Притча

                «Если тебя ударили по левой щеке –
                подставь правую».
                Иисус Назаретянин.

Вступление.

Когда на Землю с новой верой
Пришёл великий бог, то он
Не стал всё отменять без меры,
 А за основу взял Закон.
Но было новое там Слово
Для «стада взрослых» у Христа.
И очень ясно и толково
Сказали нам его уста.
Господь учил «ягнят из стада»:
«Чтоб жив остался ты хотя б,
Меня тебе бояться надо.
Я – Господин , а ты мне – раб.
Спаситель же учил другому:
«Небесный Отче нам – один.
Дыши любовью, как к родному,
Как я, Ему ты тоже сын.
Господень страх – не в наказанье,
А в огорчении Отца
Грехом. И грешника лобзанье
Не тронет Отчего лица».
И среди чётких, ясных правил,
Поставивших греху запрет,
Он заповедь одну оставил,
Что не раскрыта много лет.
«Забыл» он ключик-притчу дать ей.
И вот та Истина до сель
Толкуется церковной братьей
Куда угодно, но не в цель.
Он так учил: «Когда б ударил
Тебя там кто-то по щеке,
То чтоб другую ты подставил
Щеку ударившей руке».
Поскольку ж не дал разъясненья
Учитель сам, то «пастухи»,
Без упованья и сомненья,
Истолковали те стихи:
«Господь терпел – и всех терпенью
Он учит заповедью сей.
Покорствуй – и ни на мгновенье
Перечить силе ты не смей».
В такой трактовке исполненье
Тех слов по силе лишь святым.
А он давал своё ученье
Ворам и мытарям простым.
Но та же церковь поучает:
«Святым не следуй: это – грех
Гордыни». Церковь запрещает
Стремленье к праведности всех.
Я вижу в том противоречье.
Ведь церковь учит: «Отстрадал
Он сам все боли человечьи».
Что ж, он напрасно умирал?
Нет, убеждён я, что Учитель
Другому паству обучал.
Чтоб кто здесь «жертва», кто «мучитель» __
Ума трудом ты постигал.
И коль Учитель мне так внятно
Открыл смысл Истины своей,
Дерзнул я притчею понятной
Раскрыть те мысли для людей.


Часть 1. Саша и Таня.
                «- Что с тобой, Юрик? - воскликнул Михаил
                Антонович…
                - Я дрался, – хмуро ответил Юра.»
                А. и Б. Стругацкие. «Стажёры».

1

Найдём ли новое на свете?
Всё было, было. И не раз
Всё крутится в одном сюжете.
Вот вам нехитрый мой рассказ.

Он был модель для «Юность Мира»,
Я – был «очкарик». Хилый вид
Мой указал мне на кумира:
Он – лидер был, я – сателлит.
Имел он прозвище «Отрада»
И от Эдиты до Битлов
Великий был знаток эстрады
И танцев моды всех годов.
Собою был он интересен.
Помимо физики своей,
Он много знал моднейших песен,
Широкий круг имел друзей.
Но быть во всём стремился первым,
Вторых – почти не замечал.
Любил он риск, чтоб в струнку нервы,
При том – не требовал похвал.
И вот, столкнувшись как-то разом
В дверях в деканский кабинет,
Скользнул по мне своим он глазом –
И вдруг спросил: «Конспекта нет?»
И пояснил: «Загнали снова:
«Не подведи! Ты – супермен!»
Ну а декан… Ему ведь слова
Презренней нету, чем «спортсмен».»
Его вниманием польщённый,
Конспект я свой ему отдал.
- А ты? - А я заговорённый -
Небрежно я ему сказал.
Мы сдали оба. Это стало
Предметом трепа на пол дня.
А дальше – так уж не бывало,
Чтоб друг хоть день был без меня.
Мы оказались дополненьем
Друг к другу. И учёбы груз,
Что был и раньше не мученьем,
Стал просто в радость. Наш союз
Был юной дружбой обеспечен,
Что впечатленьями полна.
И нам казалось, что он вечен,
Как появилась вдруг Она…

2

«Итак, она звалась Татьяна»,
Как написал один поэт.
И с тайной мыслию романа
Мне имени созвучней нет.
             Не то, чтоб обликом чудесным
             Зажгла мне сердце, как звезда,
             Нет, просто было интересно
             Вначале с ней. Она всегда,
Так как в душе была мечтатель,
Задумчивый имела вид.
Не о таких сказал писатель,
Мол, хороша, пока молчит.
              Она явилась мне на бале
              В весенние златые дни.
              Но то явленье в шумном зале
              Отметили лишь мы одни,
И то случайно. Я стеснённо,
Как хилый вид мой позволял,
Стоял смиренно у колонны,
А друг – как вихорь танцевал.
              - Ну вот! А эти здесь скучают! -
               Кричат и машут от окна,
               Как будто мне. Но отвечаю
               Совсем не я: «Я не скучна!»
Я оглянулся. У колонны,
Чуть не касаясь мне плеча,
Стояла девушка. Огромны
Глаза сияли, как свеча.
                (Из-за весны мне показалось).
                Но от окна уже Иван
                И Женька быстро приближались:
                - Здорово! С кисточкою вам.
Как вам не стыдно? Все, как дома,
А это третий вальс подряд…
- Иван, Мы вовсе не знакомы!
- Как «не знакомы»? А стоят
                Плечо в плечо. Тогда знакомьтесь:
                Вот Саша, курсовой Ньютон.
                А это – Таня. Приготовьтесь:
                Я объявил уж вальс Бостон.
Но «вихорь чёрный» приближался:
Завидя нашу кучку, друг
Немедля с нами оказался –
И взбаламутил всё вокруг.
                Пока я мямлил, он в мгновенье –
                «Учись, студент» - мне подмигнул, –
                «Взвихрю вас до изнеможенья!» -
                И Тане руку протянул.
- Ах, нет. Я Саше обещала! 4
- Какому Саше? У него
Девчонок сроду не бывало!
Да он не пляшет ничего,
                Он весь в науке! - Но Татьяна
                Спокойно другу: - Ничего,
                С наукой спорить я не стану,
                Чуть-чуть лишь подучу его.
И руку нежно положила
Мне на плечо: - Пойдём скорей,
Не бойся, здесь не надо силы
И вряд ли физики трудней.
                …Глаза, как камни голубые
                Из непрозрачного стекла
                Я разглядел, когда впервые
                Меня на танец увлекла.
И удивительное дело!
Я с Таней будто бы слился
И стало вдруг послушным тело…
Короче: танец удался.
                Нет, мы её не провожали:
                За ней пришёл её отец.
                Мы только руку ей пожали –
                И вечеру пришёл конец.
 
                3

Так я влюбился. Весь тот вечер
И ночь, до самого утра
Переживал я эту встречу,
И вальс, и взгляд, et cetera.
                Потом мы встретилися снова
                В компании своих друзей.
                Всё было ровно. И ни слова,
                Ни взгляда о любви моей.
Да вряд ли кто и догадался:
Она средь них была своя,
Мой друг без устали старался
И, как всегда, был скромен я.
                Так дни текли. И я всё больше
                В своих страданьях погрязал.
                И сил терпеть не стало больше
                И другу я всё рассказал.
«Послушай, я горю. Быть может
Не надо вслух и говорить,
Но Таня мне всего дороже
И не могу её забыть.
                Я мысленно ей объясняюсь,
                Себе внушаю смелым стать,
                Но как увижу – вмиг теряюсь
                И слова не могу сказать.
Её я мысленно целую
От пяток и до головы.
И я уверен, что другую
Не отыскать и в пол-Москвы…
                Тебе-то что! Ты – всем «Отрада»,
                Девчонок этих – пруд пруди,
                А я – мне никого не надо,
                Она одна в моей груди».
В ответ – ни слова. Ненароком
Уж не задел ли я его?
Но «на челе его высоком
Не отразилось ничего».
                Но видя, что молчанье может
                Приобрести ненужный лад,
                Он пошутил с натугой всё же:
                «Не промахнись, целуя в зад!»
Потом сказал: «Послушай, Саня,
Зачем мне исповедь твоя?
Ты расскажи всё это Тане,
Ей и открой всё не тая».
                Я, как всегда, задетый шуткой,
                В карман за словом долго лез.
                А он, помедливши минутку,
                Сказал: «До завтра» - и исчез.

                4

А завтра, вдавленный толпою
В сверхпереполненный вагон,
Я вдруг увидел пред собою
Предмет любви. Со всех сторон
                Людьми прижатые друг к другу,
                Стояли мы глаза в глаза.
                Вагон гудел, несясь по кругу.
                Я расхрабрился и сказал:
«Ну и толпа! Трещат все кости!...
Послушай, у меня как раз
Родители умчались в гости
И соберёмся все у нас.
                Ты как, придёшь? Все обещались.
                Ребята будут. И Антон
                Сказал, чтоб мы тренировались:
                Он принесёт магнитофон…»
Я ей не назначал свиданья.
И я бы твёрдо не сказал,
Что по взаимному желанью
Стоим мы с ней глаза в глаза.
                И вовсе не был я уверен,
                Что можно всё ей рассказать.
                Я просто был тогда намерен
                Ещё хоть раз с ней станцевать.
Она немного помолчала…
Неслись огни, гудел вагон…
И неожиданно сказала:
«Куда ни плюнь – везде Антон.»
                И усмехнувшись, продолжала:
                «Не чаешь, как уйти живьём.
                Я от острот его устала
                И от его «прыжков с копьём».
Хоть круг друзей его и тесен,
Но любит – одного себя.
И не для всех он интересен.
А лидер – разве для тебя».
Я приуныл. Слова Татьяны
Могли, конечно, означать,
Что не придёт она. Но планы
Я уж не мог переиграть.
                Она, как будто бы всё знала,
                Учуяла мою беду
                И ободряюще сказала:
                «Что нос повесил? Я приду!»

                5

О, день великий ликованья,
Тебя с надеждой всякий ждёт!
И настоящего свиданья
Желанный миг уж настаёт.
                А впрочем, внешне – как обычно,
                Традиционно. Наш спортсмен
                Окинул взором всех привычным,
                Не обнаружив перемен.
И не искал он их, похоже,
Привык к смиренью моему.
И на столе всё было то же:
Кто что принёс. И все ему
                Привычно пели дифирамбы.
                Поправив галстук на груди,
                Он произнёс: «Пора уж нам бы
                И поразмяться.. Заводи!»
И круг кассетный завертелся,
Магнитофон заголосил.
Антон хозяйски осмотрелся –
И Таню первым пригласил.
                Конечно, не одна Татьяна
                Пришла на этот микробал
                Из девушек. Но постоянно
                Из всех он первым выбирал.
И – сбой опять! Она сказала
Спокойно другу моему:
«Прости, Антон, я обещала
Весь вечер Саше одному».
                Смутился он: «Ну сядьте ближе,
                Ведь первой парой стали вы.
                Воркуйте… Он потом оближет
                Тебя от ног до головы».
Иван привычно стал смеяться,
Но смолк, присвистнув: «Ну дела!»
Не трудно было догадаться,
Что шутка странная была.
                Я сел. Я встал. Пиджак поправил…
                А сердце билось через раз…
                Шаг неуверенный направил
                Сквозь жгучий строй знакомых глаз
К дверям. Назад. И вдруг по телу
Свинцовый лёд протёк к руке –
И, размахнувшись неумело,
Ударил друга по щеке…

Часть 2. Антон.

                «Вильфор отёр пот, струившийся по его лбу…
                - Пощадите, д’Авриньи!
                - Никакой пощады, сударь… Когда преступ-
                ление совершено, долг врача сказать: это он!   
                А.Дюма. «Граф Монтекристо».
                1

Я обалдел. Щека горела.
Меня – по морде? «Ну Антон, –
Сказал Иван, – за это дело…
Да выключ ты магнитофон!
                Пошли, ребята.» И с Иваном
                Уволокли меня за дверь.
                Ну ладно б обозвал болваном…
                А Таня? С нею как теперь?
А этот  гусь! Очкарик, шляпа!
Ну ты попляшешь у меня!
Жаль, сразу я ему не вляпал…
Паршивей не припомню дня.
                Я шёл домой, кипел и злился.
                В душе моей, как говорят,
                «Всё клокотали всё дымился
                Любви и ненависти яд».
Уж было поздно. Еле-еле
Добрёл домой – и на кровать.
Чуть поворочался в постели
И стал, как будто, засыпать…
                Как вдруг… Залязгал я зубами
                От страха – и на койку сел:
                Ко мне в окно, шумя крылами,
                Орёл огромный залетел.
На шкаф, как на скалу, спустился
И грозно на меня взирал.
Я на кровать в углу забился,
Дрожа, как лист. А он сказал:
                «Я возвращался с гор Кавказа,
                Где волю Зевса выполнял.
                И слово нового приказа
                В пути Гермес мне передал.
О, нет! Не тешь себя сравненьем!
Конечно ты не Прометей!
Ты болен. Требуешь леченья,
Что будет функцией моей.
                Твоя болезнь давно известно,
                Давно врачами названа.
                И я тебе признаюсь честно:
                Работа с вами мне скучна.
Хотя ты всем казался смелым –
Таишь ты трусости позор.
Теперь смотри, что ты наделал,
Сколь тяжек будет разговор.»
                И он широкими крылами
                Слегка повёл. И предо мной
                Явился парк. И меж стволами
                Стояли двое под луной.
На лицах их – печать страданья,
И вздохи тяжкие в тиши.
И видно: долгое свиданье
Всё не облегчит им души.
                И Сашка ей сказал: «Удара
                Хватило душу отвести.
                Не надо раздувать пожара,
                Прошу: и ты его прости!»
Виденье скрылось. Гость ужасный
Глядел сурово. Но тогда
Уж понял я: мой страх напрасный,
Он мне не сделает вреда.
                - Но я…
                - Ты хочешь оправдаться,
                Что так же Таню ты любил?
                Любовь не может сочетаться
                С тем, что ты дружбу оскорбил.
- Но он…
Мучитель усмехнулся:
-  Конечно! Ты давно привык
К тому, что друг к тебе тянулся,
Как к сильному. Но ты, старик,
                Отнюдь не сильным оказался:
                Силён, кто щедр. А у тебя,
                Кто бы тебе ни повстречался,
                Всё ищешь пользы для себя.
- Ага! Да каждый…
- Но ты видел:
НЕ каждый! И уразумей:
Ведь это ТЫ его обидел,
Стремясь унизить перед ней!
                И бесполезно лицемерить:
                Её ты тоже оскорбил,
                Хотя хотел меня уверить,
                Что Таню так же ты любил.
А друг твой? Выгода какая,
Немедля в руки взяв себя
И тяжкий грех тебе прощая,
Просить пред нею – за тебя?!
                Он замолчал. Тут я проснулся
                И с облегченьем поглядел
                На шкаф. И кисло усмехнулся:
                Никто «на скалах» не сидел.
Я к шкафу подошёл поближе,
На дверцах взгляд свой задержал…
Когда я понял, что я вижу,
Мороз по коже пробежал.
                Вы мне поверите едва ли:
                Вверху, на дверцах у него
                Следы глубокие зияли
                Когтей чудовищных его.
И сразу, будто в подтвержденье,
Что БЫЛ преподан мне урок,
Что след когтей – не наважденье,
Вдруг заболел мой правый бок…

                2

«Блажен, кто верит» - аксиома.
Кто знает – тот блажен вдвойне.
И вот я выхожу из дома
С претвёрдым знаньем: надо мне
                Немедля с другом рассчитаться,
                И доказать, что я не трус
                И не «спортсмен». И может статься,
                Антоном новым я вернусь.
И вот сквозь строй друзей молчащих
Иду. И чувствую – горю.
И пульс становится всё чаще.
И хрипло Саше говорю:
                «Послушай, я не представляю,
                Как дальше жить. Тебе я сам
                Вторую щёку подставляю,
                Судьбу доверив небесам…»

Заключение.

На этом повесть я кончаю.
Но без морали – притчи нет.
И я моралью заключаю
Раскрытый заповеди свет:
               Не отступай от букв Закона,
               И слов СВОИХ в Закон не ставь.
               Из жизни, что тебе знакома,
               Ты ситуацию представь:
Не «дал по морде», а ладонью
Ударил в гневе по щеке».
Не вспыхивай с огнём и вонью,
Не жми ладони в кулаке,
                Не мысли, что ты вечно правый.
                Вглядись внимательнее: кто
                Лицом к лицу ударил с правой?
                И главное – спроси: за что?
И видя грех свой, не упорствуй,
Неправоту свою признай,
Своей гордыне не потворствуй –
И щёку снова подставляй.

20.09.01г.