В резиновых тапках потёртых...

*  *  *
 

В резиновых тапках потёртых
достиг водоёма отряд.
Я видел вблизи полумёртвых -
они сквозь живое глядят.
Питомцы вчерашней лазури
лишь Лазаря ныне поют.
Нахлынет магнитная буря,
ломая в затылке сосуд.

Из плавно раздвинутых губ я
двойным языком уязвлён. -
Предательством смазаны зубья
толкающих быт шестерён.
И Вас ведь, петлистая вена,
настигнет медянки приплод.
Змеится по кругу измена,
целуя двоюродный рот.

Хлопчатобумажное племя
колонною по два ушло.
Погода - всё та же. Но время
наглей исповедует зло.
У ног истукана процокал
дававший присягу отряд.
Извёсткою выбелен цоколь.
Но карлы, обсевшие тополь,
черны. И поживы хотят.





*  *  * 



То были дни, когда плащи «болонья»
сверкали ослепительно престижно,
когда на школьном многотрудном троне
царил М.И., властительный булыжно.
То дни, где ботанички глаз сощурен,
и зычный голос возвещает пылко,
как чествует генетику Мичурин
отечественной грушей по затылку.

И там на полутёмной перемене
над прахом вейсманизма-морганизма
сияют чудно девичьи колени –
нежнее разложенья света призмой.
Там химией пахнёт из кабинета,
потресканным фаянсом старой ступы,
и там в подвале хлебные котлеты
по ценам удивительно доступны.

Там наши ежедневные богатства –
директорские дьявольские брови,
драчливые соперничества-братства,
престранные ревнивые любови...
И что-то зреет в отроке угрюмом –
глубинней самолюбия и блажи,
как будто лёгким рифмам, трудным думам
нагадан путь – в стокрылом экипаже.