Наверх...

*  *  *

Наверх -- по изношенным
ступеням скрипения!
Наверх –
по кошачьей пахучей лестнице 
         терпеливого пения!
Наверх –
на причердачный, не дачный,
               третий этаж!
Наверх -- туда,
где праздник детский наш!..
Вот, напротив друг дружки
           две квартиры --
седьмая -- Шировы -- 
       квартира тёти Кати,
веселой улыбки
       в цветущем платье,
и квартира восемь –
   дверь к моей бабушке...
Просим!
 Заходите в мир высоких 
        кружевных перин --
это я приглашаю себя –
         заходи, господин!
Заходи, голь перекатная
           улицы Лачплеша!
Заходи, носа не вешай!..
Бабушка, расскажи:
         а во время войны
тебе было страшно в этом 
деревянном царстве жить?
Солнечные платья –
когда стреляют –
      на "Зингере" шить?..
Бабушка, а через улицу
православная церковка,
как это немцы
           её не сожгли?..
Ведь кровавые ветры
            по земле мели!
Ты говоришь –
евреев по этой улице
              в гетто вели,
люди
    не рады были «гостям»,
страх бродил
   по костям, жуткий, 
          безумный страх...
Иссохших слёз прах,
прах ужаса
           в кошмарных снах.
Бабушка, бабушка Катя,
ты говоришь, на "Казачке"
     стояли наши "катюши" –
это,
когда уже бежали немцы
ёи звучала песня
"Расцветали яблони и груши"...
Я слышу, как скрипят ступени,
как бабушка уходит вниз...
Лучи солнца
пробиваются сквозь щели,
   бабушкиного солнца лучи,
               и запах свечи,
и того последнего лета
    приметы всё тают и тают
клочками далёкой
             детской сказки,
последней
        бабушкиной ласки...
Тает мой босоногий сон...