Влияние размагничивающего фактора
Борис
«...Грязная, похабная, порнографическая повесть» – газета «Городок», 1999 год.
ВЛИЯНИЕ РАЗМАГНИЧИВАЮЩЕГО ФАКТОРА НА ГАРМОНИЧЕСКИЕ СОСТАВЛЯЮЩИЕ НАМАГНИЧЕННОСТИ ЦИКЛИЧЕСКИ ПЕРЕМАГНИЧИВАЕМЫХ СЕРДЕЧНИКОВ
3 мая
Нет, не могу я теперь написать правды. Боюсь. Не за себя – за вас боюсь. Хотя, конечно же, за себя. Из-за вас, что вы не поймёте, или не так поймёте вовсе. А тут и понимать-то нечего. Понимаете ли.
И даже вымысла не могу написать. Больно уж он вымышленным получится. Все сразу догадаются обо всём. Когда одно значит другое, третье равно четвёртому, говорим «Кучма» – подразумеваем – «Партия Регионов»... Ведь всё равно. Тогда уже лучше и вправду сказать, что есть что, и кого ты имел или не имел. И в виду тоже.
Так что же есть это?..
Ну, не могу-то я не могу, это само собой разумеется, но уж как хочу-у!.. Это так никто не хотел, как я хочу, это уж точно. И всё, что говорит на этот счёт История – по сравнению с этим – так, вздор один, сущие пустяки и небылицы.
Вот есть у меня одна знакомая. А у неё, у этой знакомой, есть...
Короче, вот об этом и пойдёт речь в сём скорбном произведении, частном от суммы моей разности.
Ну, тут уж я с себя всякие рамки-границы полностью сымаю вместе с ответственностью, и ликвидирую. Внемлите, лицемеры, потоку моего безграничного сознания.
Поскольку это и есть Книга Книг, а то, что я до этого писал – так, вздор один, чепуха да небылицы. Как и вся остальная литература.
Классно, да? Вот, потом внукам расскажете: читывали, мол, Книгу Книг.
Ну, о чём обычно Книги Книг пишутся? Вот и я о том же.
У меня их много, к слову.
Весь шкаф этими Книгами Книг забит, сервант, то есть. Уже места нет. Положил на шкаф доску, чтоб туда не упала, и n-е количество из серванта на эту доску перенёс.
Глава Первая.
– Надеюсь, это будет последняя в этой жизни!
А всё равно, встану сейчас, да пойду пыхну-затянусь ароматной сигареткой, как в тот день! Как в ТУ НОЧЬ! Как в ТО УТРО!
А потом, если вернусь, дальше продолжу!
Глава Вторая.
Вот, значит, была у меня одна знакомая.
Ну, как бы вам про неё рассказать? Короче, сейчас она живёт в Москве, приняла ислам и помолвлена.
А вот ещё одна была.
Теперь в Америке, представляете? Нет, вы представьте себе только: В АМЕРИКЕ! Да-да, в штате Айдахо. И хорошо рисует, между прочим. Но, в отличие от первой, предыдущей, между нами ничего никогда не было. Да и быть не могло. А теперь уже наверняка и не будет.
А вот ещё одна. Ну, это была женщина-вамп уже в 5-м классе, или когда она там к нам пришла? В 3-м? Я её вначале даже за пришелицу принял. За Алису, значит. Просто похожа была – страсть! Подарила мне фотографию с Виктором (говорит: «У меня дома все стены...») и монету в 3 леи СРР. Там на реверсе нефтехимзавод, цистерны всякие...
Так вот. А у этой была знакомая – ещё одна моя знакомая. Бросила меня, зараза. А уж я её и провожал, и любил, и записку писал – портфеля только не носил, а так – всё было... А она взяла да бросила. Говорит: «Ты плачешь часто». А что делать, когда вокруг такие... Ну, слова такого нет.
А я не плачу теперь, к слову.
Жаль, ей уже тоже всё равно, поскольку она не то замужем, не то тоже только помолвлена.
Ну да ладно.
Так вот. И эта знакомая с той, самой предпоследней, были очень дружны – по инициативе предпоследней. И у меня, в конце концов, появились все основания (ну, не все, конечно, но тут уж какие появились!) считать, что предпоследняя – ... Именно что – ... Так это или нет – какая уж теперь разница, когда и нас самих-то уже почитай, что нету.
Да. А я эту, последнюю, спрашиваю ещё, помнится: «А какой у тебя дома принтер?».
А она: «Мне вчера звонил N, мы с ним весь вечер говорили – у меня телефон такой, что с трубкой можно по всей квартире ходить, так вот, у меня дома чашки есть красивые, и тебе никогда из них не пить!».
Прошёл год.
Перешли мы в 5-й класс. И, короче, пришёл я как-то к ней. Исключительно по учёбе. И говорю – невзначай так – «А можно воды?».
Ну, а она забыла уже. Короче, испил. Вот, не помню, из тех ли чашек, или из рюмки какой.
Богато жили – завидовал.
А та, которая «...». Поймала меня как-то. Тут ещё и Выдра с ней была.
Да, про Выдру. Встретил её, говорю: «Знаешь, Андриана – её так зовут – а я, знаешь, вообще никому не нужен...».
А она: «Ой, Костя, да я тоже никому не нужна!».
А я: «Выходи тогда за меня замуж».
Ну, а тогда она была Выдрой.
А, ещё вот эта была. Курит, наверное, сейчас. Бритни SPEARS любила.
А эта, значит, поймали они меня вместе с Выдрой. А я её – головой!!!
Ну, и убежал от неё.
Этот кент тоже был. Ну кент... Ишь ты, водил дружбу с этим мастодонтом... У мастодонта отец – ДЕПУТАТ! Ого... А кент, значит... Да он всегда кент был...
Не, не мастодонт. Буйвол, ёлки-палки.
Один раз я его потом видел. Ночь. Я приехал к памятнику Шевченко. Прямая трансляция. Людей – никого. Всё. Эфир мой. Тут – опа! – ДОЖДЬ!!! Так и не протранслировали. А я, может, что-то важное сказать хотел. Не помню уже, давно было.
Ну, и этого буйвола там увидел. А где, интересно, кент?
А кент теперь в Аграрном. Странно. Туда ему и дорога. А ведь в 1-й учился.
Всё PROДИДGY любил. Говорит: «Я вчера был в Америке, там у них альбом новый вышел – «Электроник панкс».
Ну, он разное говорил.
Про приставку потом напишу, может быть. Он тоже говорил.
Ну, а так... Шёл как-то мимо школы, дай, думаю, сяду на колёса да пива выпью. Ан нет. Дети бегают взрослые. Страшно.
Ух... Дайте дыхание перевести.
Впереди около, а точнее ещё где-то, так, 96 пополам минус... Эге, где-то под пятьдесят... Ну да ладно.
А часы-то «12 БЬЮТ!!! Если снежинка не растает!».
А какая снежинка, хотел бы я знать?
4 мая
на дворе.
Так вот. Короче.
Прошёл ещё год. Да не один, а с хвостиком лет на... пять?
Иду я, значит. Дай, зайду, думаю. Вроде тут должна быть. А я уже успел где-то вдрязг насобачиться. Уже к стенке можно ставить. Потому и решил.
А там – хоба! – ОТЕЦ! «Кто такой, – говорит, – будете?»
А я:
«Фамилия Имя Отчество».
Ну, тут он сразу всё понял.
Так я испил из этих хвалёных чашек 2-й раз.
И, значит, говорю с Ней, и говорю: «А у меня телефон украли». А отец так засмеялся...
Он хороший человек. Она говорила, Мону Лизу по клеткам перерисовывал.
Но я не об этом. Я о другом.
Потому что очень странно бывает, понимаешь меня? Ты взял и ПОВЕРИЛ, а оно потом зря оказывается. И вся жизнь твоя – наперекосяк. Под откос. Под двойку <под одиннадцатку>. Восьмёрки тогда уже ещё не было. А почему? Ты ищешь ПРИЧИНУ. Ну так всё было, ПО-НАСТОЯЩЕМУ. У тебя такого в жизни не было. И ПОВЕРИЛ... А оно зря. А почему? Ну чем я заслужил, а, ну скажи мне... Жестоко это, не по человечески, не хорошо... Ну разве ж так можно?
Я-то – ВСЁ ПОНИМАЮ! Да!
Но вот понимает ли ВСЁ меня... Вот в чём вопрос.
Было это. 2003 год. 29 ноября. Я потом песню написал «Предпоследний день осени». Хотя назвал я её «С кем ты?». Вот. 51-я СШ. Пол деревянный, паркет. Старая такая школа.
Я пришёл, увидел. Всё. Всё!!!
След. раз был – Вы знаете, когда? Я уже не знаю, и то... Куда вам! Не, короче, след. раз было в СШ N 8. Она тут, в парке, недалеко. Или в N 58. Так та не С Ш, та ещё какая-то. Даром, что 58-й, собственно, инет, а есть две 57-х.
О, так там же ещё один учится! Учился.
Ну, этот был просто. Ну, это был про-о-о-сто. Такой и есть. Вымахал только – У!
К-ка-з-зёл-л!!!
Да не, нормальный такой, в принципе, хлопец. Именно что.
Ладно. Мне его и тогда как-то жалко было, а тем более теперь.
Там просто места особенные. Мне там никого не жалко. Как там вообще можно жить??? А живут. Живут.
За что Славу Зайцева убили, знаете?
Слава Зайцев был RAPпер.
А убила его, к слову, девушка.
Девушка была ПАНК.
Вот. А он, может, да по-моему, гдей-то в центре жил, не ТАМ.
А ТАМ, это, короче, знаете, где? Просыпаюсь я (хотя нет, я в ту ночь не спал) 13 апреля 2007 года в некоей квартире, куда меня завёл демон Алкоголь впервые в жизни. Девятый этаж. Поле. Всё. Край. Конец. Зелёное поле. А этот мне говорит: «А я шёл, шёл как-то, зашёл в морг, лёг на стол, так и заснул».
Так это не там, короче. И вообще нигде. У истоков притока притока.
Вот.
А потом как-то зимой приехал я в... Ну, не буду говорить, куда. О, думаю, ну тут точно – УВИЖУ. А фигушки тебе! Дулечки!
К – ка – з – з – зё – л – л ! . .
Хе, но зато потом... Выхожу я из кабинета, дай, думаю, по лесенке подымусь, чтой-то там есть... И точно. Книги лежат. Я их думал себе прикарманить, а потом, думаю... Короче, ясно мне стало, зачем они там лежат. И я засмеялся.
А мне было не до смеха.
Потому что – ВОТ... На расстоянии протянутой руки, вытянутой, ну двух максимум.
И снег, снег. Холодно так. А внутри – жарища. Южный полюс.
Меня внутри.
Да-а...
И так больно, так грустно теперь... Что я обманулся? Нет, я, конечно, верю, ВЕ-РЮ, что это какие-то технические неполадки, и, может быть, завтра... Или сегодня... Или никогда...
Никогда! НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ!!!
Это просто кошмар какой-то. Просто кошмар.
Можно ли после ЭТОГО ВЕРИТЬ???
А почему? Ну и что, собственно? Принять как данность, а?
Я там хожу теперь иногда. Да только страшно. Закуток такой, не приведи, Господи...
Вот, перечитал всё вышенизложенное, дай, думаю, про вот эту ещё напишу. Она этого заслуживает.
Даром, что у неё подруга была, кобылица – ОГО-ГО!!! Тож оттуда, с той стороны приколбасила.
Эт-та, я к ней, короче, прихожу как-то раз, грю:
«Знаешь, а у меня и девушки-то нет... Так плохо на душе...».
А она:
«Так что, тебе найти?».
ТАК И СКАЗАЛА.
Короче, дала потом два на самогон, говорит: «Так, всё, иди выпей и иди домой спать».
А я пошёл, купил самогона, и дома без закуски, ОДИН, его...
Так это не то было. О-о...
2003-й год. 16-е. Приехал к нам... Ну кто, ну? Та не, не угадали. Короче, так это что-о... А рядом с ним – покойник. Ну, он теперь покойник уже сколько, 5 лет??? По его же и вине, иной раз говорят. Так это что. А другой был – дважды покойник. А голову до сих пор не нашли.
Ну, короче, идёт, рядом этот же ж, сзади покойник, а рядом с покойником – бац – гляжу – ЖИРИНОВСКИЙ!
Ой, что-то я путаю. Не, не так было. Сзади идёт – хоба! – ЛУЖКОВ!!! А рядом – ЖИРИНОВСКИЙ!!!
Это я уже потом понял, что не Жириновский это, а самый, что ни на есть ПОКОЙНИК.
Та ты что... Ой, долго по нём скорбели... А ЭТОМУ ХОТЬ БЫ ХНЫ. Он ещё себя покажет, будет опять висеть, где щас ПриватБанк висит...
Так а я купил в тот день букет цветов. ЭТОМУ отдать. С записочкой. И с бомбой. Ну, я тогда вообще был, террорист.
И кто-то из моих знакомых меня... Короче, «НАС ПР-РЕДАЛИ!!!».
В результате, цветы я, предварительно вынув из них записочку и гранату, отнёс этой же ж самой. Там у неё берёзка такая под окном.
Звоню. Открывает – ОТЕЦ.
Ну, короче, отдал я ему букетик и в раздосадованных чувствах куда-то ушёл.
А теперь она О...
А то, помню, ещё такой случай был. Ну, это уже классе в 8-м... В 9-м...
Пришёл я тогда к ещё одной своей знакомой. Перед этим наведавшись ещё к одной. Да. Они это до сих пор помнят.
Сижу я, короче, тогда на лестнице... Мокрый весь, жалкий...
А В ЭТО ВРЕМЯ:
– в Москве;
– в Америке;
– в...
– в...
– в...
Вы представляете, да???
Вот возьмите и представьте себе. И вам тогда станет страшно.
Нет, я-то не хочу, чтобы вам страшно, но оно станет.
И брат у неё, значит. В очках такой. И решётки на 5-м-то этаже. Она как-то мутно на их счёт выразилась; я до сих пор думаю, что это как-то связано.
А почему связано – я уже не могу сказать. Нет главного свидетеля. Точнее, для меня-то есть, конечно же...
Это я у неё кассету тогда взял послушать братову. А ТАМ...
Не, вы-то такое в жизни слыхом не видывали... Да и ПОЗДНО!!!
ПОЕЗД УШО-О-ОЛ!!!
Ну, там такие песенки были...
Я ещё думаю тогда: вот, есть у НЕГО дочь – женюсь на ней! И у меня будет ТАКОЙ тесть!!!
А не, не было у него никого... Это я его сын на самом деле. От одной девушки, которую в речке нашли. Она была русалкой. Но такой, сухопутной, что ли. А однажды её в реке нашли.
Сестру, стало быть, искал?
А ... повесился...
А ... разбился...
А бабушка Спиридонова спилась и пошла по дорогам...
А...
Ну, люди такие были. Всё никак себя не могли поставить на хорошую ногу. Пели, веселились... А где они теперь, а?
А может, я последний из этой славной когорты, а?
Всё равно обманывать нехорошо. Особенно того, кто к тебе со всей душой, со всем открытым сердцем... Тебе от этого, мне кажется, тоже ведь толку никакого, правда? Ну правда ведь? А?
Ну беда просто. Что делать – не знаю. Во-об-ще.
Меня так никто ещё не обманывал. Но я прощаю. Нет, я даже не хочу говорить об этом. Этого нет. Всё.
Расскажу лучше ещё вот о ком.
Ну, это просто. Это – всё...
Иду, короче. Бац! «А можно, провожу тебя?» – «Можно».
А теперь, грит, – помолвлена.
Ну, я рад за неё. Правда.
А про эту... И ВСПОМИНАТЬ НЕ БУДУ! Про ЭТУ!!! Злая очень оказалась. Да я сам виноват. Она-то меня другом считала, эх... А я-то, я-то... И всё, конечно же, не из-за меня, а из-за...
Сказать, кого?
Я ИХ по гроб жизни не забуду, ясно? Каждого!
Вот был у меня вчера М. Говорит: «Не хочу возвращаться».
А я? Хочу?
Ну, тут налицо парадокс. В жизни не хочу. Просто горько мне, что я так по-глупому, по-дурацки прожил этих прроклятыхх 10 лет.
Лучших. Своей жизни.
Когда была ТАКАЯ ЛЮБОВЬ!!!
<А её растоптали, раздавили, на части, на части, на части :-)>
А теперь почему-то такой любви не повторяется. Боюсь то что. Страшно.
Даже как-то жалко, что у вас такой никогда не было и не будет, если вы и знали Любовь.
Не, это не Любовь была. Людмила. Я у неё потом прощения просил. Зря нас к ней...
Вообще, зря. Зачем мы такие злые все были? Причём все поголовно! Это самое страшное.
Ну кто не был? Первая моя любовь в этих красных стенах? Да, было, помню. Сижу. А она написала там в тетрадочке: «Классная работ». А меня это... Ну из равновесия как-то вывело, понимаете? Представляете?
Продолжаю. Я тут на кухню перешёл. За стол. Так писать удобнее. Да и подрубал немного. Ночь, а есть хочется.
Так вот. Пела она. Ну, это потом. А тогда я её взял и чмок в щёку! А она... Эх, да что там...
Брат у неё был... Ну, абсолютно на неё не похож. У меня до сих пор к нему какие-то отрицательные <= жаль, что я его, скота, не повесил тогда> чувства. Он того достоен.
Да и вообще все они. Так-то они даже ничего себе, А ГУКОВУ НОГАМИ, НОГАМИ!!!.. Что, думаете, забыл? Да ни капли. Хотя, говорили, она сама виновата была.
НО Я НЕ ВЕРЮ.
Несмотря на их классную руководительницу. Довольно положительная женщина. Упаси её Бог от таких классов. Хотя это ж не жизнь – полюбишь, куда денешься. Придётся!
Ну, а дальше-то. Блин, тут уже без 25 2, а я всё пишу.
Эпизод был ещё один. Да их много было, эпизодов-то.
И чего я про всё это вспомнил? Сам не пойму. Оно ж сколько лет покоилось. Тут, видите ли, дело в чём. Ну, я говорил уже. Правда, тут не очень понятно, но, я думаю, кое-кто поймёт. Догадается.
Это, я по секрету скажу – тут всё между строк написано! И латиницей.
Точнее, нет. Вёл я дневник некогда. 10 лет назад. Всё думал, ДОЖИВУ ЛИ до того момента, когда смогу в о с п о л ь з о в а т ь с я И н т е р н е т о м? Вам смешно, да. Мне зато не смешно. Короче, сжёг я его. Потому что перешёл в нём на цифры. Секретные стал мысли записывать, потайные, не для не своих глаз.
Ха, вы бы видели, ЧТО я там писал!!! Та...
Ну, и, короче, спалил я его. Со всеми мыслями, с Интернетом и с секретами. Больше «у меня секретов нет, слушайте, детишки!». Так-то вот!
А вот ещё парадокс. Живёт человек, ну, погано, отвратительно, ну, инвалид какой-нибдь, с группой там, без ноги/руки/ноги и руки/глаза/обеих/глухой/глухонемой/гидроцефал/ДЦБшник/... – а радуется жизни! Блин, во радости, а? А он радуется. Каждому дню своему (есть такие). Есть, конечно, что просто, но такие тоже изредка, но есть. А я-то... Что, что мне надо вообще, что всё мне не так?
Вот то-то же... Что-то ж не так...
А то не так, что меня все обманули. И в частности...
Ну, я не буду раскрывать все карты, хотя мог бы ВОТ ТАК ПРЯМО и имя назвать, и фамилию. Отчество я тоже знаю. Где живёт – знаю. Знакомых знаю. 1. Но, во-первых, настоящий адрес <«настоящим постановлением от такого-то числа...»> скоро станет прошедшим, а в ещё каких-то, прошедшим уже стал и я сам, как я понял.
И я от этого не могу жить, поскольку Я НЕ ВИНОВАТ!!!
«Это не я, это моя рука/нога!».
Пойти ещё пыхнуть, что ли? О, когда же я брошу, а? Уже и Егор бросил, и БГ перестал, а я – всё никак...
То что кайфа нету, эндорфин нету, а мозгу-то всё равно – они нужны, и всё равно – откуда. Вот и приходится... Т.к. нету Главного Наркотика. С кое-чьей лёгенькой руки! Да!
Ладно, пойду пыхну да спать пойду. А не, ещё ж что-то написать хотел. Про эту ж, самую. А вот, вспомнил. Вернусь – напишу! Трепещите!!!
А трепещите вот перед чем. Не люблю ОТЦОВ. Буду жениться – такую найду, чтобы у неё отца не было.
Ну всё. Спать!
<На следующее утро.> Вот, выспался. Стало лучше. Даже сон видел. Как говорится, «и был ему сон». Приехали мы будто с N на какую-то загородную базу, и он мне говорит: «Ну, сейчас будет для тебя ...-меню! (это фраза из французского худ. фильма «Большая жратва») И действительно – дев кругом – превеликое множество. И тут выходит Она. Ну, та, которая помолвлена. Подошёл к ней, говорю: «Давай будем вместе сегодня». Она: «Давай». А потом я её потерял из виду, пошёл по каким-то склонам и пришёл в лес. Сел на опушке, гляжу. А вокруг какие-то края неописуемые, реки, озёра, зелёные поля... И, посидев так некоторое время, встаю – смотрю, да я тут не один. Под каждым под кустом какая-то очаровательная воительница, а то и две. А забыл сказать, та, кот. ко мне вышла, была в таком розовом комбинезончике, я аж удивился, что она тоже тут, что она, выходит, тоже ... Ну, это не так, навероне, наяву, хотя я не знаю. Так вот. И одна из воительниц мне: «Вы бы хоть поговорили немного». Ну, я её спрашиваю: «А что это за село такое?». А она: «Какое село? Это вообще город. Родаково». А я: «Какое Родаково? <они что, совсем рехнулись?> А потом говорю: «А вы тут NN не видели?». А они: «Так вот она, рядом». Гляжу – и правда, рядом покрывало, а на покрывале ле-жит ещё с какой-то девушкой NN, которая вышла ко мне в комбинезончике, но уже без него, а просто в розовом купальнике. Ну, я ей: «NN, давай будем вместе сегодня». А она, улыбается так – так только она одна может: «Давай». Ну, и я проснулся. Интересно, были мы с ней там вместе, т.е. был ли я с ней, как с женщиной там, во сне? Потому что наяву я с ней вот так быть очень часто хотел, ещё со школы. Теперь жалею, что её упустил. <С кем-то она теперь...>
А это... Это был лучший день в моей жизни. И теперь я жалею, что у меня нет, так и не появилось никакого огнестрельного оружия. Потому что, вдруг я решил бы УБИТЬ. Я над этим уже задумывался, да вот нечем. Не голыми же руками, в самом-то деле. Нет, тут надо как в испанских фильмах: та-та-та-тара-ра-та-та-та-та! Торро, торро! И потом – БАХ! И всё. И месть лучше вкушать холодной. Точнее, это не месть, какая это месть, в конце концов. За что? Не за что. Это так, отместка. Если бы я приехал с пистолетом, и БАХ! В сердце. Или в яблочко... Или в молоко... Или в сердце, но самого себя. Чтобы было хорошо видно, к чему может привести обман хорошего человека. А может ведь.
Сколько себя помню – жду. Жду, жду, жду... До сих пор не дождался. Уже устал. Правда. Надоело. С ума схожу от ожидания. А не ждать –не могу. Торгда ещё хуже будет.
Ну, хотя это относительно – хуже ведь мне, а другим объектам ожидания – класс, зашибись, они где-то прыгают, бегают, такие весёлые, и им на меня – до лампочки. Ну, это печально, но факт. Боже! Боже! Всех бы перестрелял их уже, за это их к себе отношение <я ж им всё, всего себя!!!>, но я ведь их так...
А они меня и не помнят. Пообманывали, пообжурили... Это вам всем урок. Что верить человеку, как гласит старая комедия <?>, можно только в самых исключительных случаях.
Но тогда и был исключительный.
Да, я ещё к вот этой клеился. Или hotel. А к вот этой – точно. А она: «А напиши про меня стихотворе-ние». Что-то в ней было. А теперь она уже замужем. Мне М рассказывал. Он с ней в конце был поплотнее, чем я.
Вот я графоман, ёлки-палки. Задался, понимаете ли, целью. Теперь пишу, пишу... А зачем? Оно кому нужно вообще, а? Но ведь... И такое горькое ощущение, что я-то здесь, и вот обо всём этом думаю, а кое-где неподалёку... А мне туда все пути заказаны. Точнее, это я так определяю. Потому что стучусс, стучус-с в эту калитку, тарабаню уже, головой, а там – SILENTIUM. Молчи, как говорится, скрывайся, и таи, и чувства, и мечты свои – Ф.Тютчевъ. Или Фетъ?
А то ещё эпизоот. Я тогда, значит, провожал эту, которая сейчас УХХ! И довёл её до самого дома, и говорю ей: «...». А она: «А Х меня «. . .» называл!». И ушла. А у меня был НОЖ! Ну, потому что меня грабили часто, ну, тогда уже не часто, но я носил НОЖ, думаю, пырну этого гада, если уж совсем станет. Но так и не пырнул, короче, и посеял этот НОЖ где-то довольно далеко отсюдова, отседова... «Вали отсюдава!!!». Был он розовый и с рыбкой. Ну, и, короче, вырезал я этим ножом на какой-то периле Её имя. А потом оказалось, что это вообще её не подъезд, точнее, не её подъезд, а она просто к внучке, т.е. к подружке зашла. Или я путаю уже? Но вот возле квартиры её я когда-то ТАКОЕ выцарапал по щукатурке. Или просто щекотуркой по краске написал. Не помню ужо. Запамятовал. Один хрен она от этого была не в восторге, а теперь её там нет сто лет в обед. А она теперь в ... И жената уже. Наверное. Замужем, т.е.
Когда-то она Дедом Морозом даже была. А потом Дедом Морозом назначили меня, а она ну прям рыдала. А потом я ещё раз был Дедом Морозом, и о как бы я хотел кого-то найти, чтобы был кто-то другой, мне так страшно было, это был последний год моей великой депрессухи. То, что сейчас – это так, фигция, не идёт с тем, что было, ни в какое сравнение. Удивляюсь, как я не покончил. Не, я не хотел. Я просто умереть хотел. Может, и зря, что не умер. То что теперь я не знаю, для чего мне теперь жить.
Вот оно в чём дело. Тем более, в такой 6,5*10 в девятой компании. Люди! Че-ло-ве-ки! «Э, народ!..».
А то эта ещё была. Мы с ней в общежитии <censored>. Ну почти <censored>. Я во 2-м был, она в 3-м. Ну, и, короче... Закончилось всё тем, что стала она мне сыпать в борщ стиральный порошок, да и в чай тоже. А потому что она – хотела, а я – боялся. Ну то что как-то раз я, значит, тоже вот, а потом об этом много кто и узнал. Та сама и рассказала. Или нет. Брат её. Он теперь под землёй. Умер, значит. Интересный был человек. Где-то он теперь.
А тут: «Ну давай, ты мне так, а я тебе... Ну давай...». А я: «Боюсь». Ну, она и вспылила. А ведь признавалась мне в. А теперь она в активном поиске. И если это она. Тогда, получается, что она аж в Рубежном родилась? И на 3 года меня старше?? Ну, я её уже лет 15 не видел, не, 12, и очень может быть, что это она и есть. Превратилась вот в эдакую кикимору.
А то эта ещё была. Лису играла. Встретил её. Узнал. Жената теперь. Хорошая девочка.
А эта, пела которая. Что-то её не видно теперь. Может, она отравилась? Тут немудрено, с таким-то братом.
А эта. Ух, вульгарная. но такая, с огоньком. Да и не вульгарная вовсе. Так просто. С придурью какой-то. Теперь в техникуме (или нет уже?). Локомотивы строит.
О, вот, вспомнил. Ну эта была ну ПРО-О-О-СТО. И отец у неё был ДЕПУТАТ! О как! Точнее, не. Но хотел. Вот, говорил, установлю тут качели, а тут асвальтом покроем. Заасфальтируем. Так его, кажись, и не избрали. Но зато ДОЧЬ! Ух, много крови мне попортила. Да все они. Зато теперь О, да. Был я там. Интересный город, культурный. Туда ей и дорога.
Но эта была просто.
А эта уже тоже замужем. Так вот...
А ещё была... О... Рядом совсем со школой... Жила она рядом со школой. Ну, к 7-едьмому классу уже вполне... Выросла, скажем. Где теперь – не знаю. А подруга её...
Ну, про подругу – особый разговор. Дарил я этой подруге кольца, перстни-алмазы да серьги-яхонты, изумруды да смарагды. А то, помню, пришли мы к её балкону с двумя хулюганами, и давай заклички кликать, венки вязать из винного одуванчика да на балкон её закидывать. Так странно теперь. Это ж ого когда было. В позапрошлой жизни, а то и того ранее.
А колечко ко мне и вернулось. С аукциона. Да. Это когда я Дедом Морозом был. Так-то.
А то ещё одна была. Ну, то не одноклассница, а на одном этаже жила. Ох она сейчас, наверное. Надо бы её поискать. Ох она сейчас, наверное. И сестра её, Карина. ну, то просто была. А больше баб у нас там не было. А не, было. Ещё одна была. Надя. И брат её Витя. Ох, злае были. Потому что ОТЕЦ. И в детский сад даже не ходили. Вишь как... Ах да, ещё были две сестрёнки. У них уже МАТЬ была. Ну, и всё из этого. Тоже были агрессивные. Плюс ещё эта. С которой. Угу, угу.
И все сейчас гже-то. Ежли есть. А есть – так и хорошо.
Ну, о ребятах вообще говорить не буду. Такие уже ПЕРСОНАЖИ. Как таких земля...
Да ничего так ребята были. Одни мне воздушку втюхали за 2, ещё первой серии. <«Первой серии!..»> Так та воздушка где-то там сейчас или жит. А может, нашли её при перестройке. Там щас о...
Это я один был такой честный да правильный. Хотел чего-то. Ну, тогда-то я хотел, чего у меня не было, а у других. Ой дурак был. Всего себя извёл на эти мелочи. Теперь смешно. Тем-то это уже не нужно, надо полагать. Ну, тут конфликт. А то, помню ещё...
И все мы вместе.
Да. А то я кошелёк нашёл. «Ялта». О, думаю. Ялта.
А теперь...
Господи, как мне больно. Как горько. Обидно – до слёз. А слёзы я все выревел уж. Это мне в детском саду говорили: «Береги слёзы...». А я только теперь понял. Ну, говорили ещё: «Тебе тазик для слёз принести?». Жаль, не принесли. Так бы я их сберёг, может быть. А так...
Просто вот я прожил 20 лет. От Рождества Кутового. Да, в школе меня НИКОГДА по имени не звали. Только по фамилии. Вы понимаете? Это вам ничего не напоминает? А? Мне – напоминает.
Так вот. И за эти 20 лет.
Был один день. ТОЛЬКО один.
И это оказалось – ложь и неправда... Представляете?
Ну что, неужели нельзя было мне сказать? Я бы что, не понял? «Костя, ты извини, но я с тобой больше не хочу тебя знать!». Всё! Всё!!! Я бы всё понял. Но так... молчать... Это не по-людски... Неужели я уже совсем <дурак???>. «Я с дураками не разговариваю!»...
Ну, конечно, в тот день чудил я много, что и говорить. Так это ж для чего! Чтобы ЭТИ покрутили у виска, да пошли дальше по рукам и тискодекам. Но не ТЫ! А ты... Ну, единственное, что в этом хорошего, хотя его тут вовсе нету ни капли, ни слезиночки малой... Ну, что правда восторжествовала. А то пребывать бы мне всю жизнь в заблуждении, относительно касательно тебя. «Как я в тебе ошибался...».
Хотя я так люблю себя обманывать. Иначе и жить не могу.
НО НЕ ДРУГИХ.
Ложь во спасение – когда для себя. А ты? Что, тоже во спасение?
Или я тебе нравился, а потом – хоба! – и всё. И я даже догадываюсь, почему. Я сам виноват.
НО – Я НЕ ВИНОВАТ.
(х/ф «Берегись автомобиля»).
Так нельзя. Так нельзя. Так нельзя. Так нельзя. Так нельзя. Так нельзя так нельзя. Нельзя так. Нельзя так. Нельзя. Нельзя. Нельзя. Не... Так – нельзя. Нельзя так, ясно? Не-ль-зя. Не льзя. Так нельзя. Нельзя так нельзя. Так нельзя нельзя. «Ни-з-зя!..». Ну нельзя же так! Нельзя! Запрещено! Ка-ре-го-ти-чес-ки! («Семь подземных королей») Ну так нельзя! Ну так совсем нельзя!
НЕЛЬЗЯ.
Я о тебе каждый день думаю. Ясно тебе? Да тебе всё равно. Всё равно. Всё =.
И это меня так озлобляет!
А я всё равно жду. Что раздастся звонок... Хотя бы телефонный. Что придёт письмо... Хотя бы электронное. Что...
Что я возьму,
хорошенько напьюсь,
поеду на ЖД вокзал,
сяду на электричку,
и...
И по дороге меня убьют, ограбят, выкинут в окошко, за безбилетный проезд, НО Я всё равно доеду...
И приду к тебе, и сбрешу, что я тут и с к л ю ч и т е л ь н о по делам, и «Ох ты, ничего себе, это ж надо, иду-иду, а тут ты навстречу...».
Да...
У всякой Москвы – Петушкисы свои...
Внимание:
Это вот я как-то вычитал в одном психиатрическом ежегоднике про такой случай. Приводят одного, так он говорит – пил, а потом его перекинули через забор – в ДРУГУЮ МОСКВУ. То есть, всё то же самое, но ДРУГОЕ. А обратно он перекинуться не могёт.
Это всё равно я с одной пьянки приехал, иду, а Луганск – другой какой-то.
Ровно подменили.
Да только он всегда тот самый.
Всё хочу как-то, чтобы я уже был ВЗРО-ОСЛЫ-М, и чтобы ехал на таком поэзде, чтобы утром проснулся, – опа! – Луганск. Но чтобы он не конечная, а так... Остановка на пути. Чтобы выйти из вагона, пыхнуть... Вспомнить, как оно былоча. Или вовче не выходить. Так, с перрона купить бутылку самогона, выпить её одним махом, и – дальше.
ДА ТОЛЬКО ТУТ НИЧЕГО НЕ ХОДИТ.
Да, про сон ещё. Якутская пословица. Сон и смерть – сёстры.
Кстати, в Якутии шаман – не шаман. Ойуун.
А то «шаман, шаман». Одним словом, марксизмивопросыязыкознания.
А то ещё, помню, провожал я её, и сели мы –присели – на лавочку. В ФИШКИ ПОИГРАТЬ. И я у неё Мотаро выиграл. N 19. До сих пор где-то хранится.
А потом домой прихожу, заплаканный. Ну, как тут будешь. Бросила. Потом всё с этой подружкой ходила. Та вообще мне какой-то присвистнутой казалась. ЭТА уже куда-то делась. Ушла в 24-ю, что ли? Говорит мне тогда: «Костя, я дарю . . . тебе!». Ну, я просто имя не называю, хотя мог бы. И так улыбается ещё, ... . Натуральная ... Тогда ещё песня эта крутилась часто. Была – знаете как? – «Гиперэкстрамегахит». Один я не слышал. Ну, потом услышал. «Ой, щось нам поплакати захотілося, та потанцювати...» – такие тогда передачи шли. Сейчас и таких нету. Больно. Умираю. А, это ещё что. Она ж, как бы мне её обозначить? Ну, пусть будет Z. Так вот, эта Z очень любила читать «Арт-Мозаику». Я бы, может, тоже любил, но у меня её никогда не было. И я как-то, значит. Говорю: давай я тебе один номер подарю, а ты мне один дашь почитать. Так вот. Блин, я сегодня точно напьюсь, жаль, что нечего. А она ж, Z, ещё любила японские красфорды разгадывать. И умела. А я нет. И я её за это ненавидел. Ну, а ещё за то, что, во-1х, богаче была, (ты что, программированный микрокалькулятор приносила, вот, и книгу к нему, а я на след. день принёс болгарскую «Электронику и микросхемотехнику», и делал вид, что её читал, чтобы Она видела), а ещё была умнее меня, меня это задевало. Хотя нет. Куда там.
Да, про этого ж. Который – как там его? – ага, Х. Это вообще был. Ну чёрт. Ну вообще. Бес. Какой-то стебанутый. Глаза разные. Где-то он сейчас. А она его любила. А меня нет. А меня нет. А его да. А он меня бил. Или я его. Но все били А. Но не я. Мне жалко было. Я НЕ БИЛ. А он у меня учебник свистнул. По укр. мове. Вернул потом. Людмила его защищала. А все были за. Чтобы его УБИТЬ. А он меня хотел убить. За то, что я с этой был. А он говорит: «Она моя». И: «Тебе ...». В рифму почти. Ну, в конце концов, она оказалась и не моя, и не его. По слухам, ходит она сейчас, или была с ним – с одним т а т а р и н ы м.
Пришёл к нам уже под конец, а та сидит заплаканная. И говорить не умела. Громко. Но... И мне ещё не то шоколадку подарила перед концом, не то денег дала, чтобы я шоколадку купмл... Да, точно, 2. Я их не сохранил. Номер переписал.
А тут такая же история. Тоже из-за бабы. Не из-за моей. Слышал, у неё есть кто-то. Но тут такая же история. Баба плачет, все орут, это значит, <censored>. Частушка такая. Класс, люблю частушки!
Вот, пыхнул сходил, ещё вспомнил ФАКТАЖ. Короче, стихи писала. О чём? Принесла как-то, да-вай девочкам показывать. А я разозлился, тоже автоматически как накатал стих от варения. Искусственное. Это всё искусственное было. Я его и спалил потом всё. В котле. Это я тогда жил в одном доме под звёздным небом. Была там одна суседка. Моего возраста. Как-то мы эту побили (а что, она сама меня ручкой в бок колола!!!), ну, побили, всё вывернули к чёртовой матери, а мама её нам учебники привозила, российские, изд-ва «Дрофа», а стружилку я забрал тогда, и у этой был День Рождения, и я этой подарил эту стружилку. Жаль, себе не оставил. На две дырки была. А с этой я потом под кустом лежал, но она не пускала...
А эта так и уехала потом. Помолвлена теперь. Колет не ручками, а шприцами. В бок. А эта, слышал, далеко пошла...
А то ещё одна была. Не, этой не было. А жаль.
Никогда не думал, что моя дочь выйдет замуж за полярника...
А эта... Которая сейчас на Севере диком. Стоит одиноко. Да какое там одиноко! Там таких... Короче, грит, помоги мне годовую контрольную написать, я тебе 50 копеек дам. Ну, и дала. А это был 98 год. Май месяц. Как щас. Газета была, «Комсомольская». Правда. Про Виктора. Я кинулся – а её нет уже. Так до сих пор в архивах библиотек и лежит, мною некупленная. А самЁ по!моемуЁ на « написалё
Это я тогда иду, две остановки надо было. Одну прошёл, бац – тъямвай идёт. N 123. А по сути двойка.
Или одиннадцатка. Счастливый номер. Теперь я того тъямвая эх, не видел. Яспилили. Или сгоел. Тут пожай недавно был. Знакомый кондуктор, который там теперь, после реформы тъямвая, начальником цеха – говорит, следы заметали, награбили много.
Соленоидов...
Блаженное, золотое время... Феньками торговал. Себе в убыток. Но приятно было, что покупают. А один тоже леденцы приносил. Ему потом от руководства попал нагоняй за это.
А меня обманули зато. Да... Всякое бывало, но чтоб т а к о е... Удивительно даже...
Да, такое вот кино. Синема. Всё ушло, уехало. Улетело птичьим криком в дальние края. А остался только я.
Все не те уже, кто остался.
А мне, может быть, летать охота. И я даже знаю, куда.
О, там так красиво. Там такой маленький боьшой водопад. И колесо. И белочка. Она такая рыженькая! А орешки непростые, изумруды расписные. Ядра чистый изумруд. А стерегут ту белку ВОЙСКА КГБ. Оно там ещё осталось. Да. Нигде нет, а там осталость.
Был такой, ЛЁТЧИК. Ну, его все надо-ол-го запомнили! Ещё бы! Такие кренделя понавыписывал! И где! Над ЧЕМ! Над ВЕЧНЫМ ГОРОДОМ! Третьим Римом! Эта его, наверное, видела. Хотя как она могла видеть. Разве что родные её. Ну, а я дальше хочу. Чтобы вертолёт. Тут его где-то... это самео... вот, летают тут... И, короче – фьюить! – и уже там, где белка.
Тут и белок-то... Съели уже всех давно...
А там... А для чего это всё? Чтобы прославиться! Чтобы белку выкрасть вместе с домиком, и сюда, на расплод. Может, не всех съели, и найдётся ей тут муженёк... Барсук какой-нибудь... Я слышал...
А там не только белка. Там ещё и РЫСЬ.
Знал я одного, он был РЫСЬ по гороскопу. Да, тоже вышло. Его из Киева выгнали. А перед этим в фонтане искупали. И ушу не помогло, или чем он там... рассказывал, сэнсэй у них на дельтаплане как-то летел, да и... Словом, родилось новое божество. Он мне рпассказывал. Он мне ещё книгу подарил. Ошо. Так и надписал её: «Косте от Ошо». Это я в тот день был в Киеве, а у Z был БРАТ. Да, помню, иду я, а он мне встретился. И говорит: «Ну что, ты в каком уже?». А я был его на два класса раньше. «Ну, – говорю, – в седьмом». «Ну что, бьют сильно?». «Да я сам всех бью». Да. Просто брат был такой, как она, только ещё покрученный. Так вот: был я в Киеве. Ну, бухал. Бегал там, прыгал. А потом ей же, Z этой, звоню. А она в 2-ух ты ё моё кварталах. И, говорю: «Давай встретимся». А она: «У моего брата День Рождения». Так и не встретились. А потом она в Луганск приехала. А я очень плохой был. Очень. Мне погано было. Ну, я-то дома жил, но не пил и не курил. Даже в Новый год. И договорился, что вроде с ней встречусь. И не пришёл. А потом позвонил и спрашиваю: «Ты ещё в Луганске?». А она такая: «Ха-ха-ха, нет давно!». Ну, я ей рассказал, что болел сильно. На самом деле я уже лет 7 серьёзно не болею, как сюда вселился. Не то, что моя жена. У неё здоровья совсем нету. Так жалко!
А вот ещё. Умер у неё попугайчик. И что, спрашиваю, ты его похоронила? «Нет, – говорит, – я его выкинула!». Это надо было видеть, к а к она это сказала! Не говоря о том, чтобы слышать! Видеть,
ненавидеть,
гнать,
дышать,
держать,
обидеть,
и зависеть,
и терпеть,
а ещё смотреть вертеть!
Было! Было!!!
И, как оказалось, всё правда, и всё – про меня.
И всё про себя.
А ещё у Неё был БАЛАХОН. «Балахон! Балахон!» (В. Бианки). Сова-сплюшка... Не, это в детском саду было. Короче, ну балахоны – у кого ONYX, у кента - PRODIGY, и шорты даже тоже. Там чё-то было, типа FIRESTARTER, или BREATHE, или THE FAT OF THE LAND... А у неё – «TITANIC». Любила это кино. А как попугайчик умер – вся в чёрном пришла. Она умела.
А эту знаете, как звали? Которая «...»? Не, не скажу. Имя редкое. Славянское. Древнее. Из песни. Из фильма «Граница. Таёжный роман», реж. А. Митта.
Мне ОДНО интересно. Когда мы закончились?
Потому что сейчас, теперь нас уже нет. А что есть – то и бред. И мы с нами, а они с ними. А я со мной. И Бог с тобой.
Я-то не верю... И уже и не ВЕРЮ даже. А всё равно верю...
Ну, верю, что «Снова/ Будем/ Ждать мы!/ Будем ждать мы с нетерпеньем встречи!».
Не, я в Москву уеду. К этой. Скажу: «Ассалам алейкум, дарагая!». А она мне – в бок1 Но не ручкой ужеЁ и не шприцемЮ и не шприцомЁ а КИНЖЯЛОМ! Вах! Дэвушька! Худенькая такая да стройненькая. Но ох злая! КАК САБАК! Не, помню, я ей говорю: «У меня любимая группа знаешь какая? SYABRY!». А она: «Майкол Джексон». Это она мне на закладке написала. А закладка была о... 1 крб. Серенький такой. У меня тогда во всех книгах учебных закладки были. Где эти, где миши с лосями, волками, рысями... Белку я первый раз увидел 02.02.07 в городе М. А она, ОКАЗЫВАЕТСЯ, И РАНЬШЕ БЫЛА. Довольно дешёвая, хотя для меня её дороже нет.
А потом один учебник за 350 тыс продал, другой – ещё за столько-то... Один английский остался с 2-ого-го! класса, я его к седьмому толкнул за сколько-то.
А то учебник у меня пропал. Украли. Частный. География. Потом нашёлся за шкафом. Кто-то из «своих», из «одноклассников»... Тряпкой их в морду... А деньги я в лотерею проиграл. Хотя и выигрывал – было дело. Помню, 7 октября 2001 года, в Афганистане война, всё горит, ракеты летят, Путину 79, а я 15 в лотерею выиграл. А итого 45. А уж проиграл... Вот, сегодня приснилось – три номера из 5 угадал!.. А деньги-то где... Во сне...
Вот, что-то ишшо написать хотел... Ага, вспомнил. Мне ученический знаете, когда выдали? Ага, именно. В тот самый день. А я пришёл домой, «Сектор Газа» врубил – классная руководительница дала послушать. Я ж не знал ещё... А вечером ка-ак включил... Ох и ржал я!.. Ох и ржал!..
А сейчас грустно как-то. Кино старое смотрю, а они, ох, красивые... Стоят себе, не догадываются...
Такие вот дела... Это вот был такой Дед Панас. Всё сказки рассказывал. А потом как-то говорит под конец (ну, для него это совсем конец был): «Отака <censored>, малятка, любі хлопчики й дівчатка!». Всё. После этого его никто не видел. Потому что раньше ЗАПИСИ не было.
А я вот теперь всё время думаю: ПОЧЕМУ он это сказал?
А ведь было, почему.
Если бы у меня был пистолет. Сочинение. Почему в школах всё время пишут сейчас что-то такое: «Если бы я был городским головой». «Президентом», «Человеком-пауком»... Нет бы вот такое задать. Если бы у меня был пистолет, я бы:
- застрелился;
- застрелил;
- отнёс бы в МИЛИЦИЮ;
- отложил бы. До особого момента.
Да. Я бы на эту тему многое мог написать. Ох и многое. Пистолета-то у меня нет.
А раньше было много. И автоматы были. И пулемёт. Максимка. Ох и строчил, помню. Справа по Колчаку, слева по Дутову... А автоматы? Один «Калашников»-47, потом АК-74, АКМ, АКС, АКМС, АКМСУ, АКМСУЮ, АКЛ, АКШ, АКФ, АКН, АКО, АКБ, АНБ, «Абакан», «Никон», «Шмайссер», МР-40... Да, а с самого начала был – ППШ! Так это что-о... У меня был МЕЧ! И щит! И шлем! И ножны! Потом что-то мама выкинула, а щит теперь разбитый стал крышкой для мусведра. А автоматы забрала МИЛИЦИЯ.
А, так нет, я ж про пистолеты. Ну, во-I-x, «Наган», железный. Во-II-х, как же он назывался? Ага, «Парабеллум». В-III-х, лазер. В-IV-х. Точнее... Ах да, ещё РЕВОЛЬВЕРЪ был. Железный. Хоба, клоц – бах-бах, и всё! И две дырки в голове – САМ ЗАСТРЕЛИЛСЯ!!!
А то помню, еду я в поэзде. Ночь. А напротив, в КУПЭ, едет такой химерный человек. И он подарил мне пистолет. Настоящий.
Настоящий...
Но куда, куда я его дел... Помню солёный вкус железа, приставленного к языку, когда я думал, нажать курок или нет... И такая горечь... И воронёная сталь рукояти... И затвор...
А этот человек... Откуда у него был этот пистолет? Почему мы с ним встретились?
И почему я вообще встретился со всеми, с кем встретился? И почему встречаюсь с теми, кого теперь не хочу видеть, и не встречаюсь с теми, кого хочу?
А кого-то из них я никогда больше не увижу. Хватит мучить растения!
Вы понимаете, ч т о такое НИКОГДА?!
И я не понимаю. И никогда не пойму.
Вы понимаете, а оно ж наступит... А мы ж все умрём с вами, ага? Умрём. Ещё как умрём. Умрём. И нас похоронят. В одной братской могиле. Кого сожгут. Я хочу, чтобы меня сожгли. И пепел –ффух! Пх! Пых! Кого так зароют. В гробу. А слёз будет. А не у нас. Мы-то плакать не будем. Не сможем физически. Будем лежать. А тут – хоба! – крышка! И всё. И – хуп, хуп! Комья земли!.. Не, лучше и правда... Ну, как ещё хоронят? Что-то не припоминаю. Знаю два способа. Огонь и земля. Ах да. Ещё, бывает, мумифицируют. Бальзамирывают. Ле-жишь потом, а все на тебя таращатся. Всё ж не скушно. Среди людей. Не среди покойников. Хотя и так все люди – покойники.
А кого-то не найдут. Ну, без вести кто-то пропадёт.
А кто-то с вестью.
А можно ещё похоронить заживо. То есть, при жизни. И того, кого хоронишь, и своей. Ну, это в смысле и ты как бы жив, и тот, кого хоронишь, но для тебя он – МЁРТВЫЙ.
И, может быть, эта смерть, такая – самая страшная...
А ЖИТЬ-ТО, ЖИТЬ – Д Л Я Ч Е Г О ? !
Ну, не знаю. Для любви там. Для красоты. Ха, «для красоты»! Для порядка! (ещё лучше...). Что-нибудь хорошее делать. Чтобы потом не было... А оно всё равно будет.
Да, надо жить. Жить – хорошо! Для того, чтобы хорошо жить – ещё лучше!
И ну их всех...
Они тоже где-то живут себе... Обманщики... Так человека обмануть... И зачем? Да всё для себя. Чтобы спокойнее было. Чтобы я не... Чтобы без меня...
Неприятно... Неприятно...
А уж как я им неприятен... Я и думать боюсь. И вообще боюсь.
Надо бы компыотер, КАМП, – перезагрустить. Игруху эту.
Да только сначала не мешало бы ОС перестановить. Да я не знаю, как. Никогда не перестанавливал.
Это надо к мастеру. А я в мастера не верю. Какой это мастер! Такую хренотень, хреновень такую смастерил! Да это псих какой-то натуральный!
Винила нет, бобин нет, ужо и кассеты ушли... А я жив... Слушаю винил и кассеты. Потому что – лазерныя дiски – это уже не то.
Хотя, музыка, конечно, та самая... А всё равно... Музыка – это когда ты рядом стоишь и слушаешь. Не концерт, нет. Репетиция, может быть, ну, или там просто кто-то играет, и в том числе для тебя. Или, может быть, только для тебя.
Да. Или самому играть и петь. Для кого-то.
«Вы тоже любите музыку, которую не включают?». Тоже из старого фильма, про «до свидания!».
А этот, актёр который, который пел это, – у него, я слышал, что-то не сложилось.
И вообще ни у кого не сложилось. А кто вообще умер.
Что лучше – чтобы умер, или чтобы не сложилось?
Ну, тут как сказать. Это смотря кто умер, и как не сложилось.
А в лесу коза умерла – её жалко кому-нибудь? Или коршун курицу унёс, или лиса собаку утащила? Жалко? Ну, если хозяину.
В хозяина я тоже не верю. Что это, едрён-матрён, за хозяй такой, что а) своего хозяйства не знаить; б)...
Ну, то есть, рази что Хозяину Курицы, или Хозяину Собаки.
У лисы и коршуна хозяина нет. Ведь так?
А в Донце рыбы не стало. Экология. А погранишники на той стороне сидять, сидять – НИ ОДИН ШПИЁН не пролезеть...
Интересно, зимой они тоже там вот так «сидять»? Что им там ловить-то, зимой?
А прикольно – не дожить до зимы. До осени.
А вот до лета не дожить – это уж вообще прикольно!
Особенно, если оно так скоро...
Та, я всегда надеюсь на лето, вот и в тот раз надеялся, приехал, всё так классно было, ходил-бродил. «КЫНО ХАДЫЛ, ВЫНО ПЫЛ...». А потом мне: «А Я ЧТО ТЭБЭ, ЭЛЭВАТОР???».
Басни батоно Крыладзэ...
А то тоже, приедешь в свой воздушный замок, подымешься на воздушном лифте на воздушный этаж, а там тебе воздуху как не хватит... Вакуум. Он вреден для воздушных замков. Лучше б уж озоновая дыра тогда, что ли...
А лица-то в кино... По роли – мои ровесники, а как старше выглядят... Мне всегда актёры моих лет казались намного старше. И учащиеся старших классов... А я-то сам, помню, такой день, когда кроме нас, не было никого старше в школе. А ночь потом я довольно бездарно провёл. Не с кем. И <censored> некого было. И не пил. И не курил.
Вот лежу, пишу цельный день. А там война идёт. Там свиньи. Там поползень. Там гадость нашли. Там кто-то заболел. Там воду перекрыли. Там наркоканал. А там – вообще! – хрюкают.
А у меня тут одуванчик вырос. Зачем? Взять у него, спросить? «Уважаемый товарищ Одуванчик! Если только не секрет, скажите нам, пожалуйста, зачем Вы тут выросли?»
И что он ответит.
«Ну-у, не знаю даже, что вам сказать... Понимаете, это так неожиданно...».
А может, что другое ответит. Я не знаю...
Помню, рисунки были детские. Бездарные. Это у нас в школе 7 кабинет. Там музыка была. И всякие рисунки. Мне не понравились. KOROL LEV. И всё через копирку с этих диснеповских рассказок. Раскрасок.«Отдай разукра-шку!!! Расскажу!!!». К слову, до недавнего времени я думал, что у него фамилия Диснеп – там на заставке. Я уже теперь только разглядел, что это не «ПЭ», а «ИГРЕК».
Да. А то прихожу на одну квартиру, а там – все стены в мозаике. В смальте. Во фресках-арабесках. В ПАЗЛАХ. И таких огромных. А я такой нищий.
А иду, а тут маленький мальчик, а на него женшчины орут, а он плачет... И я понимаю, стряслось что-то страшное.
А тут тоже. Жду трамвая. На Олимпе. Олимпа нет, а остановка осталась. И вот. Мама. И сын. Хотя, может, и не мама. Она ругала его. Очень. Говорит:
– Что мне, мне теперь к директору идти? Почему ты с нормальными ребятами не водишься? Почему ты на физкультуре – все бегают, а ты... Я тебя что, учу, чему не надо?! Приедем домой, я тебя так выпорю, и утром, чтобы ты как просыпался, сразу всё понимал... Понял! Отдам тебя в спецшколу, если ты в нормальной школе учиться не можешь! И тебя потом никуда на нормальную работу не возьмут, если ты дурак!
Там она ещё что-то говорила, да я боюсь написать. С одной стороны, это не то может быть, а в-следующих, если ТО, то это на самом деле страшно.
Да и машины ездили, люди, опять же. Может, мне это всё только показалось? И разговор этот, и мальчик, и женщина...
Надо было так: «Женщина. Вы вот сына ругаете, порете, а из него потом Гитлер вырастет».
Но ничего я не сказал. Козёл я. Козёл. Это из-за меня всё. Это я виноват. Во всём, во всём...
А мальчик стоит и смотрит.
Да. Иной раз можно всякое услышать. А я представляю его лет через 15 . Ну, через 10. Будет, как я сейчас. Два креста.
Нет, лучше это не представлять. Слишком. Слишком страшно.
Лучше что-нибудь хорошее.
А что вообще хорошее? И если есть что-то ХОРОШЕЕ, почему все такие плохие и любят плохое?
Потому что это Дьявол. Он всех искусил, всех к рукам прибрал. Купил всех, рогатый. Развратил. Извратил. Копытами. И лычом своим.
Была вот Катя Лычёва. Советская Саманта Смит. Саманту убили. Где Катя – не знаю. КГБ молчит.
Да зря я это. Так, живёт, наверное. Если не спилась.
А самое смешное, если ТУДА уехала. Насовсем.
Вот НАСОВСЕМ – это я ещё как-то могу понять. Это противолежащее НИКОГДА.
А то, помню... Да... Тоже. В том памятном ноябре 2003-го. Когда. Я. Увидел. Увидел. Я до сих пор помню. Ты не думай. И не забуду никогда тебя, пока я жив... Я каждый день о тебе думаю... Мне больше нечего делать... Вспоминаю, вспоминаю... А ты... Спасибо тебе, что ты есть. Всё.
А незадолго до я заболел. Так, туберкулёз. Точнее, манта не сработала. Я её замочил, наверное. Отправили меня в тубдиспансер. На улицу им. Рудя. Это за рекой. А я ищу, ищу и никак не могу найти. Иду по берегу речки. Мрачные места, а небо серое, дымы... Потом нашёл...
Из диспансера меня отправили на ул. им. Карла Маркса. Улица имени Карла Маркса (р. 1818), 23 – самый интересный адрес в городе Лепеле. Я там родился. В этом городе. А теперь с годами чувствую, что и по этому адресу. Будете там – заходите.
Так вот. А у нас на Карла Маркса – всего/навсего – роентген. Всего/навсего. Там тоже роентген... но несколько другой... И вот, пришёл я туда. А там небольшая очередь. И...
Да. Так оно и происходит. Именно. Ты просто видишь – и – ВСЁ.
И, понятное дело, ничего не было. И так жалко. Потому что мне именно тогда нужно было, чтобы что-то было...
Но потом... Потом было 29-е... И всё не казалось уже таким мрачным... И не казалось ещё несколько лет. До прошлого.
А теперь я в трауре. Я весь в чёрном. Как на могилах пишут: «Помним... Скорбим...».
Нет, нет. И всё-таки я ВЕРЮ. Потому что я не могу иначе. Нужно быть благодарным хотя бы за то, (и за то) что было...
А Советские Времена – вернулись. Скоро и Кучма вернётся. Вот уже и песни его поют. «Одна-єдина/ На білім світі...». Я эту песню последний раз в 2001-ММ слышал. Если не в 99-мммммм. Смешно сказать – 99-м. ОДНА ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТОМ. Десять лет назад. Прошлый век. прошлое тысячелетие.
А я слышал. И пел в том числе не кто иной, как внук. Если это был он. В том-то и дело.
В том-то и дело, что я ни в чём не уверен. Открыто мне никто ничего не говорил, не объявлял. Только – SILENTIUM. Письма – ..., звонки – ... Только мыслит ьможно. Посылаю сигнал в небо. В бесконечность. Вояджер. Летит-летит себе. Авось найдёт кого-то. А этот Вояджер нашёл. Нашёл. Просто его потом потеряли. У них не та система.
Почему у нас кладбища не как в Америке? Доколе будем бухать и принимать пищу? Покойникам, может, завидно, что ни поесть, ни выпить. Хотя наливают, конечно. Кап-кап в земельку. А покойничек там рот разинул, ему кап-кап туда, а он и облизнулся. Эх, думает, – ЗАКУШАТЬ НЕЧЕМ! Оно-то можно, что-то ему там оставляют, конечно, ну так то ж на ПОВЕРХНОСТИ...
«И ровно в полночь из могилы высовывается РУКА-А...».
Да не, какая рука. Цыгане.
А, вот. Ещё один способ вспомнил. Как у викингов в «Властелине колец». В лодочку его – хоба! – он и поплыл. А там лодочка хлобысь, и рыбка его ам-ам, вместе с кольчугой, с мечом... И стала РЫБА-МЕЧ!
Оно и полезно. А рыбу потом выловили чухонцы. Или ещё мемцы какие Чилиговской губернии... ого, какая толстая. Жена! Жена! Готовь жаровню! А когда съели – бац, а внутри-то – МЕЧ! «Ну, это теперь будет наш меч!».
А я подкову повесил. Прямо над порогом. И не видит никто. А она и не прибитая. Думаю, чтобы свалилась на плохого человека, когда он порог ХАТЫ МОЕЙ переступать будет. Пока висит.
А свиной грипп – да его забудут через год! Ведь забудут! А чуму XIII века по сю пору помнят. И «испанку». А лучше бы, может, те люди погибли, кто СВИНЬЯ. А свиньям-то зачем умирать <просто так впустую>? Их есть надо. У их сало вкустное какое.
В селе был 3 года назад, бачу, у деда махонький поросёнок. Васька. Хорошенький, розовый. Я его на фотик щёлкнул. А теперь приежДЖАю – до сих пор «тушёнка» не закончилась...
Это году в 91-МММ, кто его помнит, иначе чем... А я вот помню, ещё было мероприятие, – потом уже: «Пятачок делает подарки». Ну, вы поняли. Мяса-то – шаром, ш а р и ё м, ..., кати, а тут – такое... Нашлись охочие. Ну, и протест какой-то был. Нужен им тот Пятачок. Абы плакатами помахать... Так ведь?
И НОЖОМ ЕМУ – В САМОЕ СЕРДЦЕ!!!
А мог бы стать хорошей свиньой... Да он и был свиньой. Это так сказали: «Пятачок». Чтобы жалостливее было.
А тот ещё. Тер-Петросян. Иконы рубил.
А тот – слово из N букв... Да на самой что ни на есть Крастной Площади... И нет, чтобы там М И Р (ну, в смысле, «Русский мир»), или Р И М («Москва – Третий Рим»), или хотя бы Д О М («Наш дом – Россия». Помните – партия была? А эти – «Отечество – вся Россия»... «Отечество – Единая Россия»...) А я-то, по горе иду, по Цыцьке, помнится, и кричу: «Наш Дом – Россия!»... «Путин – наш Президент!»... И так до 2002-01-01. «Russia ist 17-th Campione!». А потом я повернулся на 180 градусов, прости меня, портрет Симоненко П., к дневнику за 6-ой-ё-ёй класс «Ъ» приклеенный.
660-10-52. Жди меня.
Вот, передача тоже. Сидят, держат фотографии. А если я узнаю кого-то, вот, видел буквально на днях, но я ведь не знаю, как кого зовут... И что я смогу сделать... Я и на «Их разыскивает милиция» всегда смотрю...
А то, помню, против её фамилии надпись, против отца – «С семьёй не живёт...». О, думаю... Грустно как...
А у всех цветы погибли, а у меня традесканция выросла. Выжила. И цвела. И поливал я её ключевой водой из незамерзающего священного источника. Ну, почти у всех. 10.01.00 посадил. В начале нулевых. В са-а-мом конце... Родины нашей хрональной, хронологической, хронической... И где-то щас кустится. Отдал её в кабинет «заалогии».
А через тысячу лет разрастётся в большое-большое дерево. И вырастут на нём апельсины. На 100 революций хватит. Да некому.
Остынет матушка-Земля, Солнышко красное погаснет, планеты разлетятся по разным рукавам галактики... Всё совсем не так станет. Что делать будем...
А может – кто его знает? Я не знаю...
Это порой интересно представить – что когда-то будет. Может, в следующей жизни мы встретимся не там, где я хочу, а, к примеру, на кмрпмчных копях Дагестана?.. И нас будут искать... Это меня никто не ищет. Все, в лучшем случае, ищут Бога. Ну, или ДЕНЬГИ. Я вот пил 19.10.2003 с N, было у меня 200 гривень. В тумбочке. А потом я их не нашёл...
Но это что... Вы послушайте, что со мной было в...
А жизнь продолжается. Продолжается. Я вот во дворе трубу перекладывал – зарыл послание. И бутылку портвейна под сосной неподалёку от станции Молчаново Южных дорог. И копеек в пень понапихал, возле желатинового... Но какая теперь разница?
Я ведь не клад. Меня достаточно просто найти. Я всегда рядом.
Но почему-то все ищут то, что где-то ещё... Ну, или не все, а подовлеющее, подавляющее большинство. Ох, и большинство – само подавленное дальше некуда, а ещё силы всех остальных подавлять находит! Так вот, к чему это я. К тому, что рядом – привыкаешь. И его как бы нет. Даже когда его совсем не становится. <Даже, когда его совсем перестаёт быть.>
А я, например, не люблю Серп и Молот. Не люблю День Победы. Лучше бы его не было. Да его и не было. Брежень придумал.
Для себя. У меня тут пластинки с его мемуарами. Читает О.Каюров. Эгей, О.Каюров, где ты сейчас??? Купил я и тебя, и Брежня, по две пятьдесят за одну...
Ну вот. Осталось сказать что-то важное. Что-то самое главное.
CILIT BANG. І бруду – як не було.
Х-х...
***
А про приставку – да что там. Он такое сказал:
– У меня дома приставка такая, там игра. Лодочки. Можно так играть, а можно с компьютером. И если ты у компьютера выиграешь, то тебе – бац! – шоколадка выпадает.
– Что, «Корона»?
– Ну да, и «Корона», и всякое...
Это был свежий день конца двадцатого века, третьего тысячелетия. Была осень.
А я сколько гонок потом понавыигрывал, так шоколадка и не выпала. А лодочки из парка увезли. Вместе с гипсовыми лошадками, которые были в бронзе, и их за это...
3-4.5.9.3.
Написано за одни сутки и полпачки ирландских сигарет "DLEACHT MHAIL" (К.К., 28.6.2011)
Свидетельство о публикации №111062803955