Александр Плетнев Сердца золотая нить

* * *

Молод был, и был ты в щедрой силе.
– До свиданья, – уходя, сказал.
А они страдали и просили,
Пожилые, добрые глаза.

Одного они лишь и хотели,
Чтобы в жизни – сложной кутерьме
До своей, до самой лучшей цели,
Путь твой был короче и прямей.

Даже в самом небольшом начале
Опыт существует вековой:
Молодость всегда крепка плечами,
Старость – умудрённой головой.

* * *

Ты трогаешь мои виски,
Любуясь светлым серебрином.
Я быть хочу твоим, единым,
А взгляд темнеет от тоски.

Я всё о том,
Я всё о том,
Что прибыло в счастливой рати,
Но воду черпать решетом,
Должно быть, глупое занятье.

Я – решето,
А ты – вода.
Тебе, прозрачной, литься, литься.
И отражать природу, лица.
И не мутиться никогда.

Неудержимо и жестоко
Напрасно сердце я тружу.
Пойду-ка я к твоим истокам,
Твоё рожденье подгляжу.

Там встану я над самой кручей,
Где дождь и мрак, и ветра вой,
Где проплывают годы-тучи
Над поседевшей головой.

* * *

Ты спишь, а я пишу.
Ты спи.
Дурманит запахом герани.
Перепела кричат в степи,
Мне кажется, на зорьке ранней.

Ты спи.
Я постарел уже.
В степной траве росой купаюсь,
И на безвестном рубеже
С тобой, как в сказке, я встречаюсь.

Во встрече той – немой запрет.
Ты спи, пусть сказка длится, длится!
С тобой встречаюсь на заре,
Роса синеет и дымится.

И зябко вздрагиваешь ты.
В волненьи вздрагиваю тоже.
И расстилаются цветы
Степным, духмянным брачным ложем.

Я буду целовать тебя,
Я буду пить тебя, как воду.
Пусть с завистью на нас глядят
Седые звёзды с небосвода.

* * *

Я в костре догорающем вижу:
Вот идёшь ты, светла и легка.
Волос твой, изумительно рыжий,
Из-под красного выпал платка.

Лижет жадно лицо твоё пламя.
Я закутан в мечтания-сонь
И, ликуя, шумит между нами
Пожирающий души огонь.

Голос твой призывающий, колкий,
Заметался и смолк средь огня.
Лишь скрипели и ахали ёлки,
В лапах путая сумерки дня.

А в бору что-то жуткое свищет.
Ветер пламя и пепел слизал.
Ухожу я в лесное жилище,
Закрывая печально глаза.

Ветки

Ластится апрель сквозь кроны редкие.
Чуть прищурив добродушный взор,
Обрезал садовник с яблонь ветки
И бросал в канаву под забор.

Но пора цветенья наступила.
И тогда без матери-земли,
Перед смертью, из последней силы
Ветки под забором зацвели.

Зацвели, да буйно так и рьяно,
Словно под забором белый пух.
«Как же так? Выходит, срезал рано», -
Думал о ветвях садовник вслух.

Пусть тебя не мучают сомненья,
Добрый ты, и эту доброту
Не тревожит ложное цветенье,
За тобою, правда, – сад в цвету.

Дуб

Удобного житья он не искал.
Напрасно сил и времени не тратил.
Возвысился он в обществе собратьев,
Над крутизной у недоступных скал.
Он облака, как дети гнёзда зорят,
Ветвями рвал и пух – за горизонт.
Уж сотни лет встречает холод зорь
Могуч и прост, как богатырь в дозоре.
И только всемогущая гроза
Немало пролила дубовой крови,
Но лишь плотней его смыкались брови
И наполнялись мудростью глаза.
Он клокотал ветвями на весу.
И в грозовые страшные мгновенья:
– Ударь, гроза, я всё перенесу
Во имя молодого поколенья.
Так и стоит он, бог лесов и рощ,
Борясь со злом, всё доброе приемля,
И не понять – земная держит мощь
Его, иль он удерживает землю.

* * *
«Пшеница родится,
Коровы телятся,
И всё на правильном таком пути.
Ах, замети меня, метель-метелица!
До самой маковки, эх, замети».

Закрой меня с макушкой, с пятками,
Засыпь постылый людям след.
В последний раз сыграем в прятки мы,
Чтоб никому не застить свет.

Чтоб на большом полынном на поле
Гремел зимы жестокий бой.
Чтоб выли волки, лисы плакали
Над холодеющей судьбой.

Когда июльские зарницы
Спать нежным людям не дадут,
Эх, прорастут тогда мои глазницы,
Да васильками прорастут.

И трактористочка чумазая –
Полей российских красота:
«Ах, - скажет, - был ведь черноглазым,
Каким голубоглазым стал».

И чтобы зря не канителиться,
По косточкам проколесит…
Придёт зима, зима с метелицей
И надо мной заголосит.

* * *

Огня не бывает без дыма…
Как вечность, был тяжек твой вздох:
Любимый, как грустно, любимый,
Любимый, храни тебя Бог.

Мне крест деревянный дорогу
Заступит, иль камень-гранит…
Себя сохраню я без Бога,
Но пусть тебя Бог сохранит.

О счастье

На речке тишь. Дым от костра к ненастью
У холмика разлёгся на спине.
Погас закат. И разговор о счастье
Сам по себе полился в тишине.

Ты говорил: «Всё в настоящем пошло,
От серых дней не скрыться, не уйти,
А счастье наше где-то в давнем прошлом
Иль в будущем маячит на пути».

Послушаешь – не солнце в небе – свечка.
Не небосвод, а грязный потолок.
А счастье, может быть, – вот эта речка,
Костёр да закопчённый котелок.

Да ветерок, что, тишь листвы нарушив,
Прилёг в кустах до утренней поры.
А может, счастье, окрыляя души,
Нам зажигает звёздные миры?

А может быть, как временная тайна,
Оно, притихнув, ждёт тебя в саду?
А может, в поле, где гудят комбайны,
Оно идёт у солнца в поводу.

Кто видит, знает, тот без опозданья
Всегда дойдёт до счастья, до мечты.
А все несчастья в жизни – от незнанья
И от досадной зрячей слепоты.

* * *

Я смутно жил,
И по горам – увалам
Лишь чуть спускался
Снова на увал.
А ты случайных где-то целовала,
И я случайных тоже целовал.

Прошедшее б свалить, как хлам, на свалку,
Ни одного б не вспомнить в прошлом дня.
И жалко мне, так бесконечно жалко
Растраченного попусту огня.

Да нет же, нет.
Опять противоречу:
Тут нужно не жалеть – благословить,
Ведь столько лет тянул тебе навстречу
Из жилы – сердца золотую нить.

И я её не разу не порвал,
А в жизни многое
Ломается и рвётся.
Я твёрдо знал:
Плести тебе придётся
Из нити этой счастья кружева.


* * *

Дни мирные и ничего не станется
Со мной, но если вдруг случись беда
И призовёт туда судьба избранница,
Откуда нет возврата никогда,

Тогда ты знай: в краю, тобой незнаемом
И для тебя заранее плохом,
Со всех сторон ветрами обдуваемый,
Лежит полынный невысокий холм.

И ты скорей, не подбирая срока,
И память обо мне пока свежа,
Из города далёкого, далёкого
На этот холм полынный приезжай.

Не возводи свои утраты в степень
И не печаль усталого лица,
Когда увидишь степи, только степи,
Классические степи без конца.

И будет вечер. Грусть. И степь всё строже.
И в твоей грусти будет моя грусть.
А я, не одолевший звёздной дрожи,
Искрясь, с небес к твоим ногам сорвусь.