Сказ о Еруслане и лягушачьем привороте

То не за морем бурным, за Хвалынском,
Не за горами в диву высокими,
Не за лесами непроходимыми,
А при Чуре, Боге рода – племени,
На своей земле - семьи кормилице,
Жил да поживал  добрый молодец -
Меньшой сын у почтенных родителей.

Младший брат, Еруслан, не женат ещё,
А у старшего брата есть первенец,
Брату среднему справили свадебку.
Подошла пора младшему свататься;
На полянках гулять, хороводиться,
Быть приметным в забавах и в игрищах.
Для какой-то невесты стать суженым.

Как невестки его работящие
С петухами встают – не по зорюшке,
Угождают отцу его, матушке,
Что в дому, что и в поле - работницы,
А взглянуть – так совсем не красавицы,
Но во всяком труде рукодельницы,
Но другой Еруслан видит жёнушку.

Уж какую намедни красавицу
В браном* платье, украшенном жемчугом,
Что на горке стояла со жрицею,
Приглядел Еруслан и, приблизившись,
Баял* речи-то всё ей любезные,
А она на него и не зинула*,
Кукомоем* его обозначила.

Сердце билось в волненье не радостно,
Ночесь* всю он не спал, а ворочался;
Полюбил на беду, знать, богатую,
И назола* взяла неотступная:
Увозить её, красть без согласия -
Будет вена* семье непомерная.
Тут присуха* лишь только и выручит!

Скоро дело – коль скоро решение.
Не далёка до гая* дороженька.
Лишь на росстани* он призадумался
И ступил на кривую тропиночку.
Шёл себе; а повсюду жужжание,
Пенье птиц и порхание бабочек,
А как в лес-то вошёл, так и смолкло всё.

Тишина. Ветра нет тут дыхания.
И слышны вдалеке только уханья,
То ли сов, то ли жалобы Лешего.
Под ногой треснет, разве что, веточка,
А в ответ пуще лес только хмурится, -
Оттого Еруслан напряжённее
Взглядом ищет строение ветхое.

Сколь мала да стара та избушечка!
Лишь хозяйке под стать её стеночки.
Видно, гости тут редки незваные,
Оттого и трава не потоптана.
Еруслан слово выпустил – слушает:
Отзовётся ли кто на приветствие?
Двери скрип был войти приглашением.

Внутри мрак, полумрак, стены тёмные.
На широкой скамье, но коротенькой
Сидит Баба Яга, усмехается:
 «Знаю, ведаю всё, добрый молодец;
Не совета пришёл ко мне спрашивать,
Не судьбу свою знать, - околдовывать,
Привороты творить для красавицы,
Чтобы очи её затуманились.

До болота ступай с осторожностью,
Затаись там, смотри да выглядывай;
Петь лягушки начнут песни брачные,
Надувать пузыри, громко квакая.
Из колчана стрелу возьми вострую
Да пронзи вмиг влюблённую парочку,
А их кровью намажешь иголочку.

С той иглой подойдёшь, как бы походя,
К той, что так холодна к тебе, молодец,
Да в подол ей воткнёшь рыбью косточку,
Со словами – тебе их поведаю.
Пока кровь на игле – чарам нет конца,
Лишь следи за одеждой, что носится,
Чтобы был ты всегда ей бы по сердцу.

Благодарствуй! Поклон тебе, бабушка!
 Я исполню всё так, как ты молвила.
Не хворать тебе в век к нашей радости,
Вот, отведай, прошу, с нашей скудости,
Каравайцы*  - пекла моя матушка.
Еруслан привстаёт, к двери пятится,
Выйдя вон из избы, распрямляется.

Всё рогоз да камыш тихо шепчутся,
Ветерок к мягкой травушке ластится,
Вечер тёмный Луной освещается,
Слышно стало – лягушки заквакали,
О любви все запели зелёные,
О красе и о радости ноченьки,
Что для них наступает ко времени.

Еруслан же лежит не шевелится,
Лишь глаза его бегают резвые.
Видит, пара одна делит радости;
Послала тетива стрелу тонкую,
Та пронзает тела как задумано.
Достаёт Еруслан иглу малую,
Кровью мажет её с наговорами.

Как на горке-то красной веселие:
Парни с девками тут женихаются,
Плясы гусли поют всё без устали,
А рожки-то гудят всё без роздыху,
Хороводы да игры бессчётные,
Зубоскальству тут место и шуточкам,
Да к Полелю* прямая дороженька.

Еруслан же, к гордячке приблизившись,
Награждён вновь одними насмешками;
Улучив миг – иголку заветную
Незаметно вколол в юбку пышную.
Слово за слово – дело на лад идёт;
Благосклонно взглянула красавица
Да к словам его жарким прислушалась.

Не прошла и седмица, как свадебку
Сваты к радости пары устроили,
Отделились вьюнцы* от родителей,
Стали жить поживать всё в согласии.
Только няньки да мамки по-прежнему
В холе держат свою подопечную, -
Нельзя шагу ступить без прислужников.

Коли свёкор в рубахе нуждается –
Белошвейка сидит над работою;
Если хлебы сажать в печку надобно,
Так для этого бабка приставлена.
Молодая лишь в зеркальце смотрится
Ликом белым своим выхваляется,
Да румяна наводит свекольные.

Завёт муж её белой лебёдушкой,
А в ответ называется соколом;
Только братья смеются завистливо,
Да невестки с ехидцей всё шепчутся.
Есть беда лишь – лягушки заквакают,
Еруслану так сразу мучение –
Неудольное* гложет сомнение:

А уж как-то игла потеряется,
Или кровь изотрётся – осыплется,
Что тогда станет делать красавица?
Буду я ей не люб, или стерпится?
Мочи нет мне терпеть да загадывать!
Нынче новый костёр возжигается, -
Не на нём ли спалить мне присуху ту?!

Еруслан для жреца несёт курицу.
Тот прольёт её кровь с благосклонностью.
А потом Еруслан бросит тряпочку
В чистый светлый огонь на забвение,
В очищение мыслей и помыслов;
В той тряпице иголочка острая,
Бередящая совесть сомнением.

Не идут, а летят к дому ноженьки:
Как-то там моя лада – красавица?
Только видит: жена-то прогневана
И встречает его уж неласково.
«Вижу, ты, кукомой, всё шатаешься!
А меня-то тоска взяла чёрная,
Душно, гадко мне жить в твоём тереме!»

Со слезами бежала, со стонами,
Нянек, мамок введя в изумление.
Скрылась из виду – словно и не было
Ни любви, ни забот в утешениях.
Еруслан понял всё, без сомнения,
Чары кончились – вот она истина:
Лишь прочна та любовь, что взаимная!

День, другой. … Нет следов его жёнушки.
Еруслан в одиночестве мается,
Ходит – бродит по всем он окрестностям,
Ко всем встречным бежит, вопрошающе,
Но никто не видал запропавшую,
Никто слыхом о ней и не слыхивал,
Головой лишь качали в незнании.

Долго ль, недолго ль так он изыскивал,
Но однажды бредя в полнолуние
У реки узрел женщин собрание.
Ближе к ним подошёл, поздоровался.
Видит чудо, - они будто светятся,
А тела их почти что прозрачные -
Ни реки не скрывают, ни дерева.

«Что грустишь и кручинишься, молодец?
Мы сейчас твоё сердце порадуем.
Та, которую ищешь, приблизится,
Но сначала станцуй с нами весело!»
Взяли за руки, в круг свой поставили,
Закружили под взвизги и выкрики, -
Вроде девы живые – не призраки!

Разомкнули вдруг круг, расступились все,
Еруслан лишь застыл в изумлении.
В полный рост на воде стоит жёнушка,
Ткань рубахи её, словно кожица,
С лягушачьим узором – разводами.
Грудь пробита стрелой с оперением,
Кровь бежит по ней струйкою алою.

«Ты желал – мы с тобою, вот, свиделись,
Погляди, моё сердце чем ранено,
Не твоя ли, стрелок, эта стрелочка?
Я её отыскала у берега,
Когда, помнишь, бежала без памяти?
Стала, видишь, теперь я русалкою,
Утопивши тоску здесь не малую»

А со мной  в пляс пуститься, не хочешь ли?
Мы закружимся вихрями буйными,
Мы пройдёмся с тобой гордой парою,
Ты, как лебедь, а я, как лебёдушка,
Ты, как селезень, я же, как утица.
Хоровод закрутите, подруженьки,
Да не посолонь, а как положено,

Когда в путь провожают покойников!
Помнишь, дролей* тебя называла я
После свадьбы, сама и не ведая,
Что так квакала прежде влюблённая,
Та, твоею стрелою пронзённая?
Пляшем муж мой! Мы нитью повязаны,
Каравай мы делили и курицу.

Нам с тобою пропели все песенки,
Затанцуют теперь мои кумушки!»
Закружилась Луна вместе с облаком,
Лес мохнатыми бил себя лапами,
Небо стиснуло речку в объятиях,
Повалившись на мягкую травушку.
«Эх, пропала, - мелькнуло, - головушка!»

Свежий ветер колышет тростиночки,
Зажужжали, трудясь, насекомые,
На земле лежит тело недвижное,
То, что ночью плясало неистово.
Не вела к сему месту дороженька,
А тропинка плутала извилисто,
Погубив по пути любовь ложную.


*Слова малоупотребительные, диалектные и устаревшие:

Браном (браная) – узорчатом, узорчатая ткань
Баял (баять) – говорил, сказывал
Зинула (зинуть) – взглянула, взглянуть
Кукомоем, кукомой – неряхой, неряха, грязнуля, неопрятный
Ночесь – прошлая ночь
Назола – тоска, грусть
Вена – выкуп, штраф
Присуха - приворот
Гая (гай) – роща, дубрава, небольшой лиственный лес
Росстани (росстань) – перекрёсток, место дороги, где прощаются, расходятся
Каравайцы – блины из пшеничной муки
Полелю (Полеля) – Бог брака и брачных уз
Вьюнцы – молодожёны
Неудольное (неудольный) – неодолимое; несчастный, обделённый
Дролей (дроля) – милый, любимый, дорогой

13.06.11

Илл. Геннадий Дергачев. "У болотца" (фрагмент). Масло. 1980-е гг.