Отклоняющееся поведение...

Пря упрямая…

 Вам плечи распрямляет рюкзачок.
 Мне мысли формирует томный морфий.
 Вы пальцами замкнули кулачок.
 Мой пальчик выминает ямку в торфе.

 Вам говорят – распахнуты пути.
 Мои пути текут в узор, орнамент.
 Вас в за;кут завлекут, в бутик, тупик.
 Моё крыло в пусть птичий, но парламент.

 *
 Глигликоэзия.

 Бедноу минт сью армори коринтес.
 Линорес клото цу ферейн трес пинтес.
 Озагге ридри крекерзанг о ибре.
 Метелла рлик ло омикло кер либри.

 Ману к Манон прильнул окна наклоном,
 слюны и лона слитком волоконным.
 Пыль на Тельцах пиритом золотится.
 Хромает май в промоинах и ситцах.

 Иц-ца…

 *

 Пишу я по наитию,
 сомнамбуталолитию.

 Попробуй, жизнь с улыбкой скоротайка-ка;
 за окнами трещотка, таратайка
 зазывно льнёт, браслетами звеня,
 цветастой юбкой, стратокастой майкой,
 рассыплет стрёкот, пёстренькою стайкой
 порхнёт сквозь ноздри, косный мозг маня.

 Ютясь под нёбом, под амебным небом,
 банальной рифмы не бегу и хлебом
 кормлю синиц и тех, что посиней;
 знать, в озерце и зеркальце живущим,
 нам по ночам безумие поющим,
 соперник несносим по косине;.

 Кокососонный, коксамосожжённый,
 весь дыбный, дымный, чернью осажё;нный,
 заржавленный, посаженный на цепь,
 гремучий мир, химерамикошонный,
 оморщенный, уме;рщвленный, мошонный,
 как распашонку, на цице; наце;пь.

 Таких делов порой со зла налу;дишь,
 как будто хрустом поминаешь лу;ддеж
 и к разрушенью шепчущих машин
 зовёшь – кого? куда? какую лю;дежь?
 Совиных пассов суетность остудишь
 трескучим трёпом трепетных рейсшин.

 Хорош. Устал. И таймер тянет пальцы.
 Пусть двадцать шесть. Расщёлкиваю пяльцы.

 *

 Мартобрём трусит кудлатый,
 снег темнеет ноздреватый,
 диковатый, пустоватый
 к ножке лижется газон.
 Синий свет облил палаты,
 психи впи;хнуты в халаты,
 бормоча о днях расплаты
 и форсируя Гудзон.

 Сторговав сестре Манхэттэн,
 обглодав осто;вы сплетен,
 спорят страстно – кто приветен
 до синильных облаков. [зелёных?]
 Вязкой скручена психарня,
 парнедевки девкопарня
 параноидоковарно […кустарно?]
 мнут комками кулаков. [кульками?]

 Ум, истерзанный звездою,
 захлебнувшийся водою,
 из которой нас удою
 властно выдернули ввысь,
 бьётся в трубке проводимой,
 рвётся к сути нелюдимой,
 но, решёткой обводимый,
 слышит только: “Пшёл!” да “Брысь!”

 *

 Эсхатология.

 Сны заполняют потрясенья,
 земли безлюдной облысенье;
 и в воскресенье нет спасенья,
 и у субботы полон рот
 непрожевавшейся надежды,
 слюной пропитанной, но прежде
 гляди – распахивает вежды
 эпохе новый оборот.

 Забитых наглухо ворот
 мы дислоцированы между…

 *

 Меж диванною и ванной,
 меж паваной и саванной,
 между Бобиком и Жучкой
 я растерянно брожу.
 Как же можно жизнь живую,
 беспощадно ножевую,
 нежно-слизную, за случкой
 проворонить муляжу?

 *

 Лужу себя, как пёсик лижет эти…

 Я – медуз горгоноватый,
 мой умишко инноватый,
 торовитый, вороватый,
 виноватый кое в чём,
 бьётся в сферке странноватой –
 кость, желе, прожилки ваты
 (общий тон – сиреневатый),
 над нетруженым плечом.

 На плече отнюдь не лямка,
 губошлёп губами плямкал,
 ось ключиц взасос челямкал
 (Иль челомкал? Отвечай!),
 и теперь любая самка
 из землянки, сакли, замка,
 фамильярненько салямкать
 позволяет невзначай.

 Нет, не в социуме дело,
 язва змеек прободела,
 содрогаясь пропотело,
 пропитала холодец.
 Этот пул с клубком рептильным
 был заведомо тактильным,
 некротично не фертильным
 и венцом ему – пи**ец.

 Final countdown. Steelьno.
 Zaika. Yurka. Molodetz.

 ...etztztz...

 *
 I.

 "Я приеду в Париж, все дома обойду..."
 Пустое…

 Я всю жизнь занимался лишь только собой,
 целовал свои пятки и попку;
 жизнь как такт коротка, мне пора на убой,
 на прозекторский столик и в топку.

 Но, сгорая в огне funeral’ьной печи,
 извлекаясь из крови и плоти,
 дым от губ поцелует в навечной ночи
 дым от пяток и попки в полёте.

 Нет милее округлостей попки и пят
 (наших душ и рассудков футляры).
 В них намеренья наши не спят, но кипят,
 так лобзайте их, Карлы и Клары.

 *
 Я, как башня, одинок.
 …ок…
 На башке моей венок.
 …ок…
 Вены спрятались в чулок.
 …ок…
 Струны стиснули колок.
 …ок…
 Сорок дочек, сорок злюк.
 …юк…
 Сорок строчек и каюк.
 …юк…
 Веселись, ведь скоро “тюк!”
 …юк…
 И не злись, вмещаясь в тюк.
 …юк…
 Носит денди шапокляк.
 …як…
 Носит кепочку сопляк.
 …як…
 Носит речечка топляк.
 …як…
 Носит ламу сонный як.
 …як…
 Это просто мыслей клок.
 …ок…
 Не химический, но глюк.
 …юк…
 Не сценический, но фляк.
 …як…
 Не пунический, но Флакк.
 …ак…
 Эвристический, но взбрык.
 …ык…
 Между ножек Лильки Брик.
 …ик…

 Я огрызаюсь. Так устроен.
 И не рострален, но мистрален.
 Я – немочь чёрная промоин
 и рот распяленных проталин.

 Ноктюрн, приталенный как Таллин,
 эякулятен и лактален.

 *

 Нас здесь не ждут и даже гонят в шею,
 но мы, упрямо углубив траншею,
 берём в штыки безумия редут.
 Рассудочность – скушнее только вымя;
 огнём питаем бешено полымя,
 почти что зная – оба предадут.

 Не лучше ли предательство иллюзий,
 мечтаний, грёз, фантазий и диффузий,
 постылой верности обыденной тоски.
 Агар-агар, желейный клей медузий,
 пособники кульбитов и контузий,
 планшир забывшая обрушенность доски.

 Носить носки иль не носить носки?
 Хранит секрет консилиум рейтузий.

 *

 Деточки…

 Мелочь есть? А ну, попрыгай,
 ножкой слабою подрыгай,
 не отмахивайся книгой,
 забожись на alles gut;
 рупь да рупь – четыре с пенкой,
 наподдай ему коленкой,
 не отдашь на переменке –
 начисленья набегут.

 *
 Как я люблю вас, хамовые служки…

 I.

 Неёбаные так не поступают,
 они от слов своих не отступают
 и женщинам дорогу уступают,
 и детям, и, представьте, старикам.
 Укрывшись скромно в ретуши и нише,
 увещевают шёпотом: “Потише,
 котов не потревожьте, их на крыше
 томит глубокомыслием Оккам”.

 II.

 В какой-то ослепительный момент
 вдруг понимаешь, этот парень – мент
 и скупо им представленный сегмент –
 всего лишь затхлый, тусклый околоток.
 Возможно, это даже комплимент
 и, хоть и жидкий, но аплодисмент
 цементу идиотских кинолент,
 толкующих поэзию колодок.


 Soundtrack: Eminem, Lose Yourself.