Пищит

Сегодня я нашла в завалах давно позабытой и неиспользуемой, хранящейся и громоздящейся своей дребедени старую сумку. Ну, сумку, вы же знаете, это же слабость такая. А там…

Бумажечки, бумажулечки, записки, поломанные карандаши, обертки от жвачек, разбитый кулончик, потерянная пара к любимой невидимке, две или три карточки на пополнение счета, да еще и какого счета, еще того, давнего, которым уж и не пользуюсь года два, с которого ему, а еще ему, а потом, ну, конечно, ему пара-тройка сотен сообщений написано. Таких, знаете ли, товарищи, сообщений, от которых сразу нежностью уголки глаз затопляются, и тонешь, тонешь, то ли от жалости к себе той, давней, то ли потому, что кажется, что уже не умеешь так, не станешь, не кинешься с головой, не станешь топиться и его-его-его топить.

Много штучек. Много устаревшей версии меня в этой сумке. И стихи там, которые писала от скуки, оттого, что карандаш хорошо был наточен, оттого, что пусто было на другой стороне листочка, и нужно же было чем-то заполнить. И других стихов, которые еще бьются. Живут еще, кричат, как голодные птенцы. Пронзительно.

Получается что? Получается, ничуточки не устарела эта самая версия, все так же пронзительно пищит и требует своих, законных, положенных эмоционально-страдательных зернышек, комариков, мух, мотыльков и прочей питательной дребедени. Одну сумку выкинешь, избавишься от старого хлама, а через пару лет найдешь эту, твою, нынешнюю, с которой ты ни на минуточку не расстаешься, начнешь перебирать бумажечки, бумажулечки, карандашики и фантики, и запищит.

Обязательно запищит.

Только бы утихло сейчас. Затычки себе для сердца купить, что ли?