4 раздел Бунт

ГОЛОСА

Кому ты веришь? – Я себе.
А ты? – Я никому.

– Я верю в Путина В. В.
не знаю почему.

– А я в сансару. – Я в «Спартак».
– А я Попову И.

– Я в Иисуса, но не так,
как Церковь и попы.

– А я в науку как могу,
и вообще уму.

– Я Богу и духовнику
и мужу моему.

ПРАВДА

1.

Учился ли я в институте,
развратничал или бухал,
всё думал: невинен по сути,
оправдывался и вздыхал…

Язычником косноязычным
я думал, что с правдой знаком,
а правда не в чём-то логичном,
она совершенно в другом.

2.

Когда чудит погода,
а ты не пьёшь вина,
и не нужна свобода,
и вечность не нужна,

похоронили деда,
но, главное, хоть плачь,
безбожно врёт газета
с программой передач,

в деревне беспробудной,
в нетопленной избе, –
становится доступной
вся правда о себе.

БУНТ

Мне в отрочестве бунта
хотелось до того,
что я вкусил как будто
всего, всего, всего:

за наркотой в цыганский
посёлок приезжал
и список донжуанский
усердно заполнял,

учился в театральном,
прочёл две тыщи книг,
ну и зашёл реально
в бессмысленный тупик;

и заболел тоскою…
А бунт совсем в другом:
в борьбе с самим собою,
в победе над грехом.

Поститься и молиться
и ближнего любить,
и к Богу обратиться,
и человеком быть, –

вот, где нужны упрямство
и мужество, как встарь…
Бунт – сущность христианства.
Иисус Христос – бунтарь.

* * *

Поначалу, когда я крестился,
и ни слова о вере не знал,
я всё время креста тяготился
и, как будто случайно, снимал.

Я не ведал ни Крови, ни Тела
Иисуса Христа, ни того,
что иные под страхом расстрела
не снимали креста своего.

О ЗЕМНЫХ ПОКЛОНАХ

Открылась душа, словно рана.
Я, помнится, выпил сто грамм
и с мужеством юного хама
вошёл в переполненный храм.

Была, как сейчас понимаю,
страстная неделя Поста.
На входе, у самого краю,
толпился народ, духота.

И тысячи глупых сомнений
смутили гордыню мою:
все рухнули вниз, на колени,
а я, как придурок, стою.

Из храма в язвительном зуде
я шёл, не умея понять,
как могут культурные люди,
так пошло себя унижать.

Дошёл до ближайшей кафешки,
взял пива, купил сигарет,
и в сторону Церкви, конечно,
ни шагу за несколько лет.

Теперь, возвратясь понемногу,
мне стыдно за мой самосуд,
ведь из благодарности Богу
земные поклоны кладут.

О ХУЛЬНЫХ ПОМЫСЛАХ

Прости, священная страница,
читать – мучение одно:
весна, открытое окно,
и кто-то страшно матерится…

Хоть сердце очень смущено
словами гордости и злобы,
я в них не виноват… Ещё бы!
Но это я открыл окно.

СТИХИ НА ПАСХУ

1.
А. А.

Да, русский человек неисправим.
На Пасху я, рыдая, причащался,
а к вечеру напился водки в «дым»
и с кем попало целовался.

...Восьмидесятник, препод и поэт.
Из тех самоуверенно-речистых.
Женился на прудах, то ли на Чистых,
а то ли Патриарших… Счастья нет.

Он о смиренье что-то говорил,
о женщинах, поэзии, циррозе,
о том, что церковь это мафиози
и про жидов, конечно, не забыл.

А я смотрел, пока он ныл, сипя,
окурок, галстук, мятая рубашка…
Смотрел, смотрел и, вдруг, узнал себя.
Мне стало страшно.

2.

Конец недели. В честь субботы
ушёл домой пораньше он.
Сел на метро. Поехал в свой район.
Чуть только вышел, звякнул телефон:
дружок купил пол-ящика «Охоты».

Перезвонил жене. Меняя тон,
сказал, задержится – полно работы.
Жена устала и не без зевоты
сказала: «Хорошо, купи батон
и шпроты не забудь…» «Да, да и шпроты...»

…Сперва травили байки, анекдоты,
но пиво кончилось, начался недогон.
Сходили, взяли водки «Эталон»,
потом свели, как говорится, счёты,
потом попели, типа, в унисон.

Когда пришёл домой шумел, как слон
в посудной лавке. Скинув «камелоты»*,
прошёл на кухню, выпил цитрамон,
лёг на диван и погрузился в сон,
помучившись немного от икоты.

А ночью было чудо из чудес:
Христос воскрес! Воистину воскрес!
________________________________________
* «камелоты» («Camelot») – марка обуви.

3.

Я Пасху встречал в жёлтом доме.
Насущная Пасха была.

Молчали в какой-то истоме
два наших больничных крыла.
Обычно крутые медсёстры,
притихнув, свезли «овощей» –
годами лежащих на Острой
улыбчивых полулюдей
(маньяка, дебила, кретина).
Спокойная же половина
дошла до столовой сама.
Священник негромко молился
за всех, кто безумным родился,
сошёл или сходит с ума.

Да, мы не читали той Книги,
которой не дал нам никто.
Но Ты оцени, же зато
безумия наши вериги,
безумия наши стигматы,
хоть мы не воцерковлены,
да что там и не крещены
и в том уже все виноваты,
что не ощущаем вины.

Невольные наши обеты
(пародия на монастырь)
пускай, зачеркнут сигареты,
и наш онанизм, и чифирь.
Ведь мы ни имеем, ни крова,
ни денег, ни жён, ни стыда.
Молитвы не знаем ни слова,
постов не храним никогда.

О Господи, перед тобою
стоим сумасшедшей толпою!

Политика нам не подмога,
поэзия тоже ни-ни.
Мы верим, мы веруем в Бога,
поскольку на свете одни.

Я Пасху встречал в жёлтом доме...

* * *

На пустыре, там, где таможня,
где спит собака на земле,
где птица мается тревожно
одна в рассветной полумгле.

Где никуда вовек не деться
от проходных и проходных,
я вспомнил искреннее детство,
как бы ударили поддых.

И понял я… А что я понял?
Да ничего не понял я!
Я только детство проворонил,
и всею скверной бытия

отравлен я: от фарингита
до хульных помыслов в башке…
Душа для Господа закрыта,
и слово спит на языке.

За тополями, гаражами,
где грязь и ноздреватый снег,
я плакал светлыми слезами,
я вспоминал, что человек.

* * *

Некий беззаконный человек,
снова собираясь на разбой,
помолился – тоже мне, стратег! –
перед ликом Девы Пресвятой.

На иконе выступила кровь
и спросила Дева у него:
– Для чего ты, грешник, вновь и вновь
распинаешь Сына Моего?..

Вы зевнёте, скуки не тая:
что, мораль? В наш умудрённый век?..
Это я, читатель, это я
некий беззаконный человек!

* * *

Человек – не калека, не хам,
не беспечный ездок временами,
а прекрасный Божественный храм,
только он забывает о храме.

Но не буду, как делали встарь,
растекаться по древу – ну то есть:
ум – священник, а сердце – алтарь,
а святые дары – это совесть.

* * *

Я думал Церковь – это идеал,
а Церкви далеко до идеала,
но только там я истину узнал,
которая не разочаровала:

начни с себя, и все вокруг начнут
по Образу меняться и Подобью...
Подумать только: заурядный блуд
я называл таинственной любовью!

* * *

Якоже бо свиния лежит в калу, тако и аз греху служу…
Покаянный канон

«…И вновь я согрешил. О, сколько раз
я зарекался, каялся и клялся!
Проклятый грех, увы, сильнее нас,
и я не выдержал, и я сорвался.
О Господи, я малодушный раб.
Зачем рабу подарена свобода?
Я так бессилен, немощен и слаб,
что вся моя лукавая природа
направлена, повёрнута на грех.
И я устал всё время подыматься…
И снова бухаться… Быть хуже всех…
Оставь меня… Хочу в грязи валяться…
Надежды нет!»
                «Слепец, надежда есть!
Иисус Христос – наш Бог, Спасенье наше.
Судья, не знающий про подкупы и месть.
Ведь не районный суд на Уралмаше
Божественный премудрый суд,
прощающий за каждую молитву,
за покаяние и за духовный труд…»

И я встаю с собой на битву.