Евгение Кордзахия Истоки
Не дозвониться и не докричаться,
не заманить и не приворожить…
В окно дожди осенние стучатся,
и надо жить, и надо просто жить.
Спешить домой, накинув плащ на плечи,
промокший зонт нести над головой,
и повторять, что время всё излечит,
самой себе, от боли чуть живой.
Я излечусь, напрасны опасенья,
что боль, уйдя, воротится назад,
лишь иногда от боли нет спасенья,
когда никто ни в чём не виноват,
лишь иногда так может получиться,
что боль, взбесясь, закусит удила,
и я смогу от боли излечиться,
но просто жизнь окажется мала…
***
Я в корни утрат не смотрю,
мне страшен разбор их подробный…
- Здесь мама лежит,– говорю
и трогаю камень надгробный.
Листва на берёзах шуршит,
цветёт у берёз медуница…
- Неужто и вправду лежит? –
щебечет какая-то птица. –
Ведь скоро наступит зима,
здесь так одиноко ночами!
А что ты мне скажешь сама?..
И я пожимаю плечами.
Сквозь сердце протянута нить
к тому, что под камнем хранится.
Но как это всё объяснить
какой-то щебечущей птице?..
ИСТОКИ
Отец и Мать – начало всех начал.
Стара Земля – вернитесь к её детству!
Дар Божий, что бы он не означал,
передаётся только по наследству,
как голос, цвет волос, пытливость глаз,
крылатость, озаряющая лица.
Взрывные силы, что таятся в нас,
веками собирались по крупицам…
Покажется порой, я всё – сама,
от первой буквы до последней точки.
Но пращуры, не знавшие письма,
безвестные – стоят у каждой строчки.
***
Правда моя дорогая,
какая ты… дорогая!
Была бы твоя цена
в рубли переведена,
поверила бы обману,
что ты мне – не по карману…
***
Ничто не обрывается само,
ничто не обрывается навечно.
Когда-нибудь ты мне пришлёшь письмо,
когда-нибудь я на письмо отвечу,
когда-нибудь придёшь и навсегда
останешься, и станет жизнь иною…
«Когда-нибудь», как добрая звезда,
сияет, не снижаясь, надо мною.
Растают льды, устанут поезда,
и все тропинки повернутся к маю.
Когда-нибудь не будет «никогда»
и «поздно». И не спорь, я лучше знаю…
***
Тем и дороги прошлые дни,
что на них ни обиды, ни злости,
что они, словно робкие гости,
постучались и скрылись в тени,
предоставив тебе самому,
широко распахнувшему двери,
оценить: велика ли потеря,
если ты не вглядишься во тьму.
* * *
…Греши, покуда я жива,
твои грехи – моя забота.
Тоскуй, покуда я с тобой,
твоя тоска – моя страда;
пускай тебя забудет Бог,
пускай тебя разлюбит кто-то,
а я тебя не разлюблю
и не забуду никогда!
И если вдруг случится так,
что оскудеет мир слезами,
и очерствеет добрый друг,
и озвереет верный пёс, -
ты и тогда найди меня,
мы обменяемся сердцами,
и ты возьмешь мое – в слезах,
и я возьму твое – без слёз…
* * *
Ты не грусти напрасно обо мне
ни по ночам, ни вечером, ни днём,
ни на заре, когда в твоем окне
грустит сирень под проливным дождём.
Не проявляй к печали интерес,
блажен, кто не испил её до дна.
И если нам, отвыкшим от чудес,
случайность встречи всё же суждена, -
не сокрушайся над моей судьбой,
не заставляй о прошлом горевать:
и жизни всей не хватит нам с тобой,
чтобы свою тоску дотосковать…
Утихнет дождь, стечёт прохлада с крыш
и расцветёт сирень в твоем окне…
И ты напрасно обо мне грустишь…
Ты не грусти напрасно обо мне.
* * *
Как волнует ребёнка цветок,
будто чувствуя родственность в чём-то,
как он тянется слабой ручонкой,
чтоб погладить его лепесток,
чтоб его оградить от беды,
пусть пока ещё в образе кошки,
но в беспомощном взмахе ладошки
столько мужества и доброты!
* * *
Это времечко золотое,
словно яблочко налитое,
не на блюдечке, а на ветке,
хоть и вольное, да как в клетке.
Зря глазами его ты манишь –
только глазоньки затуманишь,
травку около приминаешь –
только ноженьки зря измаешь,
только рученьки перетрудишь –
высоко оно – не добудешь!
Кто срывает его до сроку,
наживает себе мороку…
А у девочки – ох, подружки,
косы свешиваются с подушки –
два ручья золотых, две речки,
перекручиваются в колечки…
А у мальчика – ох, ребята,
утром коечка не примята.
Всё бродил по тропе заветной,
воротился порой рассветной,
молодецкою, заревою –
да в подушечку головою!
Не за парнем, видать, победа –
не добудишься до обеда…
Это времечко золотое,
словно яблочко налитое…
* * *
Поздравь меня с дождём,
с весёлым ливнем вешним,
у неотложных дел
укравшим целый день,
с признанием в любви –
бессвязным и поспешным,
что вырвала из уст
цветущая сирень!
Верни меня к себе,
в свой мир, лишенный толков,
просчетов и грехов,
сомнений и тоски,
где горько и легко
сквозь тонкий холод шёлка
вновь сердцем ощутить
тепло твоей руки…
***
Спи! Ничего дурного не случится…
Но вихрь ломает яблони в саду,
но дверь скрипит, но дождь в окно стучится,
но воет пёс, предчувствуя беду…
Да как же спать, коль, радуясь свободе,
безумный вихрь ворвался в тихий сад,
когда такой разбой царит в природе,
и пёс не спит, и яблони не спят?
Давай разделим с ними их потери,
давай вернём им веру в чудеса,
возьмём плащи, раскроем настежь двери,
и выйдем в сад, и приласкаем пса!...
* * *
В провинциальном городе жара,
в провинциальном городе плюс сорок,
асфальт не остывает до утра,
и воздух даже ночью сух, как порох.
Но город удивительно красив,
обвал градостроительного ража,
ввинтив многоэтажки в жилмассив,
не стёр патриархальности с пейзажа.
На площади пустует пьедестал,
как будто вождь, что в Смольном горячился,
от собственной горячности устал
и в рощу ненадолго отлучился.
А там публичных мест — ищи-свищи,
одна тропа и та выходит к пашням,
к тому же местных вдовушек борщи
кого угодно сделают домашним.
Снял кепку, снял пиджак, умылся, лёг,
стряхнул с больных плечей проклятья века…
Достойно ль возвращать на солнцепёк
такого пожилого человека?
Всё — в прошлом. И не надо больше смут,
и крови, и подпольных типографий…
Мой поезд опоздал на пять минут,
а твой — на пять минут превысил график.
Не встретились. И стоило труда
сверять часы, пакуя наспех вещи?..
Хорошие в России поезда,
однако пунктуальностью не блещут…
Живу в пустой гостинице одна,
в провинции удобств не слишком много:
кровать, журнальный столик у окна,
стул, шкаф и холодильник у порога.
Блаженствую, ем только эскимо,
по номеру бродя в одной сорочке,
и третий день пишу тебе письмо,
не продвигаясь дальше первой строчки.
* * *
Как я пишу — досужим что за дело?
Как думаю, как плачу, как молчу...
Я слог свой усложняю до предела —
я так хочу!
Я не шучу и шуток не прощаю,
быть может, я кого-то огорчу...
Я слог свой до предела упрощаю —
я так хочу!
Порою я сама тому не рада,
но, если я бываю не права,
не надо мне подсказывать, с кем надо
сверять слова...
Когда я отыщу тропинку к свету,
когда я укажу свою звезду,
вы можете меня призвать к ответу,
предать суду,
спросить сполна за каждую страницу...
Хочу, чтоб оправданием вины
моей звездою были ваши лица
озарены...
Свидетельство о публикации №111062801639