Ашта

когда шаги разорвут пасть
еще одному сечению улицы,
и исхудалые захлопнут
следом ладони в замок.

когда сидящие у окна курицы
на минуту проснутся, отодвинутся
и, может, разрешат тебе
не смотреть больше на потолок.

когда распустившаяся особа
вонзит в язык свой каблук,
и после, завопившись злобой,
праведные на нее шикнут.

когда, зареванная фонтаном,
площадь имя свое отдаст тебе,
и уже никогда, никто в подарок
не будет таскать луну на себе.

тогда полуголая вывалится на улицу
твоя откровенность, не уберег.
и она неумелая с силой стукнется
о прохожего, следующего, дальше, еще.
и ты в тапочках за нею следом
будешь бежать, руки раскинув,
пытаться поймать ее, соблазнять, коверкать,
просить людей остановить ее.
а она перепуганная лица царапает.
а тебе стыдно, прощенья просишь.
и люди смотрят на вас, отшатываются.
и только фонарные столбы не отбросить.
а потом ты, догнав ее,
будешь наигранно победоносить,
смотреть в глаза всем, улыбаться.
как бы "простите, сорвался". а после,
уже затащив ее снова в рамки,
долго будешь сидеть еще дома,
смотреть на нее, привязанную к кровати,
и на санскрите писать "восемь"
в своей разлинованной тетрадке.