Ъ. Дурное время

Гулко грохнули дверью,
Подтолкнули прикладом…
Я, конечно, дурак, но ещё не совсем!
И  глазам я не верю,
Хоть, вроде бы, - надо…
На стене – календарь,
Год… …вятьсот тридцать семь!

Братцы! Кто я?.. И, - где?..
Я от страха тупею…
Над столом, на портрете –
Усатый барбос…
Ромбы эн-ка-вэ-де,
Комиссар в портупее:
«Успокойте придурка,-
Продолжаем допрос»…

Два конвойных. Меня
«Успокоили» быстро…
На заплёванный пол
В один миг уронив,
Сапогами гремя,
Так пинали чекисты…
Как от смерти ушёл?..
Как остался я жив?..

Но… облили водой.
И на стул усадили.
В дверь вошёл прокурор
(тот ещё, бля, гандон!..) :
«Вы – в порядке, родной,
Вас, надеюсь, не били?
Я тут… как бы… надзор.
Вы – английский шпион?..

Что? Как долго Вы здесь? –
Ещё нет и недели!..
Что, простите, - «мобильник»?
Хм. Что ещё у Вас есть?..
Я смотрю, вы, шпионы,-
Совсем охренели!..
А хотите в  «дурильник»?
Там собьют Вашу спесь!»…

Это чья-то такая нелепая шутка…
Жить хочу. И в дурдом
Не пойду я опять…
Вдруг… пропало то время,
В котором так жутко,
Слышу «встать!»,
Но пока не спешу я вставать.

Открываю глаза…
Наше время… Ментовка…
Снова : - «Встать, ****ь!
Эй, ты, суканахуйв****у!»
Право, надо вставать, -
Просят, даже неловко.
Бьют, пинают…
В дветыщщидесятом году.

***

Дверь захлопнулась,- дырки во времени нету.
Нынче всё – не как там, всё – иное совсем.
Над столами – не Сталин. Другие портреты.
Только год… одна тысяча девятьсот тридцать семь.