To all sisters...

[Warning! To adults only. 21+]

 Мёртвому Вите Петренко.

 Но ночью всё иначе.
 Ведь правда? Правда ведь?
 Не маятник маячит,
 но пялится медведь

 коричневый и грузный
 в сознанья бурелом;
 учёненький и грустный
 кот дышит под столом.

 Не мотылёк у круга
 и конуса свечи,
 но преданого друга
 рыдающе молчит

 тень, сквозь себя рябое
 и пёстрое тряпьё
 являя, в голубое
 уставясь как копьё;

 a суффикс, уменьшая
 трагедию на треть,
 хлопочет, не мешая
 в глаза ей посмотреть,

 где ждёт коричневато,
 так тягостен, тягуч,
 медведь, набитый ватой,
 расплывчат как сургуч...

 *

 Машутка Гинести,
 как шутку вынести
 жизнь и себя вести
 как чуткий травести.

 Все шатки крепости,
 шато перепости
 и все нелепости
 легко себе прости.

 Мяу…

 *

 Наташе Батхиной-Перман.

 Выплывает сонно Ната,
 словно Лунная соната;
 ой, нарежьте мне шпината,
 стимулятора юнната.

 *
 Вове Воробьеву.

 Да Вы, мой друг, счастливый человек,
 как издавна заведено; у пьяниц,
 чужих судеб превратности и глянец
 не примерявших на себя вовек.

 *
 Бизнес-план.

 Урологу Дембицкому.

 В подъезде выкрики и гул.
 Из русла вырвался Ингул.
 Я ссал в Ингул. Моя вина.
 Подайте фруктов и вина.

 Уйду от паводка в загул,
 утихомирится Ингул.
 Подсохнут юбки и штаны –
 заложники моей вины.

 Допью вино, прикончу снедь,
 Ингул встряхнётся как медведь.
 Подъездом катится волна,
 душа предчувствием полна.

 Сограждан скудные рубли
 плывут ко мне как корабли.
 Все флаги в ведомость вписать.
 Я прибыльно умею ссать.

 Ать…

 *

 Венечке.

 Я мяукал, ты чирикал;
 мы хитрее, чем Перикл,
 мы мудрее, чем Сократ,
 и смешливей их стократ.

 *

 Лёше Бочарову.

 Salve, Лёшик, сколько кошек
 и в наличниках окошек
 тонут сумерек на дне.
 Веришь, Лёшик?
 Верь мне, Лёшик,
 потому что я хороший,
 не сижу, надев калоши,
 на общественном судне;.

 Чтоб вернуть былые дни,
 восьмистрочник мой бодни.

 *

 Лёше Бочарову.

 Но ты, не соблюдая правил,
 в иную цель мой пыл направил.
 Зачем и кто тебя послал?
 Я лёжа до тебя касталил,
 теперь я вижу, что из стали
 суставность твоего мосла.

 *

 Лёше Бочарову.

 Во что обходится в Америке минет
 от влажноокой и нежноволосой?
 Лишив футляра кожаный кларнет,
 осою вьётся над столбцом курносым.

 Куда, небрежно сплюнув за углом,
 она бредёт в ночи, к каким пределам,
 волосяным покровом поределым
 скрывая не фаллический надлом?

 Какому Бронксу следует вручить
 свой скользкий дар, чтоб получить в подарок
 кровотеченья шарф в проёмах арок,
 колеблющих случайные лучи?

 А мне-то что? Зачем я тормошу
 тянучкин нрав всех действующих сосок,
 насосом служащих в ночи светловолосок?
 Да просто сдуру языком чешу.

 *

 Мы лукавили всегда,
 чтоб они сказали “да”.

 Гене.

 Есть колечко с фианитом,
 всей комедии финитом,
 ты сидишь с лицом умытым
 у паденья без пяти.
 Выгни, что ли, поясницу,
 дай округло проясниться
 бугорку под лёгким ситцем;
 колпачок прокипяти…

 *

 Ирине.

 I.

 Как эти трусики, mon ange,
 к лицу и к не лицу;
 скатись закатом, ma Solange,
 отбросив их, к крыльцу.

 II.

 “Я тебя ненавижу!”,
 как этим заласканы ушки,
 тем сильнее желанье
 ладонью к пыланью прильнуть;
 не надейся, что снижу
 запрос от рубля до полушки,
 и уклончивой ланью
 позволю тебе увильнуть.

 *

 Некоторые умирают…

 Круг скрипит, лоснится глина,
 девять дней постится Лина,
 девять дней её долина
 не малиной поросла.
 Девять, сорок, ноет лоно,
 в сердце пятая колонна
 предлагает неуклонно
 лону мыльного посла. […тёртого?]

 Лина мыслит: “Ave, Donna,
 после первого числа”.


 Soundtrack: Paganini Caprice No. 24. Itzhak Perlman.


http://www.litprichal.ru/work/89558/