Парк

Миниатюрные паучки размером с тлю бегали по заполненному и почти на треть оторванному листу моей оранжевой тетради, создавая непостижимые, неповторимые и безупречно прекрасные сюжеты ненаписанных картин и нерассказанных историй. А я сидел в парке, лениво наблюдая за прохожими, которые иногда снисходили и снисседали на стоящую напротив серую лавку. День был, что называется, чудесный. Легкие порывы ветра вели легкомысленную беседу вперемежку с листьями, желавшими уже пожелтеть и облаками, небрежно размалеванными кистью кому-то до сих пор не известного художника. Машины тянулись с двух концов этого прекрасного места, где большой город казался уже не столько громадным, сколько живым. Да, в этом городе сложно найти живое, ибо факт (а факт – это вторая и третья форма известного английского глагола). Я увидел семейный триптих: маму, сына и дочурку. Первые двое вели оживленный с одной стороны разговор на французском языке. Девочка, как и многие из тех, кто мне встречается в предпоследнее время, оказалась маленькой принцессой в красной шапочке. У нее были две косички и белоснежная по-божественному улыбка, которой она на счастье одарила мое сердце, и оно сразу же потеплело, сдобрилось и возрадовалось. Уверен, что ее родители благословенные представители рода человеческого подчас не совсем разумного. Напротив моей седалищной скамейки был дом номер 13. одно из моих любимых чисел, так как если сложить его составляющие, получится четыре. А четыре и есть приходящееся мне по натуре число. Дом пах модернистской стариной. Я не знаток архитектуры, потому что являюсь почитателем всего естественного, но это здание бежевого светлого тона имплантировало в разум свой невинный цвет. Позади стояла церковь с золотыми и не очень куполами. От нее тоже шел свет, но иной. Он был красновато-позолоченный. Сень деревьев скрывала меня от тающей силы августовского солнца, которое уже не палило, но еще и не исполняло роль унылой декорации. Паучок остался один, и его узоры уже не были столь завораживающими. Он был один, как и я. С той лишь разницей, что в тот момент я не разбегался в неистовом страхе, пытаясь отыскать своих. Он был крохотный, насыщенного багрового красного, будто эритроцит, попавший в уже не бьющееся сердце, не в силах понять, что история заканчивается. Я успокоил его, нежно пустив на свой палец. Приняв с благодарностью слова напутствия, сказал: До свидания. Увидел очередную маленькую принцессу под ручку с мамой. Обернулся на церковь, попрощался с домом и пошел знакомой дорогой по очаровательной неизвестности. А машины так и сновали. И ветер продолжал сыпать свои фразы...