Эвакуированные
Видимо, в своих последних проблесках память высветила самые тяжелые, самые мучительные и болезненные воспоминания ее жизни – события военных лет конца 1941 года, эвакуацию…
…Москва.
…Конец холодной осени 1941 года – пятый месяц войны.
Вой сирены!
– Миша, – просила мама, – не тащи ее, не успеешь, – мать отца была парализована уже второй год.
Потащил…
…Дом, в котором жили мои родители в то время, находился в районе Колхозной площади. В нем жили высокопоставленные правительственные чиновники, сотрудники Госплана и другие, увы, “не счастливчики”, жившие сытой, но невыносимой жизнью непреходящего страха.
Всем хорошо известен “дом на набережной”.
Так вот дом, где обитали мои родители, стал одним из таких же, где основная жизнь его обитателей в 1937, 1938, 1941 годах начиналась ночью в страхе ожидания… Визг тормозов… шаги по лестничной клетке – к кому сегодня?..
…Смелый умирает единожды, трус – многократно. Увы, трусилась вся страна!
Арест снял страхи – хуже уже не будет! Под жернова попала первая жена отца.
Мерзкие рожи… мат… обыск… Лубянка. Дальше все покатилось по наклонной. Пятьдесят восьмая… длинные очереди… издевательства… наглое отбирание продуктов… отправка… лагерь… Казахстан.
В Москву она вернулась почти через 20 лет больная и старая…
Трудно понять этих партийцев, но после смерти Сталина, еще находясь на выселках, она сказала фразу, безмерно поразившую мою сестру:
“Как же мы теперь будем жить без него (Сталина)”?
Бред! Не подлежит осмыслению!..
…Для моего отца на удивление все обошлось относительно безболезненно.
Естественно, исключение из партии.
Ну и бесконечные вызовы в известные кабинеты, где под непрерывным давлением он постепенно отступал в “оценке” своей жены…
…Казалось бы, все ужасно!
Ан нет! Свято место пусто не бывает! Крах старой семьи привел к рождению новой – нашей!
“Не было счастья”…
В 1939 году отец, работая в Госплане, оформляет на работу молодую женщину, что завершается весьма удивительно.
Немолодой мужчина пятидесяти пяти лет влюбляется в нее (она на 20 лет моложе), и пока его жена “отдыхает” в местах не столь отдаленных, сходится с ней (у каждого уже по ребенку), и в течение восьми лет они производят на свет еще четырех отпрысков в основном мужского пола, очевидно, по причине войны…
…Вернемся, однако, к концу сорок первого года. Немцы подходили к Москве и наши доблестные “органы” стали “добирать” дополнительные кадры для бесплатной работы в “теплых” краях.
К тому времени моя мать уже добавила стране одного будущего воина и была на пятом месяце беременности еще одним…
…В конце ноября маму попросили зайти в отдел кадров Госплана, где работал отец, и его начальник шепотом (рискуя) посоветовал ей очень быстро собраться и в течение нескольких дней “исчезнуть” из Москвы в неизвестном направлении под предлогом эвакуации, иначе…
Отец повис на волоске…
…Начали собираться – выхода не было.
Увольняться отец не стал по понятным причинам…
…Ярославский вокзал. На узлах, раскиданных прямо на полу в углу зала, лежит парализованная старуха. Молодая обезумевшая женщина с ребенком на руках мечется по залу. Сынишка орет. От старухи тянет “амброзией”. Третий час ни билетов, ни мужа…
Наконец, появляется. Разводит руками.
Почему!!?
Оказывается, необходимо назвать пункт назначения, а он не знает, куда брать билеты. А в “никуда” билетов не дают!
Мама махнула рукой и с сыном на руках отправилась за билетами. Через 20 минут с четырьмя билетами на Тамбов (почему Тамбов?) она вернулась. Как ей удалось взять билеты она потом рассказала.
Подошла к началу очереди, вынула сухарь изо рта Мишеньки, который тот сосал вместо соски, включив, таким образом, живую сирену. И под возмущенные крики очереди и значительно более громкие вопли сына пробилась к кассам…
…В вагоне, в который они с трудом прорвались, все места были заняты. Билетов продавалось почему-то значительно больше, чем было мест. Единственно, что им удалось, не без вмешательства мамы, отбить одно нижнее место, куда положили парализованную женщину и, сдвинув ее к стенке, сели остальные…
В плацкартном купе оказалось относительно тепло, но лучше бы это было не так! И хоть они наглухо “закатали” в теплые вещи благоухающую мученицу, запахи неумолимо пробивались. Они смешивались с другими благовониями, и от Мишеньки, и от других не слишком одержимых чистотой попутчиков, образуя плотную, тяжелую зловонную смесь…
…Неожиданно поезд резко затормозил. Но это не была плановая остановка – вокруг укрытые снегом поля. Часть пассажиров “выкатила” из вагонов. Послышался гул самолетов, кружащих над поездом. Видимо, машинисты имели инструкцию, и при появлении немецких самолетов, поезд останавливали, а пассажиры разбегались от него врассыпную.
Пронесло! И через полчаса поезд потащился дальше…
Состояние моих родителей понятно. Они постоянно говорили, пытаясь придумать – куда и к кому ехать. Их разговор подслушал один из попутчиков, и под “большим секретом” сообщил, что в деревне Федоровка, что по пути, имеется большой колхоз, в котором требуется счетовод, и поскольку, все грамотные на фронте, а оставшиеся даже писать не умеют, можно попытать счастья…
Выхода у родителей не было, и они решились. Уже в сумерках за две минуты, что стоял поезд, торопливо сбрасывали на снег чемоданы и узлы с вещами. Стащили недвижную старуху. Поезд ушел.
У деревянного полуразрушенного строения полустанка стояла лошадь с деревянными санями, в которые что-то грузили. Мать заторопила отца, и тот побежал к саням, проваливаясь в снег чуть ли не по пояс. Добежать не успел. Сани тронулись и, не реагируя на его крики, укатили…
Решили подождать у полустанка…
Темень быстро опустилась на землю. Никаких поездов, ничто не нарушало замерзающую тишину. Резко похолодало. Стало ясно, что ждать не имеет смысла. Через час ждать уже будет некому.
Двинулись по едва заметному санному следу, тянущемуся в лес.
Выглядело это так. Сначала отец перетаскивал два узла с вещами, оставив у чемоданов жену с малышом и недвижной матерью. Затем возвращался назад за своей матерью, волочил ее по снегу и, уложив на узлы, наконец, отправлялся за женой и чемоданами…
Жарко было только одному отцу, остальные были на грани обморожения…
Мама постоянно согревала дыханием Мишеньку – тот уже не кричал, лишь поскрипывал.
Вдруг мать вскрикнула и села на снег, ухватившись за живот. Почувствовала голодные требовательнее толчки изнутри…
Этого еще не хватало!
Отчаяние нарастало. След саней давно не просматривался.
Но останавливаться нельзя – это конец!..
И когда они уже ни на что не надеялись – послышался отдаленный лай собак.
Повеселели.
“Почему собаки лают и воют?” – думала мама. И лишь, увидев, что отец полез в чемодан, вытащив столовый нож, поняла – выли волки…
Они тянулись к жилью, надеясь поживиться. Если они учуют ночных путешественников, те станут их легкой добычей…
Пронесло!..
…Замаячило первое жилье.
Только у третьей убогой избушки после долгих отчаянных стуков и криков их впустили…
Эта избушка стала их пристанищем надолго – до осени сорок четвертого и практически все их сбережения и ценности перекочевали к ее хозяйке. Здесь появились на свет еще двое детей – мальчик и девочка.
Отец на этом не останавливался и упрямо продолжал свой род, а ведь на выходе был уже его шестой десяток лет но ничто не могло его остановить!..
По поводу вакантного места счетовода их попутчик все же не соврал - это спасло семью от голодной смерти…
…Война, эвакуация, голод, лишения, но мама как-то проговорилась, что эти почти три года вынужденной ссылки стали в ее жизни самыми счастливыми…
И еще, в качестве резюме вполне определенно можно сказать – не для всех семей страны власть тирана явилась разрушительной силой, в некоторых случаях произошло обратное!..
Благодаря или вопреки?..
Свидетельство о публикации №111071103770