По мотивам Лины Костенко. Ван-Гог

ВАН ГОГ.

С добрым утром, мое одиночество!
Что за холод, какая тишь!
Циклопической одноокостью
Небо пялится на Париж

Мука, мука, ты ходишь по грани!
Был вчера еще кум – королю,
А сегодня пепел сгорания
Осыпает палитру мою.

Руки-мытари, мертвые кости!
На мольберте весь мир распят…
Я – надгробье на этом погосте,
А вокруг кипарисы горят.

Небо глухо набрякло грозою,
Псами выгнули спины холсты…
Извержением палеозоя
Переломаны гор хребты.

Через свод мой идет струенье…
Я пастух. Дерева пасу.
В дня карманах, полных терпенья,
Кулаки свои гордо несу.

Не в себе, сам не свой, невменяем –
Не Сезанн – не Гоген – не Мане,
Только не изменить меня им,
Слишком много меня - во мне.

Сумасшедший он, божевольный!
Может быть. А Он – это я.
Боже – вольный…
Боже – я волен!
Доброй ночи, Свобода моя!



Из словаря Даля: Божевольный южн. божегневный тамб. сумасшедший, помешанный, малоумный, благоумный, безумный, дурачок, блаженный, юродивый; взбалмошный, блажной;
|| непомерно вспыльчивый и злой; неистовый во гневе, бестолковый своевольник. Сонный да пьяный, божевольный, не в своем уме.

ВАН-ГОГ

Добрий ранок, моя одинокосте!
Холод холоду. Тиша тиш.
Циклопічною одноокістю
небо дивиться на Париж.
Моя муко, ти ходиш по грані!
Вчора був я король королів.
А сьогодні попіл згорання
осідає на жар кольорів.
Мертві барви.
О руки-митарі!
На мольбертах розп'ятий світ.
Я - надгріб'я на цьому цвинтарі.
Кипариси горять в небозвід.
Небо глухо набрякло грозою.
Вигинаються пензлі-хорти.
Чорним струсом палеозою
переламано горам хребти.
Струменіє моє склепіння.
Я пастух. Я дерева пасу.
В кишенях дня, залатаних терпінням,
я кулаки до смерті донесу.
Самовитий - несамовитий -
не Сезанн - не Гоген - не Мане
але що ж я можу зробити,
як в мені багато мене?!
Він божевільний, кажуть.
Божевільний!
Що ж, може бути. Він - це значить я.
Боже - вільний...
Боже, я - вільний!
На добраніч, Свободо моя!






Copyright © 2007 Marusya Khandus

http://kostenko.electron.com.ua/menu3_1_6.html