Бобби - 2

Какое-то время всё было спокойно. Но все мы думали о том времени, когда владельцы появятся проведать своих лошадей. И дети придут на уроки верховой езды. И приедет Кэрен, которая помогает чистить стойла. И на стареньком пикапе появится Джордж, занимающийся ремонтом и доставкой кормов. И почтальон. И разносчик газет. И...
  Тогда-то нас и нашла Марта. "Я считаю,нам следует поместить их в карантин," - сказала она, глядя куда-то между мамой и доктором Херксом. -"Повесить на перекладины одеяла, чтобы никто не мог заглянуть. Объявить, что ветеринар сказал..."
  Доктор Херкс выпрямился, встряхиваясь, как собака после купания. "Скажи им, что ветеринар предупредил: для Агоры, как и для новорожденного, излишнее внимание было бы вредно. Скажи им, что я опасаюсь, что инфантокентавроцефалит может передаться любому человеку или лошади,которые войдут с ними в контакт. Подчеркни, что опасности нет, пока они находятся в совершенной изоляции."
  "Что это такое? - спросила мама. -"Инфантокентавроцефалит. Я никогда о нём не слышала."
  Доктор Херкс едва заметно улыбнулся. "Я только что это придумал," - сказал он. -"С латыни переводится "болезнь детёныша кентавра". Я напишу на бумаге, если Арианна сходит и принесёт мою сумку из стойла.
  Я вернулась в хлев, взяла сумку и увидела, как детёныш дремлет на подстилке с пальцем во рту, держа его крепко, как пробку.
  Наша версия продержалась около недели. Никто не осмеливался ходить возле карантина. Но никто не желал, чтобы мама или доктор Херкс приближались к их лошадям. Просто на всякий случай. Было ясно, что раньше или позже - и, скорее, раньше - все наши постояльцы переведут своих лошадей в другую конюшню. А дети найдут другое место для занятий ездой. Конечно, мы не могли позволить себе, чтобы это произошло, хотя были и такие, за уход которых я бы заплатила сама. Но в конце  месяца было непонятно, сможет ли мама оплатить счета.
  Мы с мамой распределили между собой уборку в стойле Агоры, а мама привыкла спать там по ночам. Однажды утром я обнаружила её, когда пришла выполнять свои обязанности. Она   была ещё заспанной, и голова малыша уютно лежала на сгибе её руки. Если бы я отвела глаза не смотрела на всё тело, он выглядел бы почти как нормальный. Почти как человек.
  Но обстановка в хлеву становилось достаточно напряжённой, если не сказать трудной, так как денег поступало мало. Поэтому мы собрались за кухонным столом: Марта, доктор Херкс, мама и я.
 С минуту мы смотрели друг на друга глазами, уставшими от работы и тайн. Деньги были только частью проблемы. На кону были и более серьёзные дела.
  Тут я выпалила то, что волновало меня с самого начала: "Как получилось, что человеческая часть кентавра уже большой малыш?"
  Все трое уставились на меня.
  "Я имею в виду," - сказала я медленно, как бы подбирая другие слова, - "почему он маленький мальчик? И, кроме того..."
  До того, как я успела добавить, что он растёт гораздо быстрее, чем любой другой ребёнок, все они стали говорить одновременно.
  "Мама сказала: "Может быть, это потому, что... Я не знаю..."
  Марта произнесла: "У меня нет ни малейшего..."
  А доктор Херкс сказал единственно разумную вещь: "Потому что лошади развиваются быстрее, чем люди, и, чтобы мальчику не отстать от лошади, ему приходится расти намного быстрее обычного."
  Я хотела спросить кое-что ещё, кажется, про пищеварение. Марта попыталась перевести разговор на более серьёзную тему, например, о возможности потерять ферму.  Мама же просто выглядела усталой и печальной - так же, как перед уходом отца.
  Прямо в это время миссиз Анготти и её маленький сын Джой вошли в дом, даже не постучав. Дочь Анжела, вероятно, была на улице, пробуя прокатиться на Монументе и пиная его массивные бока так, что на них оставались чёрно-синие следы. Ни мне, ни маме Анжела и Джой не нравились, но они брали уроки всей семьёй, и у них в родне было много детей, на которых можно было рассчитывать, чтобы поддерживать ферму - а она висела на волоске.
  Миссиз Анготти схватила Джоя за руку, как будто была на него сердита. А когда она заговорила, весь гнев её вылился наружу, громко и беспорядочно. Она всегда говорила сплошными предложениями - то, чего нам никогда не позволял делать в сочинениях наш учитель английского. Но, когда говорила миссиз Анготти, это было похоже на чудо, потому что я сомневаюсь, делала ли она вдох между абзацами. 
  Она сказала: "Итак, Джой зашёл в то стойло, хотя я сказала, что нельзя, но ему всё равно надо было - совсем как отец, не слушает, когда ему говорят - и он возвращается с лицом, белым, как макароны моей свекрови, рассказывая что-то об уроде. Я бы отшлёпала его прямо сейчас, но единственное из того, что он делает плохо, так это врать, поэтому я тоже зашла, хотя там был карантин - какое-то странное слово, всегда путаю его то ли с караван, то ли с палантин, - и посмотрела, куда он показывал."
  "Вы не сделали этого!" - скзала мама, что, к сожалению, дало миссиз Анготти шанс сделать глубокий вдох и потом заладить снова.
  "Я сделала, и слава богу, потому что вы говорили, что это какая-то болезнь, и многие уже поговаривают, чтобы перевести куда-нибудь своих лошадей, хотя я не знаю, что они будут делать теперь, когда они узнают, что это ошибка природы, а не болезнь. Но это, конечно, лучше, чем что-нибудь заразное, знаете ли. Но не знаю, что скажут другие."
  Мама, доктор Херкс и Марта хором спросили: "Кто ещё знает?"
  Догадаться было легко.
  Миссиз Анготти знала.
  А если знала она, знали все, кто был в конюшне.
  Она была тем, что мама называет "природная стихия". Огромный вихрь, полагаю. Или цунами, по-японски это приливная волна, которая сметает целое побережье.
  "Все знают!" - подтвердила миссиз Анготти, произнеся самое короткое предложение, которое я когда-либо от неё слышала. Или, возможно, оно было коротким потому, что, не далее, как оно было произнесено, мы все выскочили из-за стола и бросились в конюшню, оставив её стоять в кухне, так и держа Джоя за руку.