My cold, angry, hungry passion...

Инспирировано Л. В. М.

Проживали на Морской Вы,
(надо б рифму мне на “зы”) [...там живут теперь “тузы”?]
запах дёгтя, смол и мойвы
въелся в щели и пазы.

Силуэт широкобёдрый
пересёк проём ворот –
Вы несёте гордо вёдра,
подобрав в себя живот.

Я скачу на тонкой ножке –
классик в “классики” – вот так;
и в трамвае на подножке –
сэкономленный пятак.

Положу его под пятку
на экзамен (дурачок!);
желтоват яичком всмятку
носа круглый пятачок.

Перьев скрип, шуршит бумага,
две шпаргалки на бедре;
мне писать мешает влага,
что несёте Вы в ведре.

Провалю к чертям экзамен,
пятачок подам слепцу
и всажу топор меж рамен
тороватому купцу.

Решено – в чулан ученье
и налаженный уют;
жизнь – лишь лепт и приключенье –
иже зрячим подают.

Мне – корней неизвлеченье;
без меня ключи скуют.

...ют.., ют.., ют…

*

Высокая честь – подыхать от чахотки –
заткни хохотки, хоботки – у кокотки
распахнуты вежды – от страха и слёз.
Клокочут плевральные хриплые нотки
и кровохарканье, и чувственность глотки,
и холод дыханья – сдыханье всерьёз.

*

*уй на *уй менять – только время терять.

Менял заплатку на лопатку,
лопатку – на под цинком хатку,
а ту – на крытый павильон;
он, несомненно, крыт, но – матом
одним заезженным приматом,
по сути – суетным пернатым,
хоть волком слыть стремился он.

Ну, волк не волк, – волчок, пожалуй,
в овине пыльном залежалый,
припрятавший гадючье жало
под тюркосшитым пиджаком.
Он многим портил жизнь умело,
слоняясь делово; без дела,
пока реформ смола кипела,
визжала жизнь под наждаком.

Но мы оставили менялу
под павильоном – расплескал он
задор, карабкаясь на скалы
of keeping up каких-то Коль.
О чем, бишь, я? Ах, о заплатке,
лопатке и под цинком хатке,
и ватке, кровию в кроватке
запятнанной при схватке воль.

Меняйтесь, не меняясь в сути –
не то – уж вы не обессудьте –
заснув над сводкой tutti frutti,
проснётесь – но уже не вы.
Разбито древнее корыто.
Душа променами убита.
В итоге – дёрганьем термита
опустошенье головы.

*

Совсем необязательно
скользить иносказательно.
Порой словцо банальное
темней чем мгла подвальная

*

My cold, angry, hungry passion.

О, как мне тошно было бы прожить
творожно, бестревожно и надежно,
сугубо именительнопадежно;
благополучно, сыто, безмятежно
по ведомству скольженья прослужить.

На мне ничто не оставляет меток;
лишь мой язык – прицелен, едок, меток –
всё метит – словно лапой шалый кот
ткань в платьях, муфтах, шалях мидинеток
ухватит когтем и уток из клеток
плетенья выдернет и в клочья изорвёт.

Как ломко сталь врезается в хрусталь
так слово звонко режется в сознанье –
одно – без злобных знаков запинанья,
перстами трогая висок, скулу, уста ль –
места, чувствительные к ласке,– но мистраль
не душу вытрясет у кости и кастрюль,
но рифмы пленной изнурённое признанье.

Так льдисто, раздирающе и веще –
когтисто шьются стоящие вещи;
из игол кольчатых и содроганья колик –
пассионарный стих – не меланхолик.

*

Моя поэзия.

Я поздно начал да и то не слишком –
в себя влюблённым плутовским умишком;
и рано кончу – пить как пяткой дать.
В умишке плюш – я всем домашним Мишкам
родня по шёрстке – до меня им в книжке
любой из лап и пуговкой подать.

*

Монолог без умолчаний.

Вы сами понимаете ,
что поздно вынимаете –
на пять минут, как минимум,
задержан апогей.
Ведь я не тугоплавкая,
на свет явившись Мавкою,
не тонет мой в жасмине ум.
Вы, дяденька, не гей?

*

Память – это просто губка,
жизнь – коротенькая трубка,
скачет ум мой, словно Бубка,
поднимая планку ввысь.
Не грусти, моя голубка,
что твоя потёрлась шубка;
улыбнись – изгибом губ как
махом чайки – поделись.

*

Вся лепра поэтического дара
язвит лишь в содрогании удара.
Утихнет дрожь и ты опять здоров.
Но, тяготясь обыденным здоровьем,
претясь мычать на мирном, на коровьем –
бредёшь туда, где холод под надбровьем,
лохмотья шлюх и лежбища воров.