Piece by piece...

My unhappy because of Larisa Sh. life.

Мытьё посуды, ссуды и верблюды
не кормлены – всё на меня – повсюду
плакатики – “Ты выполнил урок?”
Платки, скатёрки (задохнись от стирки!),
души притирки, едкие придирки;
я сатанею, пришивая бирки
и вышивая гладью номерок.

К тому же переводы – ведь народы
свой собственный не знают (вот уроды!) –
не жду, что принесут словарь домой.
Но Вы – брюнетка и бывали в Сочи,
напёрсточек воды согрейте к ночи –
отправьте мне e-mail’ом, – между прочим, –
чтоб я омыл мизинчик малый мой.

Стих и эхо. (Cultural references).

     I.Куплет.

На миру и смерть – красна,
в конуре и жизнь – пресна,
поговори со мной, сосна,
не ставшая гитарою.
Я девчоночка мясна,
укуси меня – вкусна?
Месяц юн и я для сна
обзаведуся парою.

     II.Couplet.

Cool night, moonlight,
my soul’s clear flight;
tell me, singing tree,
is guitar really free?
I’m fleshfull girl,
my body’s so pearl.
I hear it’s despair –
oh, lonely night’s fair…

         *

А всё-таки чего-то не хватает,
когда наступят сумерки на грудь.
Нет, мне не нужен просто кто-нибудь –
какой-нибудь укатанный Катаев.

Но кто, – каков он, – тот, кого впотьмах
я был бы рад, сидящим в жёлтом кресле,
вдруг обнаружить – Будда, Мономах,
Катулл, Федул, Флоренский, Олдос Гексли?

О чем бы мы, – о чем бы он, – а я
о том же или, глубже спрятав жало, –
лукавый, юркий, скользкий как змея –
поддакивал, согласие лия,
чтоб кошка меж двоих не пробежала.

Кто знает – в жизни – так же как в листах
исписанных – он жёлчен, едок, хлёсток;
иль, побывав у господа в кустах,
уныло вял как рыхлый переросток.

Пожалуй, ну их; как – нибудь с собой,
наедине с собой в жемчужном свете
впитаем этот сумрак голубой;
нам на двоих – сто лет; мы оба – дети.

          *

     Мизантропия.

Я неохотно помогаю,
себя налогом облагаю,
хоть это вредно, полагаю,
себя налогом облагать.
Я сам себя потом ругаю,
грядущим нищенством пугаю,
стишки дурацкие слагаю,
а правда вопиет нагая:
“Не смей отребью помогать”.

         *

… где хуже мыши
глодал петит родного словаря.
Иосиф Бродский.

Я разгильдяй и не хочу иначе.
Я не могу просить у жизни сдачи,
нет у меня ни дачи, ни придачи,
но есть весёлый хвост и чуткий нос.
Хвостом спеша и носом чуть дыша,
лети душа – пуста и хороша.
Нет у церковной мыши ни гроша,
но с кем всю ночь беседует Христос.

             *

   Воинственность фундаментальна.

В песочнике воюют дети.
Рахелька в вязаном берете
Дувидке пальчиком грозит.
Лопатки разрезают воздух,
а Васька-кот о птичьих гнёздах
вздыхает, толстый паразит.
И гром его не поразит.

         *

Я живу почти в чулане,
зябнут зяблики и лани,
на распяленные длани
сыплет вечности снежок.
Промелькнет едва ль в Милане
росчерк скул Лили Каванни,
носит с важностью Джованни
аппенинский сапожок.

Я беспечный человечек,
унеси меня, кузнечик,
где теплом пахнёт от печек,
сдобно выгнувших бока,
где сползает воск со свечек,
свет медовый душу лечит,
а душа, как тихий вечер,
и бесплотна, и легка.

        *

    Мерзость амбивалентности.

Кто лжёт себе и верит –
тот совершенный плут.

Забравшись в угольный мешок,
я испытал культурный шок,
и этот сдавленный смешок –
моя потуга
больное эго подлечить
и ухитриться так словчить,
чтоб было трудно отличить
овал от круга.

       *

Признаюсь – я ленив невероятно.
Признаю – у меня на попе пятна,
гниения грядущего следы.
Я знаю, что никто не вхож обратно,
плутовка Мориц объяснила внятно:
не жди беды, спеши в сады, срывай плоды.

Да не сиди ночами у воды,
не то застудишь на хрен мудады.