Крайние меры...

Вы брюнетка – madame, как удачно –
полезайте в печную трубу
и прочистите трубно и злачно,
продвигаясь упорно и мрачно:
кладку, чёлку, надбровье, судьбу.

Ах, глаза твои грозны – не плачь, но
хохочи – я отнюдь не палач, но
всех брюнеток – звездою во лбу
из золы и лоснящейся сажи –
взрывом гнева отнюдь не осажен –
мечу, бурных речений пассажи
принимая как вождь ворожбу.

Нет брюнеткам под небом замены;
воронённые, чёрные гены
в нашей дышащей мраком вселенной
не у платины тонут в долгу.
Им палладий и вся его группа –
финикийской условности труппа –
как Антипа – в кредите у трупа…
Ты мне верь. Я брюнеткам не лгу.

Но об этом (клянись!) – ни гу-гу;
взгляд овечий – разведенный тупо;
ткнув в траву кроткой морды дугу,
тихо агнцево блея: “У-гу…”,
притворившись шатенкою глупой
на залитом блондинкой лугу.

              *

         Ночные распри…

Будет кисло, сладко, горько,
но, теснясь, наступит зорька
и распустится в зарю.
Слышишь, “я” моё второе, –
притаилось под корою? –
я с тобою говорю;
предвечернею порою
в чёрный грунт тебя зарою,
но ни в чём не укорю.

              *

Под рудиментом мы имеем
в виду
кардиффский уголь, веер,
линкор из стали “Альбрехт Шпеер”,
тюркоязычных какаду,
кривой свой клюв уткнувших в рею –
и гиацинт, и резеду.

А что реликт? Окаменелость?
Девицы восковая спелость,
в шестом укрывшейся ряду;
от льнущести остолбенелость
глупца, проникшего в манду?

Всё это зыбко, странно, пленно
и не вполне обыкновенно.

Что антик в млечности детей?
В рожденьи тянутость сетей?
Биенье крови и плетей?
Виском изогнутая вена?

           *

В тумане тонет Скифия,
покинула нас пифия,
бредём, ломая стебли, мы,
как слепенький Гомер.
Пандоры кофр нам – скиния;
рокочет лужа синяя;
мы стиснуты констеблями
в корсете полумер…

              *

Ты сфальшивил как фламинго.
Я как раз играла в бинго,
на экране в клетке ринга
олух олуха добил.
Шёпот капал как из крана,
распускалась в сердце рана,
шелестел мой эльф экрана:
“Ах, какой же он дебил…”

Я дебила полюбила,
трёх Кюри в себе убила;
ну не глупая кобыла –
так попасть башкой впросак?
Ты хвастлив как петел утром,
но нутром левитно-мудрым
я влекома к златокудрым,
будь рысак он иль русак.

Всяк русак в душе босяк.
Бьюсь башкою об косяк…

               *

Не зли меня – не то тебя кусну я;
кусаю я с небрежностью Ануя
иль де Лакло – всей рати балбесной.
Шалтай-Болтай со мной в сравненьи – мальчик;
ведь он яйцо и не имеет пальчик,
а у меня их двадцать. Плюс мясной.

                *

               Всё связано со всем, но – как?

Он повторял ей: “Камо эске!”*,
при этом не снимая фески;
всё это было бы по-детски,
когда бы не было всерьёз.
На Омском тракте две железки
никем не убраны – обрезки;
грядёт зима и тусклый блеск их
скуёт невиданный мороз.
Страна не Оз, но змей и коз.
Треска на трескотливой леске.

--------------------------------------
* Камо эске (новогреч.) – Fuck You.

                *

Неистовство – в твоей природе;
так не копайся в огороде –
иди любись – пока жива.
Как не приду – ты носом в книжке,
читаешь, кстати, о мальчишке,
но лишь – слова, слова, слова…

Манда пеняет: “Голова
держать меня решила в нишке,
в то время как в пальтишке Мишки
налилась кровью булава.

Купала ведь – не Покрова;
не снизойдёшь – уйду к мальчишке;
покровом ночь – сгниёшь в умишке
и носом станешь ссать – ca va?”