Из глаз моих...

Из глаз моих курчаво-карих,
Из глубины моей души
Я полыхну огнем пожарищ,
Что не могу я потушить.

Потешьтесь! Стоя на подмостках,
Нагой король - стыдлив, убог,
Я весь - измазанный известкой,
С листом кленовым между ног.

Глумлюсь над вами, жадно щурясь,
Встечая похвалы и мат,
И шлю вам злые поцелуи -
Я с каждым целоваться рад!

Кто отвернется. Кто сплюнет вяло.
Кто кинет овощем гнилым.
Кто встанет и уйдет из зала,
Не выдержав таких картин.

И лишь одна. Из амфитеатра.
Десятый ряд, двадцатый стул.
Вопьется взглядом Клеопатры
В мой пьяный шутовской разгул.

Последний зритель в отвращеньи
Сбежал в уютный гардероб.
Она - застыла без движенья
И морщит мраморный свой лоб.

Растерянный, сажусь на сцену;
Стираю известь, весь дрожа,
И в пустоте проникновенной
Опять встречаю взгляд-кинжал.

Она все смотрит. Смотрит тяжко,
Ни слова не произнося.
А по спине бегут мурашки,
И пот блестит на волосах.

И я встаю. Я пьян от счастья:
Средь сотен сытых, сонных морд
Нашлось лицо. Над ним не властен
Тот вздор, что извергал мой рот.

И начал я. Не шут я боле,
И нагота моя - чиста!
Запел о том, что ныне волен
Начать все с чистого листа.

Она - в сомнамбульном теченьи
Поплыла к сцене и ко мне.
И стала, будто в перигее -
Как Солнце к маленькой Земле.

Она пришла весны цветением
Назло сырому октябрю.
Она взглянула - столбенею.
А слово молвила - горю.

Глаза ее, где небо с морем
Мне щурят зыбкий горизонт,
Я целовать готов запоем,
Вдыхая чистый их озон.

И, в них мальчишкой отражаясь,
В своей душе, в своей крови
Я потушил огни пожарищ
И развожу огонь любви!