Дымок аула
(Уш-Калмак, 1981)
Где три ойрата пали в равной битве
назад два с лишним века на Или,
беззвучные шептала я молитвы
о юноше совсем иной земли.
"Угрюм урюк при ножке" – все шептала
под пологом своей масаханы,
и в пять утра из юрты выползала,
чтобы поесть успели пацаны
до наступления жары в пустыне,
где возводились первые дома,
а может быть кошары – что-то ныне
не помню уже этого сама.
При Мирке и Гульмирке – поварихах –
я там посудомойкою была,
и казаны отдраивая лихо,
уроки кулинарии брала.
Училась я готовить на ораву
не на плите – на яростном огне,
и новые слова: кепсер, ожау –
казались сладкой музыкою мне.
А за стеной тугайной, камышовой
плескалось море синее – Балхаш,
и разрубал балта хребет сомовый,
как воина хребет – кылыш-палаш.
Эпическою силою игралась
парней голодных дружная толпа,
в кострах походных пламя разгоралось,
кипела в казанах сорпа-морпа...
По кружкам шай вечерний разливался,
слезами, дымом застило глаза,
темнел тростник балхашский и вонзался
навеки в память, острый, как найза.
В дыму, в слезах, вечери, разговоры
(не любит гнус костров походных дым),
лилась в степных эпических просторах
лирическая песня "Тумарым".
Неслась в Балхаш, подмачивая фланги,
мутнейшая илийская вода,
и проносились вольные мустанги,
смущая наши души – далада.
Казахи выставляли караулы,
чтоб незаметно не прошел ойрат,
Казашке, чтоб познать дымок аула,
понадобилось ехать в стройотряд...
2007
Свидетельство о публикации №111071006301