Ночной поезд

          Бесцеремонно ворвавшийся в ночь шум проходящего рядом товарняка разбудил её, злорадствуя при этом победным звуком оглушительного в лоне тишины гудка. И в ней разом проснулись  все те, кем она когда-то была, словно собравшись с разных концов света на это ночное рандеву.
          Вот девочка с ненавистным, но, «как положено», налепленным на тоненькие волосики бантом… Перешитое из бабушкиной юбки коротенькое платьице в крупную клетку, даже и не думающее хоть как-то спрятать всегда казавшиеся ей уродливыми резинки, держащие непонятного цвета и формы чулки… Лёгкая полуулыбка на личике с заплаканными, но уже высохшими глазами…Чего же ей не хватало тогда? Вроде всё как у людей, любящие папа с мамой, вдоволь любимых кукол и полно места для игр… Обо что-то она всё время как будто спотыкалась, и кажется никто в целом свете не мог понять её «капризов». Какое объясняющее слово – каприз… Просто – каприз. И всё тут.
          А вот девушка, всегда казавшаяся себе некрасивой и недостаточно стройной, пытающаяся изо всех сил привести в соответствие внутреннее ощущение себя с внешним обликом, строчащая вечерами на бабушкиной швейной машинке наряды из добытых по нехитрому блату журналам мод… Мечты о принце… Усталость от ожидания… Согласие на хоть что-то… Первое замужество по причине «поры бы уж»…
          Уставшая от канители забот мама двоих детей и жена нелюбимого мужа, умудряющаяся радоваться пустякам и крошечным паузам свободы на пятачке кухоньки в однокомнатной квартире поздними вечерами, когда все спят и дела переделаны…
          И женщина, перед которой внезапно разверзся целый незнакомый мир, будто вознаграждающий её за что-то, как Золушку на балу, и балующий трогательными дарами, отстукивающая своё счастье каблучками по мраморным розоватым плитам тротуара и любующаяся древними стенами Колизея, шепчущими ей в душу какие-то подсмотренные давным-давно истории…
          И та, которая заснула тем вечером – сбежавшая от неизбежной и надоевшей суеты на почти необитаемый остров – для того, чтобы девочка с бантом уже больше никогда не плакала, потому что есть теперь кто-то, кто понял её капризы, как и то, что это и не капризы вовсе, а просто знание, как должно быть, тщательно, но безуспешно стиравшееся из памяти ластиком «положенности».
          А теперь она стоит возле новой открывающейся перед ней дверью, и у неё перехватывает дух от струящегося оттуда тонкого аромата мечты, манящего за собой, и этот пронёсшийся ночной товарняк уносит в прошлое ненужный больше хлам прежних страданий, чтобы ей было легко оказаться в том месте, где её дом…