, света,
Вся прелесть жизни, красота
И всё проходит без ответа,
Бывает ставят и «рога».
Они почувствовали оба,
Что каждый думал о своём,
И хоть они друзья до гроба,
И быть им хорошо  вдвоём;

Но было время расставаться,
Дела у каждого свои,
Всем надо с мыслями собраться
В такие непростые дни.

Наш Костя после ресторана,
Отправился домой жених,
В душе засела крепко рана:
Кто будет выбран из двоих?
               
12

Княжна Кити в перву(ю) зиму
В свет вышла в восемнадцать лет,
Успех её был несравнимым,
И целый восхищался свет.

Своих сестёр она затмила,
В неё все были влюблены,
Весь облик был настолько милый,
Все юноши повержены.

Ей сразу выбор был предложен,
Из них серьёзны были два,
Две партии и выбор сложен,
И обе –  первая зима.

А первым был друг Стивы, Левин,
Уехал что-то быстро он,
Он в жизни был настолько делен,
И не лез он первый на рожон.

Вторым был граф, красавец Вронский,
Уже знакомы мы все с ним,
И также, как их зять Облонский,
Был в свете он неотразим.

Был Левин частый гость Щербацких,
Где к Кити – явная любовь,
Сменилась отношеньем братским
И к спорам повод дала вновь.

Семейный результат дебатов,
Достойней кто из женихов,
Кто лучше всех из кандидатов,
Не знали, кто ж будет таков.

Был князю по душе лишь Левин,
Любил он деловых людей,
Уже и Левин не был зелен,
Он и других-то не бедней.

Княгиня ж – Вронского хотела,
Он перспективен и богат,
И это чувство над ней довлело,
Он света высшего был «брат».

Она всё мужу говорила,
Что Левин: «Он простой мужик,
Его деревня в плен сманила,
Да и доход не так велик.

Его намеренья не знаем,
Он уж два месяца у нас,
Совсем его не понимаем
Мы даже в этот самый час.

Всё вертится вокруг он Кити,
Но предложенья не даёт,
Видать сплести не хочет  нити,
И что-то в нём не достаёт.

Уехал Левин наш внезапно,
Так не сказав нам ничего,
Но это просто же бестактно,
И не влюбилась дочь в него.

Не привлекательный мужчина,
Какой-то странный он такой,
Считает, что не нужно чина,
Он нам по складу не родной.

А Вронский на балах – всё с Кити,
И ездит часто он к нам в дом,
Связать с ней намеренья нити,
Казалось проступают в нём».

Княгиня беспокойна очень,
Волненьем вся охвачена;,
Никто их двух им не был точен,
Ещё рука – не прошена.

Княгиня вспомнила женитьбу,
Назад, лет тридцать, сватовство,
Проведенную строго свадьбу,
А счас – всё боле(е) баловство.

Тогда прошло всё очень просто,
Итоги — прямо налицо;
Сейчас с детьми всё было «остро»,
А Долли – так не повезло.

За Кити волновались оба,
Она ж любимицей была,
Хотелось непременно чтобы,
Она в замужестве цвела.

Сейчас и времена другие,
Всё боле(е) вольной жизнь текла,
И ныне люди молодые
Стремятся, чтобы страсть влекла.

Считают, что супруга сами
Должны все выбирать себе,
А не, как раньше, что веками
Всегда навязывают все.

Уже во Франции – обычай:
«Родителям — судьбу детей»,
Давно уже был необычен,
И там он удивлял людей.

А вот английский тот обычай:
«Свободу девушкам давать»,
Не принят был и непривычен,
Не мог в России процветать.

Но как сейчас устроить свадьбы,
Никто же этого не знал,
А тот, кто мог об этом знать бы,
Так он об этом так сказал:

— Вступают в брак ведь молодые,
Пора оставить старину,
Что будет в годы золотые,
И не к лицу мешать тому.

Легко сказать так только людям,
Нет у которых дочерей,
Но детям быть подобно судьям,
Не дать им выбрать, кто милей?

Бывает, не хотят жениться,
Иль не годится он в мужья,
Иль не дал бог ему влюбиться,
Жениться потому нельзя.

И сколько б ей ни говорили,
Вмешаться в дело то нельзя,
Волненья всё её сверлили,
Кого же бог даст ей в мужья?

Давно уж видела княгиня,
В красавца дочка влюблена,
Красивой Кити, как богине,
Любовь взаимная нужна.

Сказав однажды Кити маме,
Поведал будто Вронский ей,
Не могут с братом они сами
Решать судьбу её детей.

Что без совета своей мамы,
Решать судьбу не может он,
Семейной чтоб не было драмы,
Он мамой был благословлён.

Теперь он ждёт её прибытья,
Потом ей чтобы всё сказать,
Но Кити этому событью
Значенье не могла придать.

Но мать то, поняла иначе,
Старуху ждут со дня на день,
И что всё это много значит,
Как будто свет прогонит тень.

Но беспокойство оставалось,
Ведь Левин снова был в Москве,
И ей всегда почти казалось,
Что он позволит вдруг себе,

Катюше сделать предложенье,
Запутать с Вронскими дела,
Ведь может дочь принять решенье:
Согласье Левину б дала.

Когда вернулись все с катанья,
Княгиня тут же ей вопрос:
— Узнал как Левин о гулянье?
А к нам не кажет даже нос.

И Кити угадала сразу
О чём сказать хотела мать,
Что Левин уж с какого разу…
Но дальше не хотела знать.

— Сказать хочу я, Кити, только,
Подав надежду одному…,
То многим будет это больно…
— Ни слова, мама, никому.

Увидев слёзы в глазах у Кити,
— Не буду я,— сказала мать:
— Кому связать позволишь нити,
Но, Кити, я должна же знать.

— Сказать пока мне очень трудно,
И даже я б хотела знать,
Сама гадаю я подспудно,
Не знаю я кого назвать…

13
               
Вплоть до вечернего приёма
Волненье взяло Кити в плен,
И в настроение подъёма
Не наблюдалось боле(е) смен.

Как перед битвой было чувство,
И билось сердце всё сильней,
А в мыслях становилось пусто,
В груди у Кити всё тесней.

Ведь в этот вечер они оба
Приём встречают в первый раз,
И цель обоих — моя особа,
Всё ясно это без прикрас.

На память всплыли дни былые,
Когда дружили Левин, брат,
Казались ей те дни златые,
Когда был каждый чувством рад.

Была уверена, что любит,
Легко ей вспоминать о нём,
Её он чувства тоже будит,
Когда они были вдвоём.

О Вронском ей в воспоминаньях,
Неловкость в мыслях свил сквозняк,
Кака(я)-то фальшь в её сознанье
Толкала думать всё не так.

Богат и чин его высокий,
Хотя и был он прост и мил,
Он жизнь наполнит светским соком,
И брак с ним тем её манил.

А с Костей жить должна в деревне,
Остаться жить там навсегда,
Жизнь для неё такой царевне
Всем не прельщала никогда.

В надежде объясниться первым,
Приехал Левин раньше всех,
Его визит считал он верным,
В надежде, ждёт его успех.

Не дать согласье, что любила,
Ему должна ответить нет,
К кому её всегда манило,
Кого знавала много лет.

Давно влюблён, считал богиней,
Молился годы на неё,
Она на век его покинет,
За то, что любит он её.

Жестоко всё, несправедливо,
И как обидно же к тому,
А буду ль я с другим счастлива,
Я просто так скажу ему:

— Я не люблю Вас! — Но – неправда;
— Люблю, другого, — выше сил!
В меня вселилась лишь бравада,
Её зов матери вселил.

Но вот он пожимает руку
И смотрит смело ей в глаза,
И Кити видит его муку,
Они блестят и в них слеза.

— Я — не во; время, слишком рано,
Хотел застать я Вас одну,
Чтоб залечить душевну(ю) рану,
Я откровенно Вам скажу:

— Прошу Вас быть моей женою,
Сейчас зависит всё от Вас,
Любовь всегда владела мною,
В том убедился лишний раз.

Она давно такого жда;ла,
Её постиг уже восторг,
И Кити тяжело дышала,
Когда признанье он исторг.

Всё продолжалось лишь мгновенье,
Вдруг Вронский перед ней возник,
Она ему своё решенье
Поведала, как лёгкий крик:

Поверить в это очень трудно,
Что можно долго так любить,
Вести себя довольно нудно:
— Прошу простить… Не может быть…

— Могло ли быть здесь всё иначе, —
Подумал он: «Это конец,
Пошёл я вдруг к чертям собачьим,
А не как с нею, под венец.

14
.
Подавлен Левин был отказом,
И хотел уже уйти,
Но в это время в залу сразу
Вошла княгиня – на пути.

Княгиня просто ужаснулась
При виде лиц у молодых,
Но тут же, вскоре улыбнулась,
По поведенью п;няв их.

— Ну, слава богу, отказала,—
Мелькнули мысли в голове,
Её лицо всё просияло:
— Ах, как же всё приятно мне!

Чтоб как-то сгладить напряженье,
И в ожидании гостей
Про жизнь текущую в деревне,
Просила рассказать всё ей.

Он тоже сел, но ждал момента,
Что по прибытии гостей,
Деревенские сантименты
Давно наскучили все ей.

Потом вошла подруга Кити,
Что замужем была лишь год,
Но их связали дружбы нити
И интерес к проблемам мод.

Явился, наконец, и Вронский,
В военной форме, в блеске весь,
И вид его настолько броский,
Он просто выделялся здесь.

А Левин вновь взглянул на Кити,
И по сиянью её глаз,
Понял, что их связали нити,
Взглянуть достаточно лишь раз.

Он понял это также верно,
Не нужно было лишних слов,
И было всё закономерно,
Всё в духе жизненных основ.

Не мог уйти теперь наш Костя,
Его объял весь интерес,
И даже то, какие гости
Над ним имели перевес.

Чем превосходит тот мужчина,
Он должен знать, чем побеждён,
Что, кроме воинского чина
И был он очень удивлён.

Брюнет, красив и добродушен,
Изящен, брит, неотразим,
Слегка косметикой надушен,
За острый ум ещё ценим.

Глаза красивые блестели,
Когда он к Кити подошёл
Души его все струны пели,
Улыбкой, взглядом превзошёл.

Вдруг всполошилась и княгиня:
— Позвольте познакомить Вас,
Здесь Костя Левин – его имя,
Друг сына, он гостит у нас.

Пожали крепко они руки,
И Вронский задал вдруг вопрос:
— Зимой в деревне нет ли скуки?
Ответ у Левина был прост:

— Не скучно, если есть занятья,—
Различны(е) вкусы у людей;
И Вронский: «Должен всем сказать я,
Конечно же, Вам всё видней;

Я тоже так люблю деревню,
Всё время я скучал по ней,
Там обычаи все древние,
Здоровый дух там у людей.

Прошедшу(ю) зиму мы с мамашей
Прожили в Ницце весь сезон,
Деревню вспоминали нашу,
И в этом был во всём резон.

Вся Ницца – так однообразна,
Она достаточно скучна,
Всегда погода очень разна(я),
И непривычна нам она».

Весь разговор он вёл спокойно,
И дружелюбный его взгляд
Переходил, как бы, невольно
К Кити, к Левину – подряд.

Случайно встретившись глазами,
Ей стало жалко его вдруг,
Она поклялась небесами,
Что он останется ей друг.

Уже опять уйти собрался,
Но тут в гостиную шёл князь,
Как улизнуть он ни старался,
Не мог упасть лицом он в грязь.

Исчезнуть так демонстративно,
Понятно чтобы было всем,
Ему здесь всё стало противно,
Прощай-ка дом сей на совсем.

В объятьях очутился Костя
Беседу вёл князь о делах:
— Дела идут хотел бы знать я? —
Как будто с Вронским не в ладах.

А Вронский встал и дожидался,
Когда он подойдёт к нему,
Конечно, тоже удивлялся,
Поклон отвесив лишь ему.

Для Кости было лишь страданье
Любезность князя без конца,
А Кити вся в переживанье
Из-за внимания отца.

Ответ у князя был холодный
Поклону графа, наконец,
Как будто он здесь гость негодный,
Будто он какой слепец.

Конечно, он с недоуменьем
Смотрел на князя, как отца,
Как всё же князь с таким забвеньем
Мог огорошить «молодца».

А Вронский обратился к Кити:
— Вновь будет грандиозный бал,
Вы непременно приходите,
Чтоб я один там не скучал.

Но Левин вышел незаметно
Как только отвернулся князь,
И стала явна и приметна
У Вронского с Катюшей связь.

Заметно было по улыбке,
Её счастливому лицу,
Но всё добавило лишь пытки
И счастья Вронскому – льстецу.

15

К нему испытывая жалость,
За то, что получил отказ,
Она испытывала радость,
Поведав матери рассказ.

И радость была беспредельной,
Просил один её руки,
Мужчина был какой-то цельный,
Но не сошлись у них пути.

Маячил пред глазами Левин,
Уснуть не удавалось ей,
Видать, он богом был ей велен,
Но Вронский был ей всё ж милей.

Лицо насуплено бровями,
Как он стоял перед отцом,
Но с очень добрыми глазами
Держался Левин молодцом.

Так на кого ж я променяла?
Того, кто любит так меня,
Лишь только счас я осознала,
Его ведь тоже люблю я.

Так благородно он спокоен,
А сколько мужества-то в нём,
Он незаслуженно уволен,
И доброта сквозит во всём.

Но что же делать? Как же гадко,
В том виновата я сама,
Ведь мне всегда-то было сладко
Смотреть и видеть те глаза.

А в это время в кабинете
Не унимался ярый спор:
— Вы дочь свою срамите в свете,
Нас выставляя на позор.

— Да что я сделала плохого?
Скажите ради бога, князь.
— У Вас всё вышло бестолково,
Уже втоптали Вы всё в грязь.

Все будут говорить об этом,
Что Вы пленили жениха,
Нельзя позориться пред светом,
И чтобы избежать греха;

Ведь очень молодёжи много,
Извольте приглашать их всех,
Вы пригласили весьма строго
Лишь только избранных из тех.

Серьёзен Левин, занят делом,
А с Вронским – мучиться ей век,
Как Долли со своим «пострелом»
А Костя — лучший человек.

Она с ним не найдёт и счастья,
Ведь Вронский — франт, хоть и богат,
Нам хватит одного ненастья,
А Левин лучше во стократ.

Тирады выслушав все мужа,
Маман была потрясена,
И пыл ей охладила «стужа»,
Отпора мужа не ждала.

Судьба Катюши в этот вечер
Неясна стала никому,
Она повисла с новой встречей,
Что было выгодно ему.

Мамаши ожидает мненье,
А вдруг согласие не даст,
Сегодня полно(е) невезенье,
И Левина гнетёт отказ.

16

Семейной не познавший жизни,
В Пажеском корпусе он  был,
И преданный своей отчизне,
В военну(ю) службу поступил.

А мать блестящей светской дамой
Всё время в обществе слыла,
Была лишь номинально мамой,
Фривольну(ю) жизнь она вела.

Окончив Пажескую школу,


Вращался в свете без конца,
И был охоч до женска полу,
Почти не помнил он отца.

В Москве уже была подруга,
В него, конечно, влюблена,
Но не его подруга круга,
Дистанция – соблюдена.

А на балах – всё время с Кити,
И ездил часто он к ним в дом,
Не сразу с ней связались нити,
Но всё ж возник в ней перелом.

Всегда болтал он без умолку,
Ей всякий говорил он вздор,
Но в этом было мало толку,
Развился молодой задор.

Он чувствовал своё  сближенье,
И понял – нравится он ей,
Его толкало к ней везенье,
Ему приятно было с ней.

Ещё бы – и княжна, красива,
И молода, и всем взяла,
Она в общении – игрива,
А, в общем — светская краса.

Он видел – одержал победу,
Она во власти вся его,
Но к свадьбе он не шёл по следу,
Не было в планах ничего.

Не смел ослушаться он маму,
Её манил он как бы в плен, 
В ту самую любовну(ю) яму,
Чтоб ей не вырваться совсем.

Зачем ему было жениться?
Когда и так с ней хорошо,
Она ведь может и влюбиться,
И с ней и так бы всё пошло.

Он не любил семейной жизни,
В кругу, где постоянно жил,
Мужчин всегда сомненья грызли,
А так ли быт семейный мил?

Не знал, конечно же, граф Вронский,
О нём, что говорил отец:
— В семье второй будет Облонский,
В семейной жизни он – подлец.

В тот вечер, выйдя от Щербацких,
Почувствовал, что тайна(я) связь,
Всё более сношений братских
И превратилась в крепку(ю) вязь.

Но что-то предпринять ведь надо,
Но что – придумать он не мог,
Тогда смекнул: «Моя отрада
Почти что вся у моих ног».

Пленили графскую всю душу
И чувства свежей чистоты
Она послушна, словно мужу,
Мужчина он её мечты.

— Не сказано ни мной, ни ею,
— Прекрасно то, что ничего,
В неслышном разговоре с нею,
И на душе ему легко.

Во взглядах, в разговорах нежных,
Друг друга поняли без слов,
От чувств взаимности безбрежных
Желали оба общий кров.

— Яснее ясного сказала,
Так мило просто: «Влюблена»,
Теперь лишь только осознала,
Она меня всегда ждала.

— Так нам же хорошо обоим,
Ты рад и весел от того,
Что вместе счастье своё строим,
Не нужна свадьба, ничего.

А где закончить ему вечер,
Поехать в клуб ли, в злачный дом,
С Облонским там возможна встреча,
И он задумался о том.

Нет, поеду я домой!
Где найду себе покой.
 
17

Встречать поехал маму Вронский,
Случиться надобно ж тому,
Встречать сестру прибыл Облонский,
Роман наш длится потому.

— Куда поехал от Щербацких?
Я ждал тебя до двух часов;
От всех таких общений братских,
Давно не видел чудных снов.

Свою любимую присказку,
С улыбкой Стива вновь изрёк,
В нём – понимание и ласка,
Его любимый был конёк:
«Про коней таких вскормлённых
И про юношей влюблённых».

А Вронский, отпустив улыбку,
Спросил: «Кого встречаешь ты»?
Ответил Стив, скрывая пытку:
— Сестра – надежда и мечты.

— Да, там был Левин, мой приятель,
Знаком ли ты отныне с ним?
— Он вёл себя, как неприятель,
Уехал, будто он гоним.

— Бывает он и очень странным
И часто очень удручён,
Когда ненастья так нежданно
Бывают, скажутся на нём.

Но, в общем, цельная натура,
Правдив и честен до конца.
— Но он смотрелся так понуро,
Сбежал, похож был на мальца.

—Возможно веские причины
Вчера сложились у него,
Надежд заветных ли кончины,
Бежал от общества всего?

— Не сделал он ли предложенье?
— Я дал ему такой совет,
Вполне могло быть отреченье,
Его сразил такой ответ.

Все долги(е) думы о решенье,
Я знаю, он давно влюблен,
И Кити вся была в сомненье,
И ты туда же устремлён.

— Она достойна лучшей партии,—
Был сильно граф наш возбуждён,
Считался женихом из гвардии,
И тоже был в неё влюблён.

И гордость возбуждала радость,
Невольно выпрямилась грудь,
В душе разлилась словно сладость—
Морозный воздух внутрь вдохнуть.

Но вот уж поезд подходил,
От дум немного он остыл.

18



В вагоне граф остановился,
Чтоб даме мимо дать пройти,
Конечно, даже извинился,
Ему в купе чтобы войти.

Он сделал вывод свой мгновенно,
На внешность дамы бросив взгляд,
Всю даму оценил он верно,
И этот взгляд – он, как снаряд.

Она – красива, грациозна,
Изящна в женственности своей,
Взгляд милый, нежный и не грозный,
Прилипло всё к фигуре всей.

Не мог, конечно, удержаться,
Чтоб оглянуться ещё раз,
И глянув, стал он улыбаться
При виде милых серых глаз.

А Анна тоже с интересом
Взглянула снова на него,
И любопытство с перевесом:
Узнала будто бы его.

В пленя(ю)щем, нежном этом взгляде,
И блеск из-под густых ресниц,
На Вронского мгновенно глядя,
Как вспышка тех ночных зарниц,

Красив отметила мужчина,
И что он — тот самый сын,
Видать, военного он чина,
Мамашу даже не спросив.

Остался свет в её улыбке,
Но потушив его в глазах,
Пошла на выход как-то зыбко,
Как будто бы на тормозах.

С мамашей состоялась встреча,
Поспешно он зашёл в купе,
Обычные семейны(е) речи,
Ей руку жал в своей руке.

А Анна, попрощавшись с кем-то,
Просила брата поискать,
Она подумала зачем-то,
Неплохо б снова повидать.

В купе вернулась она снова,
Её спросила тотчас мать:
— Нашли Вы брата и готова
Родного брата  повстречать?

И Вронский сразу догадался,
Пред ним – Облонского сестра,
Но безучастным не остался,
Он сразу вспомнил, кто она:

— Меня Вы извините очень,
Не мог узнать я сразу Вас,
Знакомство наше, между прочим,
Короткое было у нас.

Давно же, всё-таки, то было,
Скорей, не помните меня?
Сказала Анна: «Всё ожило,
Да нет», — в глаза ему глядя,

Мы всю дорогу с мамой Вашей
Вели всё разговор о том:
О Вас и о всей жизни нашей
Понять не трудно речь о ком.

Опять её эта улыбка
Сиянье чудной пары глаз,
Была для Вронского, как пытка,
Не выставляя напоказ.

Но Анна не дождавшись брата,
Платформа стала встречей их,
Его обняв, открыла врата,
Обжёг их поцелуй двоих.

— Заметил ты ли, право, тоже,
Ах, как Каренина мила?
Я вижу по твоей же роже,
В любви в порядке все дела.

Тем лучше для тебя, мой милый,
Уже во власти ты любви,
В сим деле не кажись ты хилый,
Ты чувство то всегда храни.

Чтоб попрощаться ей с мамашей,
Опять она зашла в вагон:
— Я добротой польщёна Вашей, —
Весёлый в голосе был тон.

Поведала графиня сыну,
Довольна спутницей своей,
Ему, обрисовав картину,
Есть сын у милой дамы сей.

Она скучает всё по сыну,
Ему всего лишь восемь лет;
— Его на время я покинув,
Он для меня, как божий свет.

 И это так на самом деле, —
Сказала Анна,  подтвердив;
— Мы за дорогу с ней балдели,
Про сыновей всё обсудив.

— Вам, вероятно, надоело, —
Хватился Вронский, под конец,
Вступая в разговор он смело,
Знакомству рад наш молодец.

И снова Анина улыбка
Ей облик осветила весь,
Опять его пленила пытка,
Мог любоваться ею здесь.

Она пожала ему руку,
Тряхнув с энергией её,
Опять он испытал лишь муку,
Любуясь снова на неё.

Оставшись, изрекла мамаша:
— Во всём Каренина мила;
Варилась в его мыслях каша:
— Пожалуй, всем она взяла.

Но вдруг случилось здесь несчастье,
Уже собрались все домой,
Никто не мог принять участья,
Крестились все за упокой.

По неизвестной всем причине,
Под поезд служащий попал,
Семье кормильца по кончине,
Граф Вронский деньги вдове дал.

Ей стало страшно жить на свете,
Едва сдержала слёзы с глаз,
Дрожала вся уже в карете,
И грустные мысли —  без прикрас.

— Дурное было мне знаменье;
Прервал все мысли Стива вдруг:
— Дай бог, чтоб было мне везенье,
В моей семье изжить недуг.

19

Хотя сказала Долли мужу,
Что Анин странен сей приезд,
Ничто их не развеет стужу,
На мужа положила крест.

Она готова была к встрече,
Ждала с волненьем в душе,
Чтоб на интимном женском «вече»,
Принять решение лучше;.

Жена чиновника из высших,
Гранд-дамой удивляла свет,
И при размолвке не остывшей,
Готовой Долли дать совет.

Она ни в чём не виновата,
Ценила Долли хорошо,
К ней Анна дружбою объята,
Мечтает, чтобы всё прошло.

Но ей не нужны утешенья,
Продумано уже сто раз,
Давно всё принято решенье
Её, и весь по делу сказ.

Она ждала её прибытья,
Частенько взглядами в окно,
Но дел домашних «перепитье»,
Её, конечно, подвело.

— Как рада, Долли, тебя видеть,
Мне Стива всё уж рассказал,
Хочу тебя я не обидеть,
Он свой поступок осознал.

Она подсела ближе к Долли,
Вложила руку всю в свою,
И видно было сколько боли,
Вместилось в Доллину судьбу.

— Меня утешить уже поздно,
Потеряно, пропало всё,
Всё поведенье его ложно,
Так что же делать мне ещё?

Ведь дети же не виноваты,
Его я бросить не могу,
Какой-то жду я с ним расплаты,
Я жить с ним больше не хочу.

— Придумать что в сей ситуации,
Но что же делать нам сейчас?
Гасить свои надо прострации,
Подумать нужно и не раз.

Сама ты расскажи мне, Долли,
Чтоб всё точнее мне понять,
Немного чтоб душевной боли
С души страдающей унять.

— Изволь, но я скажу сначала,
Как замуж вышла за него,
Тогда ничто не предвещало,
А как любила я его!

Я воспитанием – невинна,
К тому же я была глупа,
Я будто бы земля целина(я),
К тому же я ещё добра.

Тянулась, разве это гоже?
Все восемь лет та канитель,
Ей по душе, конечно, тоже,
Ему понравилась мамзель.

Что у него одна на веки,
Я думала до сей поры,
На стороне — ему помехи,
Вся наша куча детворы.

Считала просто невозможным,
Не может подозрений быть,
Но всё вдруг оказалось ложным,
Ну как мне это счас забыть?

Была уверена я в счастье,
Вдруг у меня в руках письмо,
И счастье перешло в ненастье,
Оно в меня, как нож вошло.

Своей любовнице посланье,
Что гувернанткою была,
С ней откровенные свиданья,
И быть женою я должна?

Считает просто увлеченьем,
Он совесть потерял, наглец,
Да это просто преступленье!
Нет, нашей жизни с ним — конец!

Что всё открыться это может?
А он подумал ли о том,
Измена мне всю душу гложет,
Что будет опозорен  дом.

Расскажут детям непременно,
Как мне воспитывать детей?
Так ты ж веди себя примерно,
Так ты ж детей хоть пожалей.

Теперь ты понимаешь, Анна,
Мы в положение каком,
И эта новость так нежданна
С её бесстыдным всем концом.

Ты думаешь, он понимает
Всё положение семьи?
Доволен он и не внимает
Все опасения мои.

— Нет, нет, — ей возразила Анна:
— Уже раскаяньем убит,
Семейна(я) жизнь ему желанна,
И не причём его здесь вид.

Его же вид всегда довольный,
Работой вечно увлечён,
Он добр и горд, но обездольный,
Он счас унижен, удручён.

Детей по-прежнему он любит,
Конечно, он стыдится их,
Сейчас себя он просто губит,
Позор ведь лёг на Вас двоих.

Теряет душу постоянно,
Своим мучением одним,
Убил к тебе любовь спонтанно,
Любя тетя он лишь гоним.

Одно и то же повторяет:
— Она мне это не простит, —
Его всё это угнетает,
Душа его всегда болит.

— Я понимаю положенье,
Но как женой мне снова быть?
Я потеряю уваженье,
Мне снова как его любить?

Ведь я любила его очень,
Мученье будет с ним одно,
Мне просто наплевал он в очи,
Теперь мне это всё равно.

Слова продолжились рыданьем,
Когда ж смягчалась каждый раз,
То раздражалась, с запозданьем,
Как вспыхнувши(е) дрова сейчас.

— Мамзель ведь – молода, красива,
А он всё отнял у меня,
Лишь тем сейчас я так счастлива,
Живу детей своих любя.

Ты посмотри со мной что стало,
Где молодость и красота,
Её я всю ему отдала,
Я отслужила до конца.

Я потеряла сок навечно,
Я — будто выжатый лимон,
Так разве это человечно?
А он, как вылитый пижон.

Моя гарантия та где же,
Теперь как верить мне ему?
Он ранее не был невежа,
Того никак я не пойму.

К нему испытываю злобу,
Любовь покинула меня,
Он любит лишь свою зазнобу,
Ты говоришь: « Меня любя…»

— Не мучь себя, родная Долли,
Мне ясно – ты оскорблена,
Тебе досталась злая доля,
Сейчас ты вся возбуждена.

Ты всё-то видишь в чёрном цвете,
И злоба душит лишь тебя,
Но надо ж дальше жить на свете,
Притом семью свою храня.

— Но ты придумай, Анна, что-то,
Советом свежим помоги,
Не до;лжно, чтобы эти кто-то,
Семью разрушить бы могли.

— Одно скажу я только, Долли,
Характер мне его знаком,
Всем увлекается в той роли,
Готов перевернуть он дом.

В своём он полном раскаянье,
Способен всё уже забыть,
Не знает он как от отчаянья,
Как дальше будет Стива жить.

Он вёл себя довольно дурно
Что сделать мог в ущерб тебе,
Ему поверить очень трудно,
Не верит он и сам себе.

Тебе скажу я, дорогая,
Я только поняла сейчас,
Когда с тобой всё обсуждая,
Его я поняла рассказ.

Но вижу я твои страданья,
Я вижу, что грозит семье,
Помочь не смогут и отчаянья,
Тебя мне жаль —  ничем тебе.

Скажи мне, дорогая Долли,
Осталось чувство ли любви?
И, несмотря на чувство боли,
Ты если любишь – то прости.

— Нет, нет, — начала было Долли;
Целуя, Анна прервала:
— Лишь от тебя, от твоей воли
Зависят все Ваши дела.

Я знаю свет, людей, как Стива,
Как смотрят на таки(е) дела,
Измен там много, но красиво,
На первом месте всё ж жена.

Очаг домашний весь – святыня,
Семье не создают помех,
Их чувства – только лишь гордыня,
Любовница — лишь для утех.

Послушай дальше, дорогая,
Хочу напомнить я тебе,
Как я за Стивом наблюдая,
Лишь вывод сделала себе:

Любил тебя все эти годы,
И как бывал у нас в гостях,
То, несмотря на все невзгоды,
Семьи он сохранял костяк.

Тобою просто восхищался,
Тебя всегда боготворил,
Он как-то выше поднимался
И мне всё время говорил:

— Ах, эта милая мне Долли,
Как удивительна она!
Как божество она и боле(е),
Доволен ею я сполна.

— А то, что женщина другая,
Есть – увлеченье не души…
Так вот что, Долли дорогая,
Ты если любишь – то прости!

— А если снова увлеченье?
— Нет, нет, не может того быть!
— Простила б ты тако(е) влеченье?
— Не знаю, не могу судить…

Но взвесив быстро положенье,
На внутренних весах, в мозгу,
Она же выдала решенье:
— Да, я простила бы, смогу…

Но не была бы я такой же,
Пройти же время ведь должно,
Но то, что он не будет больше,
Для всех и для тебя важно.

— Его простить совсем же надо,
Не было будто ничего,
Чтоб эта пошлая услада
Совсем покинула его.

Такой ответ у нашей Долли,
Они, обнявшись, поднялись,
И сколько не было бы боли,
Но в деле том – разобрались.

20

Всё утро Анна была дома,
Записку брату лишь послав,
Итог у Долли перелома,
Его в обед домой позвав:

— Поешь домашнего обеда,
Бог милостив к твоей судьбе,
Пока не вся ещё победа,
Но улыбается тебе.

Весь разговор домашний, общий
И за обеденным столом,
И Долли уже вся не робщет,
Они уже на ты вдвоём.

Но всё ж осталась отчуждённость,
А о разлуке – слов и нет,
И видел он уже возможность,
С ней примирения в ответ.

О том, что знатна(я) дама света
Недавно прибыла в Москву,
И даже как она одета,
Был повод разогнать тоску.

К концу желанного обеда
Явилась Кити в гости к ним,
Подумав, никакого вр;да
Визит не будет утомим.

Она её почти не знала,
В волненье Кити была вся,
И перед ней уже предстала
Вся подвенечная краса.

И видно было это сразу,
Гранд-даму охватил восторг,
При взгляде с первого же раза,
И не уместен всякий торг.

Она сама влюбилась в Анну,
Была пленёна красотой,
С ней находилась постоянно,
Совсем казалась и простой.

На светску(ю) даму не похожа,
И то, что сыну восемь лет,
Она по возрасту несхожа,
Ей двадцать пять казалось лет.

Она по гибкости движений,
И по улыбке на лице,
В её глазах по выраженью,
Притягивало всех к себе.

Вся Анна была откровенна,
В ней был другой какой-то мир,
Он сложен, прост – попеременно,
А, в общем, мир — её кумир.

По окончании обеда
Долли в комнату ушла,
А Анна, во избежанье вр;да,
К Стиве быстро подошла
И сказала: «Иди к ней,
Будь на этот раз мудрей».

У Анны разговоры с Кити
Вертелись все лишь о балах:
—Так  Вы на бал-то уж придите,
Не каждый бал здесь в похвалах.

На нём всегда веселья много;
Прекрасный будет это бал;
— Должна вести себя я строго,
И для меня уж час настал.

— Не может быть там очень скучно;
— Так от чего ж? Всё может быть;
— Да от того, что Вы всех лучше,
Всегда весельем нужно жить.

Но Анна, покраснев, сказала:
— Уже не нужно это всё,
Давно своё оттанцевала,
У нас другое счас житьё.

Балы совсем у нас не часто;
— Так Вы поедете на бал?
— Смотреть поеду Ваше счастье,
Для Вас он очень важен стал.

Мне тоже нравится граф Вронский,
Мне Стива рассказал о нём,
И я, и брат мой Стив Облонский,
Мы поздравляем Вас, и ждём.

Что человек он интересный,
И это вовсе и не грех,
Моё знакомство — случай лестный,
Вы, Кити, радуете всех.

Мы всю дорогу были вместе,
В одном с мамашею купе,
О нём рассказывала вести
И без конца толкла в ступе.

И даже он вполне отважен,
Что он – любимец в их семье,
Свершил поступок очень важный,
Спас как-то женщину в воде.


Он состоянье своё брату
Хотел без корысти отдать;
Но про последню(ю) денег трату
Ей не хотелось вспоминать.

Мы все встречались на вокзале,
Планирую поехать к ней,
Меня к ним в гости приглашали,
Приятно будет очень ей.

— Однако, долго Стив у Долли,
Видать принёс ей много боли.

21               
 
Об Анне Долли вся в заботе:
— Тебе не холодно вверху?
— Я отношусь к такой породе,
Что сплю подобно я сурку.

Спросил вошедший в залу, Стива:
— О чём тут дамский разговор?
Всё кончилось у нас счастливо, —
И Анна поняла, что спор.

— Гардины нужно перевесить,
 Да Анну вниз перевести;
— Гардины сам могу повесить;
Ах, полно делать трудности;.

— Ну, примирились, слава богу,
И радость осветила лик:
— Дай Бог, чтоб больше было проку, —
Триумф у Анны был велик.

Но вдруг вечерне(е) чаепитье,
Случаем прервано простым,
Случилось Вронского прибытье,
Зачем — всем непонятно им.

Достал он что-то из кармана,
Стоял внизу, не сняв пальто,
Всё обернулось как-то странно,
И чувства Анны, как сальт;.

Как будто радость влилась в сердце,
И в тоже время просто страх,
В душе открылись словно дверцы,
Предрекая словно крах.

И снова встретились их взгляды,
Надежда промелькнула в миг,
А вид его просил пощады,
И радость осветила лик.

Позвал войти его Облонский,
Он тут же поспешил уйти,
Зачем-то отказался Вронский,
Наверно «сбился он с пути».

Подумав, «он пришёл за нею»,
Как Кити покраснела вдруг;
 «Уже ведь поздно, я не смею»,
А на лице её — испуг.

Узнать заехал просто Вронский,
Когда же состоится бал,
Но сей визит его к Облонским,
Был странно понятым лишь стал.

 22               

Едва лишь бал начался только,
Как Кити с мамой входят в зал,
Красив наряд на ней, с иголки,
Что мог затмить весь этот бал.

В причёску и в изготовленье
Был вложен колоссальный труд,
И, как по щучьему веленью,
Свободно двигаться дают.

Её и платье не стеснило,
Косой обвита голова,
А медальон – он так красиво,
О нём среди гостей — молва.

А обнажённы(е) плечи, шея,
Как будто мрамором светлы,
И нет уж ничего милее,
Чем образ женской красоты.

И губки бантиком румяным,
Всегда блестящие глаза,
Влекла мужчин на запах пряный
Исконно русская краса.

Лишь только в залу вошла Кити,
Сам главный дирижёр балов,
Её заметил в пёстрой свите,
Поверх танцующих голов.

Он не спросил её желанья,
К ней очень быстро подбежал,
И ждал её лишь приказанья,
Уже за талию обнимал.

И Кити закружилась в танце,
Так грациозно и легко,
Одни лишь впереди все шансы,
Почти всегда мужчин влекло.

— Как с Вами танцевать прелестно,
Движений лёгкость Ваших всех;
И ей, конечно, было лестно,
Иметь уже такой успех.

Она разглядывала залу,
С улыбкою на похвалу,
Кого ей надо – она знала,
Ей кавалер — не по нутру.

Здесь были Стива тоже с Анной,
И Левин также на балу;
Она всегда такой желанной
Так просто грезится ему.

Но вот она уж подле Анны,
Но Анна – не в лиловом – нет,
И не в наряде том желанном,
Как Кити представляла свет.

А в платье бархатном и чёрном,
И низко срезанном вверху;
Оно смотрелось не чоп;рным,
А оттеняло красоту.

Плечей всю красоту и груди,
Её округлых чудных рук;
Кто видел раз, тот не забудет
Вожделенных этих мук.

Её улыбка – солнца краше,
Прекрасный блеск в её глазах,
Цветов гирлянда редких даже,
Вплетённой в чёрных волосах.

И Анне в чёрном одеянье
Шло красивей во много раз,
Дарило ей очарованье,
С неё все не спускали глаз.

И платья чёрного на Анне
Как будто не было совсем,
Оно — огранка, как на камне,
Завидно многим дамам всем.

На Анну общее вниманье,
Гранд-дама и столичный свет,
Проста, изящна, обаянье,
И равных в красоте ей нет.

Окинув Кити беглым взглядом,
И дань, отдав её красе:
— Вы вся в порядке и всё ладно,
Любуются уж Вами все.

Вы в залу входите, танцуя,
Украсили Вы, Кити, бал,
И я, к мужчинам Вас ревнуя,
Я рада, что Вас свет признал.

А дирижёр – хозяин бала,
Который с Кити танцевал,
Но чтобы Анна не скучала,
На вальса тур её позвал.

Сначала Анна отказалась,
Но сразу Вронский подоспел,
Она на приглашенье сдалась,
Едва поклон он дать успел.

И Анна закружилась в танце,
Не был замечен и поклон,
Остался Вронский просто в трансе,
Был граф наш страшно удивлён.

— За что она им недовольна?
Я всё отлично видел всё;
Ему, конечно, было больно,
Но интересно же – за что?

У Кити в голове все мысли,
Всё путались сейчас подряд,
Они все в воздухе повисли,
Готовы рваться, как снаряд.

Уже был Вронский с Кити рядом,
Обоим было невдомёк,
Побит был граф наш будто градом,
Хороший получил урок.

Напомнил Вронский о кадрили,
Долга разлука, он тужил,
А мысли Кити говорили:
— На вальс ты что ж не пригласил!

Она ждала и с удивленьем
Взглянула странно на него,
Что он поспешно с ярым рвеньем
Обнял за талию её.

В глазах её всё время светил,
Уж многи(е) годы протекли,
На взгляд, который не ответил,
На полный взгляд её любви.

Светил мучительным стыдом
И резал сердце, как ножом.

23

Уже в кадрили Кити с Вронским
Вели обычный разговор,
И, конечно, об Облонских,
И вообще – о всём обзор.

Но лишь один взял за живое,
Когда о Левине спросил,
К нему ведь чувство не простое,
В душе и интерес сквозил.

Должно всё, наконец, свершиться,
Казалось ей на том балу,
Ждала, он с нею объяснится,
И с каждым танцем вся в пылу.

Но не в кадрили, а в мазурке
Должно же всё произойти,
Похоже, он играл с ней в жмурки,
Как будто сбился он с пути.

Не пригласил её в кадрили,
На мазурку, как всегда,
Об этом всё не говорили,
Привычным, думала она.

Мазурку танцевали вместе,
На прежних городских балах,
А танцевать сейчас без лести
Не лишена она в правах.

Но до последней той кадрили
Казался ей волшебным бал,
Как будто ей цветы дарили,
Восторг её всё возрастал.

Была уверена так твёрдо,
Дала всем пятерым отказ,
Она станцует с Вронским гордо,
Как обычно в этот раз.

В последней Китиной кадрили,
Она танцует уж с другим,
Напротив Вронский с Анной были,
Как чудно было им двоим.

Но Анна вся была другая,
Кружил ей голову успех,
Она, как будто бы летая,
И еле сдерживала смех.

Её улыбка возбужденья
И постоянный блеск в глазах,
Сияла вся от восхищенья,
Она была на небесах.

Но Кити знала это чувство,
Когда успехом ты полна,
Когда с партнёром ей не грустно,
И веселишься ты сполна.

Тогда душа в тебе играет,
Тогда душа твоя поёт,
Тогда глаза твои сверкают,
Мираж какой-то настаёт.

Но в ней откуда возбужденье?
Ей не узнать её совсем;
И от чего же восхищенье
И радость на лице во всём?

Причина Аниного счастья,
Так это неужели он?
Дарил ей счастье своей властью,
А он ведь тоже возбуждён.

А как он счастлив сам, танцуя,
С другими, с нею скован был,
А перед ней как бы флиртуя,
Он даже голову склонил.

И взгляд покорности и страха,
Он будто пасть желал пред ней,
Знакомство с ним – начало краха,
Сказать бы это так верней.

Весь свет погас в глазах Катюши,
Насмарку, весь испорчен бал,
Туман покрыл сознанье души,
И к жизни интерес пропал.

Не пригласил ведь на мазурку,
Ей Вронский вновь нанёс удар,
Он с ней играл как будто в жмурки,
Её всё тело объял жар.

Вновь на мазурке Вронский с Аней,
Ведь в первый раз за много дней,
( Он Анну пригласил заране(е) )
Вниманье привлекла людей.

Не красотою, а страданьем,
Осталась Кити вдруг одна,
Благодаря его старанью,
На танец не приглашена.

Её лишь  школа воспитанья
Держать заставила в руках,
Ей скрыть позволила страданье,
С трудом стояла на ногах.

Она причал нашла в гостиной,
Упала просто на диван,
Её за этой вот картиной,
(Урок «хороший» преподан)
Застала лучшая подруга,
Увидев, что она – без друга.

Подруга, зная отношенья,
Как масла подлила в огонь,
В её смешное положенье,
Как бы усилила ей боль:

— Он занят был одной лишь Анной,
Но Анна очень удивлена:
— Вы не с княжной ли Вами званной»?
И лишь потом с ним в зал вошла.

Её не понимал страданья,
Никто, кроме неё самой,
Свои же приложить старанья,
Теперь придётся ей одной.

Она отказ дала мужчине,
Который нравился ведь ей,
И по одной простой причине,
Второй был явно красивей.

Второй богат, и он с карьерой,
Всецело верила всему,
С такой надеждою и верой
Попала в плен она к нему.

Чтоб Кити выручить из плена,
Подруга пару ей нашла,
Чтоб как бы Вронскому замена,
Для Кити вроде подошла.

Она всё время в новом танце
Из вида не теряла их,
У Кити же терялись шансы,
Чтоб Вронский был её жених.

Вокруг создалось впечатленье,
В огромной зале они одни,
И лишь друг другом увлеченье
Отвлечь вниманье не смогли.

А Анна была бесподобна,
Орбитой счастья завладев,
Она богине вся подобна,
А он, как царь зверей тот лев.

И Кити любовалась парой,
И рос всё больше интерес,
Её он наградил сей карой,
Вот, вот получит она стресс.

Душой страдая, и всем видом,
Она раздавлена была;
Столкнувшись, он её увидев,
Не вдруг узнал её тогда.

Ответ у Кити был безмолвным,
Ему бы что-то так сказать,
Он от неловкости промолвил:
— Прекрасный бал! Вас не узнать.

На ужин Анна не осталась,
Домой поспешно собралась.

24,25
 
Когда он вышел от Щербацких,
Добрался к брату он пешком,
Но мыслей вихрь его дурацких
Вертелся будто снежный ком.

«Во мне нет гордости, везенья,
Я не гожусь для всех людей,
Себя поставил в положенье,
Набрался всяких там идей.

А Вронский – светский лев с карьерой,
Умён и добр, и счастлив он,
Богат и с гордою манерой,
Не может быть он побеждён.

Ему, конечно, предпочтенье
Любая женщина отдаст,
А я имел лишь униженье,
Да ладно, может бог воздаст».

И он поехал к Николаю,
Решил он убедиться сам,
Когда брат брату помогая,
Имел в итоге только срам.

Всё точно так же там и было,
Ему как описал Сергей,
Он пил и в голове сквозило,
Чурался даже он людей.

Заводит странные он связи,
Всегда с несчастными людьми,
Живёт он среди всякой мрази,
Как говорится – «шут пойми».

Напившись, он до без сознанья,
И еле уложили спать,
Но не сказав и «до свиданья»,
Собрался Левин уезжать.

26,27               

Он из Москвы уехав утром,
Лишь к вечеру прибыл домой,
Теперь почувствовал всем нутром,
Его был счас где дом родной.

Вид кучера его Игната,
В коврах любимых им саней,
(И в том была его расплата)
Рассказ всех местных новостей:

Уже корова отелилась,
Подрядчик снова приходил,
Москва не долго ему снилась,
От дел московских отходил.

Себя он чувствовал собою,
И не хотел он быть другим,
Вобрал он отдых всей душою,
Хоть оказался нелюбим.

Условий жизни перемену
Считал, что это просто вздор,
А строя нынешнего смену –
Считал очередной позор.

Но чувство своего богатства,
А беден весь кругом народ,
Лишало его чувства братства,
Народ лишало всех свобод.

Считать себя во всём чтоб правым,
Решил работать лучше всех,
На роскошь отыскать управу,
Чтоб жить крестьянам без помех.

Родным всё было и знакомым,
Когда зашёл он в кабинет
Был горд он очагом лакомым,
Как будто вновь зажёгся свет.

Проверил всё он в тот же вечер,
Хозяйский приложил он глаз,
И не могло быть лучшей речи,
Чем о хозяйстве весь рассказ.

Родился он в большом поместье,
Где был большой старинный дом,
Росли все братья в доме вместе,
Уютно, как в гнезде одном.

Маман была ему священна,
Он слабо помнил свою мать,
Как жить без брака непременно,
Никак не мог он всё понять.

Иметь лишь женщину для счастья,
Но прежде представлял семью,
Помочь от всех его ненастий,
Семья должна всё дать ему.

Пред ним возникла вся дилемма,
Иль просто жить, как перст один,
Жену найти, решив проблему,
Но он тогда – не господин.

Он для себя решил всё твёрдо,
Что жить, как бо;быль одному,
Всё счастье жизни будет стёрто,
Ему всё это – не к чему!

А где же дети, где же счастье,
Где тот любимый человек?
В его всё это только власти,
Достойно надо прожить век.

28

А утром Анна телеграмму
Послала на отъезд домой,
Как будто получила травму,
Её же ждал ведь сын родной.

— Ты нынче странная какая, —
Внезапно Долли, обратясь;
— Совсем не странная, дурная, —
Ответ надёжный дать силясь.

— Вчерашний бал напротив воли
Принёс мне счастья, Кити – боль,
Ответ в слезах звучал для Долли,
Сыграть хотела сваху роль.

А он увлёкся мною слишком,
Светился весь и был счастлив,
И вёл себя он, как мальчишка,
Он Кити счастье отравил.

Теперь ты знаешь ту причину,
Зачем покинув Кити бал,
Ей скрыть от всех свою кручину,
Со мной танцуя, с ней порвал.

Ведь раньше танцевал он с Кити,
Меня он пригласил взамен:
— Так Вы же Кити пригласите, —
А он меня взял в танце плен.

Он весь светился в этом танце,
Был счастлив он, как никогда,
Он позабыл, что Кити шансы
Давал два месяца всегда.

Конечно, тоже виновата,
Что вдруг приехала я к Вам,
Что этот бал, меня сосватав,
Весь просто обернулся в срам.

Я так с тобою откровенна,
Не сомневалась я в себе,
Чтоб не оставить совершенно,
Одну её в такой в беде.

Она лукавила, конечно,
Когда пред Долли в сей момент,
Когда она, да так поспешно
Открыла ей свой «сантимент».

В ней при одной о нём лишь мысли,
Волненье брало её в плен,
Что мысли накрепко зависли,
В душе оставив новый «крен».

Она не просто уезжала
И чем хотела поскорей,
А как бы с ужасом бежала,
Что чувство «завертелось» в ней .

Ей больше не встречаться с Вронским,
Чтоб не мучить здесь себя,
Не было чтобы, как с Облонским,
Бросит Кити, меня любя.

— Но была бы я в отчаянье,
Если б всё это в серьёз,
Но я знаю, что - нечаянно
И, скорей всего – «курьёз».

— Скажу я впрочем, всё по правде,
Я не желаю этот брак,
Подобен он взрывной петарде,
И ждёт их в жизни просто крах.

Вот если Вронский мог влюбиться
В другую за один лишь день,
Тогда вполне может случиться,
Что Кити просто уйдёт в тень.

Опять на ней густая краска
Покрыла Ане всё лицо,
Была ли это только маска?
Иль в плен попала, как в кольцо.

Её желание от краски,
Но эта краска не стыда,
С души срывала она маску,
И эта мысль ей не вредна.

— По сей причине уезжаю,
Нажив у Вас себе врага,
Её люблю и я страдаю,
Мне Кити очень дорога.

Но ты поправишь это, Долли,
Надежда вся лишь на тебя,
У Кити чтоб не было боли,
И не сердитесь на меня.

Для Долли Анна, как родная,
Она была, как лучший друг,
На чувствах доллиных играя,
Что Стива снова стал супруг.

Она была ей благодарна,
Что снова мир царит в семье,
Сама была она бездарна,
Замужня(я) женщина в ярме.

Она узрела, что у Анны,
Есть слабости, как у неё,
И что они всегда нежданны,
Не сладко Анне там житьё.

— Хочу, чтоб Вы меня любили,
Как я Вас, тоже всех люблю,
И вашу Анну не забыли,
Об этом бога я молю.

Прощай, моя ты прелесть Долли,
Я вижу, поняла меня,
Желаю Кити лучшей доли,
И с ней прощаюсь я, любя.

29
 
В последний раз простившись с братом,
В вагоне вновь мелькнула мысль:
— Конец мученьям с «супостатом»,
И слава богу – не «сплелись».

Она устроилась удобно
И книгу начала читать,
Сверлила мысль её утробно,
И начала она мечтать.

Как было хорошо, приятно,
Прошедший вспомнился ей бал,
И было очень с ним занятно,
Когда он с нею танцевал,

Лицо влюблённого мальчишки,
Покорность ей почти во всём,
Его стыдливости излишки,
Набор влюблённости был в нём.

А то, что позабыл он Кити,
Об этом много говорит,
Так просто разорвал с ней нити,
Так значит к Кити – не «горит».

Должно быть почему же стыдно,
Это с чего же, от чего?
Конечно, Кити так обидно,
Потерян Вронский для неё.

Ну что же тут и впрямь такого,
А мне зачем же этот стыд,
Из-за потери дорогого
На свете мало ли обид?

Когда в начале всё уж ясно,
Напротив, к лучшему идёт,
Хотя и любит его страстно,
Она его напрасно ждёт.

Он же просто мой знакомый,
Но он же мальчик-офицер,
Такой мне подвиг — неведомый,
Подать на большее пример.

Презрительно так усмехнувшись,
Взялась за книгу она вновь,
В неё опять как бы уткнувшись,
Она лишь видела любовь.

Её пленило чувство — радость,
Она довольная собою,
Что чувство это — женска(я) слабость,
Она же может быть такой!

Она почувствовала – нервы
За свой натянуты предел,
Ей не к чему таки(е) маневры:
— Не мастер я любовных дел.

Уже в груди давит дыханье,
Раскрыты шире и глаза,
Её порой даже сознанье,
Как уплывает в небеса.

Она терялась вся в догадках,
Вперёд ли едет иль назад,
Всё было у неё в загадках,
Её настрой на странный лад.

От мыслей всех ей стало душно,
Ей жарко стало в их купе,
Отбросив мысли все ненужны(е),
Как ей приснивши(е)ся во сне,

Она вышла на остановке,
Её остыла чтоб головка.

30

Рвалась, свистела снежна(я) буря,
Всё больше заносилось всё,
Но Анна, свои глазки жмуря…
Морозный воздух жёг её.

Она стояла у вагона
Охлаждая саму себя,
Но мыслям не было закона,
И мыслить запретить нельзя.

Вдруг перед ней возник военный;
Уже пред входом ей в вагон,
И Анна оказалась пленной,
Пред нею Вронский, как заслон.

Его глаза опять светились,
Он ею восхищался вновь,
И снова мысли возвратились:
Опять в повестке дня любовь.

Она недавно же решила,
Он для неё один из тех,
Кого она уже изжила,
Кто волочился для утех.

Её всю охватило душу,
Все чувства радости опять,
В душе ей, растопив всю стужу,
И снова всё вернулось вспять.

— Зачем Вы едете со мною,
Зачем настигли Вы меня?
Ответ известен сам собою,
Звучал, как колокол звеня.

— Зачем я еду? — В глаза глядя:
— Всегда быть там же, где и Вы;
И поручень рукою гладя:
— Вы – женской эталон красы!

Я не могу уж жить иначе,
Увидев Вас, схожу с ума,
По Вас душа всё время плачет,
И Вы ведь видети сама.

Возможно, Анна чуть беспечно
В душе и прятала восторг,
Она, прикинувшись овечкой,
Всё продолжала этот «торг».

Ведь он же высказал те мысли,
Желала всё её душа,
Они в рассудке брешь прогрызли,
И мысль была так хороша!

— Меня простите, неприятно,
Что я Вам только что сказал? —
Но голос твёрд и всё понятно,
Своим всё именем назвал.

— Поймите Вы, я не свободна
В такой ведь жизни не простой,
Быть может молодым всё модно
В измене видеть подвиг свой.

Давайте всё это забудем,
Должны порядочность блюсти,
Друзьями просто теперь будем,
И хорошо себя вести.

— Забыть мне Вас, движенья Ваши,
Все Ваши сказанны(е) слова,
На свете ничего нет краше,
Я не смогу уж никогда.

Она вдруг вскрикнула: «Довольно»!
И, разозлившись сделав вид:
— Вы мне всё делаете больно,— 
Нанёс ей серию обид.

Немного постояв в тамбур;,
Не чьих не вспоминая слов,
В словесном этом «каламбуре»
Поняла, что на всё готов.

Её два разных сразу чувства
Засели прочно в голове,
И чувство страха так искусно
И чувство радости – вдвойне.

Она заснула лишь под утро,
И грёзы мучили её,
Наполнив радостью всё ну;тро,
Вселив уверенность в неё.

С его насмешливой улыбкой,
Её уже встречает муж,
Но он в душе с какой-то пыткой
Ей показался просто чужд.

— Ах, боже мой! Какие уши!
Как недовольна я собой, —
В её душе и с чувством стужи,
Как будто с ним вести ей бой.

И ей знакомо это чувство,
Оно сидело в ней давно,
Ей очень становилось грустно,
Что жить с ним вечно суждено.

Как состояние притворства,
Не замечала она его,
Как состояние вор;вства
В их отношениях всего.

Мне лишь теперь и ясно, больно,
Узнала я его всего;
И эта мысль: «С меня довольно»!
При первом взгляде на него.

31

Заснуть не мог он этой ночью,
Он был настолько возбуждён,
Всё рвал он остальное в клочья,
Он как бы был весь отрешён.

Его заполонила Анна,
Себя он чувствовал царём,
Она была така(я) желанна,
Она ли думает о нём?

Не вызывало в нём сомнений,
В том, что понравился ей он,
Не наблюдалось намерений,
С души бы выкинула вон.

И всю энергию мужчины,
Всех нерастраченных в нём сил,
Направил он, чтобы причины
С его дороги он сносил.

Её преследовать повсюду,
Он взял за правило одно,
«Лечить любовную «простуду»,
Быть может это б помогло.

Но после той бессонной ночи,
Он ожил и был в меру свеж:
— Ещё взглянуть бы в её очи
И не терять своих надежд.

Но прежде он увидел мужа,
И понял он лишь в первый раз,
Что вся сидевшая в ней «стужа»,
И есть причина без прикрас.

Его весь опыт, как мужчины,
Окинув с ног до головы,
Он не нашёл в нём той причины,
Чтоб вызвать в Анне похвалы.

Он понял, видя эту встречу,
В холодных взглядах их двоих,
Не может даже быть и речи,
Чтоб прочно связывало их.

Он был намного её старше,
Был неуклюж и не красив,
Они смотрелись, как в том шарже,
Рядом с нею он был паршив.

И сразу чувство неприязни
Пронзило Вронского насквозь,
Подобно ожиданью казни,
Как будто вбили в него гвоздь.

Она его как бы стеснялась,
Встречались не как муж с женой,
С ним даже не поцеловалась,
Он вроде ей, как не родной.

Весь с понятьем  влюблённого,
Он твёрдо сделал вывод сам,
Что любить его казённого,
Отныне боле(е) ей не дам.

Да и сама она не любит,
Не может просто и любить,
Своим всем видом её губит,
Не сможет с ним так долго жить.

Тем более, что шёл он сзади,
Решился к ним он подойти,
И только оглянулась ради,
Чутьё звало его найти.

Чтоб с мужем завести знакомство,
Имел одну он только цель,
Пусть даже будет вероломство,
Ему проникнуть даже в «щель».

В её семью, в её все будни,
Ему бы видится лишь с ней,
В верхах любовные все «блудни»
Велись давно уже смелей.

— Вам хорошо спалось ли ночью? —
Уже отвесив им поклон,
Он убедился  в том воочию,
Что лезть опасно на рожон.

И лишь в её мгновенном взгляде
Мелькнул какой-то огонёк,
Но даже он при «сём параде»,
Уже ему был не далёк.

Был взгляд Каренина рассеян,
Не мог он  вспомнить, кто пред ним,
Но он, конечно, не уверен
И чувством зависти томим.

— Мне кажется, что мы знакомы;
— Пред Вами Вронский, Алексей;
—В Москву делами Вы влекомы
С его мамой, как пару дней.

— А Вы из отпуска, наверно, —
Но не последовал ответ;
— Облонским помогая, верно,
Поступок твой одобрил свет.

Шутливым, как обычно тоном,
Всё это Ане говоря,
Тем дал понять своим всем «фоном»,
На Вронского и не глядя.

Считал знакомство он ненужным,
Остаться хочет с ней один,
Решенье посчитал он нужным,
А Вронский страстию томим.

И он с надуманным предлогом
Просил бывать у них в гостях,
Ему рассказывать о многом
Просила мать о новостях.

— Я очень рад, — сказал Каренин:
— По понедельникам — приём; —
И тон его уже был гневен,
Он раздраженье вызвал в нём.

— Что время выкроил я встретить,
Я рад, что вновь я не один,
Хочу охотно я заметить,
А вот Серёженька, наш сын,

Скучать не стал он о поездке,
Себе не задавал труда;
Страдает вся, что нет ей вестки
Лишь Лидия Ивановна одна.

Столичного большого света,
Она была одной из дам,
Где без всесильного Совета
Не было б даже жизни там.

Он Анну посадил в карету,
Притом, сжимая руку ей,
Её он ревновал ко свету,
Похоже, он скучал по ней.

32

Серёжа маму встретил первый,
Слетел по лестнице стремглав,
Он был так рад, как пёс тот верный,
Неделю маму не видал.

Он с белокурыми кудрями,
И цвета голубого глаз,
Дарил он вдохновенье маме,
Красив был мальчик, на показ.

Явилась Лидия, графиня,
Никто и не вступал с ней в спор,
Она была в свете богиня,
Любому дать могла отпор.

К обеду лишь освободилась,
Вспомнив с Вронским  разговор,
Она немного устыдилась,
Но с ним не затевала ссор.

Её пленило уже дорогой
Чувство внезапного стыда,
В домашней обстановке строгой
И не оставило следа.

Но тут же встал вопрос пред нею,
А должен муж знать обо всём?
А может будет так вернее,
Не вспоминать больше о нём?

Чтоб не придать вопросу важность,
Решила всё не говорить,
И эту маленькую праздность,
Всем будет лучше, если скрыть.

Уже с ней был подобный случай,
Когда  признались ей в любви,
Один красавец её мучил,
Обещанья давал свои.

Тогда Каренин успокоил,
Таких деяний полон свет,
И не лишен никто покоя,
Чтоб объявить им слово «нет».

Жене вполне он доверяет,
Её он ценит честность, такт,
Любая ревность оскорбляет,
Он не допустит этот акт.

33

Домой вернувшийся со службы,
Его обед с семьёю ждал,
И для общенья знать их нужды,
Гостей обедать приглашал.

Они всегда после обеда
В свет совершали свой визит,
Но, как назло, с платьями беды,
Отменили весь «транзит».

Весь вечер провозилась с сыном,
С трудом укладывала спать,
Всё вышло из-за платьев «клином»,
Не стала Анна горевать.

Она была безмерно рада,
Визитов не было в тот день,
И мысль свершила лишь услада,
Что с Вронским случай – просто «тень».

Вот и муж уже в их спальне,
И руку ей поцеловал,
Он светился весь заранее,
Её к интиму как бы звал.

— Твоя поездка – плодотворна,
Но Стиву так прощать нельзя!
Его поступки столь позорны,
Что просто диву даюсь я.

Анна знала, принципиальность
Присуща мужу с давних пор,
Но в их семье эта реальность
Приобрела б большой позор.

— Я рад, что всё благополучно,
Что их семья сохранена,
И что сейчас ты неотлучно
При мне и сыне быть должна.

В этот вечер нежны(е) чувства
Обоих охватили их,
Ей рассказал, как он искусно
Убедил в Совете всех.

Анна знала, ему приятно,
Что у него такой успех,
И вся с вниманьем так занятно,
Его внимая без помех.

Он выпил два стакана чая,
Затем пошёл в свой кабинет,
Там книги перед сном читая,
Свой развивал он интеллект.

Дошли они до кабинета,
В его руке держа свою:
— В тебе сидит привычка эта, —
Дав тем понять: «Я узнаю».

А книги были его слабость,
Но всей привычке вопреки,
В него всегда вселяли радость,
Делами, сжатому в тиски.

Опять пожал он Анне руку,
Опять расцеловав жену,
Глушил он чтеньем свою скуку,
Подумал вдруг: «Ведь я люблю».

Её не покидали мысли,
Уселась Анна за письмо,
Всё время душу её грызли,
Они, как на глазах бельмо.

— Правдивый, честен он и добрый, —
Защиту брала на себя:
— Своею значимостью гордый, —
Его достоинства храня.


Он не «сухарь» и он не чёрствый;
А кто сказал, любить нельзя,
В своих понятиях упёртый,
Зачем-то граф остался зря.

Но вот помытый и в халате,
Уже он за её за спиной,
Прошёл он в спальню, на полати:
— Пора, пора, друг милый мой.

Но на лице была лишь скука,
Она разделась и вошла,
Как будто наступила мука,
Вся радость от неё ушла.

Весь вид какой-то был погасшим,
В Москве ж огонь горел в глазах;
Огонь был далеко коптящим,
Хоть не была она в слезах.

34               

Домой наш прибыл граф внезапно,
Его никто в тот день не ждал,
Квартиру он сдавал бесплатно,
Но что вернётся – сам не знал.

Приятель – молодой поручик,
В долгах он был всегда кругом,
Всегда был пьян «до самых ручек»,
Водил любовниц в этот дом.

Поведал он ему охотно
О всех последних новостях,
Что новы(е) каски носить модно,
О всех случившихся страстях.

Он приводил себя в порядок,
Так просто время не терял,
Не нарушая распорядок,
Об Анне только и мечтал.

Визиты и вращенье в свете,
Его порядок был таков,
Там Анну, наконец-то, встретить,
Всегда он был чтобы готов.

Взращён в среде – любви деяньях,
Он был мужчина высший класс,
Не ведал страха в раскаяньях,
Он был заправский «ловелас».

Делил людей он в высшем свете,
Где на основе их страстей,
Какие до;лжны быть в ответе,
А кто окажется сильней.

Сорт низший, те – смешные люди,
Они глупы и верят в то,
Что за измену что-то будет,
Не должен изменять никто.

Что мужу жить с одной женою,
Девице – лишь невинной быть,
А женщине – являть собою
Чистоту и непорочной слыть.

Мужчина – твёрд и быть воздержан,
Налоги чтить, растить детей,
Не быть порокам он подвержен
И быть примером для людей.

Другой — людей великодушных,
Красивых, наглых сорт людей,
Своим желаниям послушных,
И не боятся всех страстей.

Людей не робких, просто смелых,
Идут по жизни напролом,
И подвиги в их мыслях зрелых,
Разрушить могут любой дом.

При этом быть всегда весёлым,
Смеяться в жизни над плохим;
В такую жизнь с пелёнок, голым,
Всей обстановкой был гоним.

Пример тому – его мамаша,
Лишился рано он отца,
Своих мужчин мамаша наша,
Меняла просто без конца.

Таков престал пред нами Вронский,
Он Анну покорить хотел,
Он даже хуже, чем Облонский,
Но в этом деле – не созрел.

Июль 2011