Александра Николаевна Гончарова-Фризенгоф

В порядке полемики со статьей-эссе Татьяны Камяновой "Портрет Александрины Гончаровой"
http://www.stihi.ru/2009/02/10/1599

Татьяна Галкина – это мое настоящее имя. По образованию я филолог, закончила Казахский государственный университет, преподаю в школе с гуманитарным уклоном. Пушкинская тема  - это моя тема, и я люблю все, что связано с Пушкиным, его окружением, его творчеством. И тема Александрины меня также живо интересует еще и потому, что первым в Бродзянах побывал Н.А.Раевский, благодаря ему открылся целый пласт пушкинских реликвий, кусочек русской жизни, которую привнесла Александра Николаевна Гончарова, сестра жены Пушкина, в небольшое местечко в Словакии, в Бродзяны. В Алма-Ате, в моем родном городе, в 1970-х годах  вышла книга Раевского «Портреты заговорили», в которой он рассказывает о своих разысканиях, о поездке в замок в Бродзянах, о встречах с потомками Александры Николаевны. Очень интересна книга Л.С.Кишкина «Чехословацкие находки», публикации Ю.Цинговатова. Сейчас много материалов о Литературном музее имени А.С.Пушкина в Бродзянах, в бывшем родовом имении Фризенгофов, который появился там, благодаря началу, положенному Н. А. Раевским.
   Я согласна с  автором в оценке личности Александры Николаевны, она мне глубоко симпатична.  Протест вызывает пренебрежительное отношение в статье к Наталье Николаевне, голословные, ничем не доказанные обвинения.  Без сомнения, Александрина Гончарова была человеком неординарным, умным, замечательным. И портрет этот мне очень нравится, на одном из чехословацких сайтов я нашла его в цветном исполнении. Цветной портрет, конечно изумителен.  Я вижу на нем молодую женщину с крупными, немного тяжелыми чертами лица, но глаза умные, проницательные, полные внутренней силы. Н.А.Раевский писал, что на этом портрете у Гончаровой «очень миловидное и духовно значительное лицо». Виден характер человека жестковатого, решительного, но в тоже время способного на жалость и сострадание. Есть еще один портрет Александры Николаевны в платье коричневого цвета с высоким кружевным воротником, на голове чепец.  Датирован 1820 – 30-ми годами, художник неизвестен. Здесь лицо ее мягче, легкая улыбка тронула губы. Взгляд даже кажется ласковым. Глядя на эти портреты, я бы не рискнула назвать эту женщину некрасивой. Очень яркая внешность.
В 1834 году Наталья Николаевна забирает сестер к себе в Петербург, она считает, что долг матери приложить все усилия, чтобы выдать дочерей замуж, чего Наталья Ивановна и не собиралась делать. Она уехала к себе в Ярополец, предоставив дочерей самим себе. Этот долг матери берет на себя младшая сестра, Наталья Николаевна.
   И вот сестры попадают в дом Пушкиных. Несомненно, Александра Николаевна была помощницей в семейных, хозяйственных хлопотах, ведь жили они одной семьей. Но переоценивать ее роль в воспитании детей не стоит.  Нет ни одного свидетельства, ни одного письма, в котором бы говорилось о том, что Александрина занимается хозяйством в доме сестры.  А из ее собственных писем видно, что цель ее и Екатерины: занять достойное место в петербургском высшем свете и найти хорошую партию. Письма сестер за период – осень 1835 и зима 1836 года наполнены сообщениями об их успехах, нет ни одного упоминания, хотя бы вскользь, о детях.  «Ну, Нина, посмотрела бы ты на нас, так глазам не поверила, – пишет Екатерина Николаевна 4 декабря 1835 года гувернантке Нине, – так мы теперь часто бываем в большом свете, так кружимся в вихре развлечений, что голова кругом идет, ни одного вечера дома не сидим. Однако мы еще очень благоразумны, никогда не позволяем себе больше трех балов в неделю, а обычно – два. …я несравненно больше люблю наше интимное общество у Вяземских и Карамзиных, так как если мы не на балу или в театре, мы отправляемся в один из этих домов и никогда не возвращаемся раньше часу…».(Цитирую по книге И.Ободовской и М. Дементьева «Вокруг Пушкина. Неизвестные письма Н.Н.Пушкиной и ее сестер Е.Н. и А.Н.Гончаровых») В письмах самого Пушкина жене нет ни одного упоминания о какой-либо роли  средней сестры в домашних делах семьи, только вопросы о здоровье детей, об их проказах, о здоровье самой Натальи Николаевны, о об их общих семейных делах.
   Вопрос, на который пушкинисты до сих пор не нашли однозначного ответа: о связи Пушкина и Александрины, оставляю открытым. Я не знаю правды, а напраслину возводить не хочу. Не могу поверить, что Александрина была способна на предательство.
Да и со стороны Александра Сергеевича нет даже намека на какие-либо нежные чувства к свояченице ни в его черновиках, ни в его письмах. А ведь женщинам, которые вызывали у него интерес, обязательно были написаны стихи, или на черновиках появлялись рисунки, портреты.
После гибели Пушкина Александра Николаевна оказывает огромную поддержку сестре, и моральную и, я согласна, помощь с малышами. Но не нужно забывать, что у детей есть няни, кормилица, другие слуги.
Осенью 1838 года вместе с семьей Пушкиных Александра Николаевна вернулась в Петербург. В ноябре 1838 года они действительно живут по-монашески. Из письма Александрины от 24 ноября 1838 года: «Мы ведем сейчас жизнь довольно тихую. Таша никуда не выходит, но все приходят ее навестить, и каждое утро точат у нас лясы. Что касается меня, то я была только у Мари Валуевой, Карамзиных и Мещерских». В январе Александра Николаевна получает шифр фрейлины стараниями тетушки Екатерины Ивановны Загряжской. Из письма А.Н. Гончаровой  Дмитрию Николаевичу: «Графиня Строганова вывозит меня повсюду; я уже была на нескольких балах, в театре и прошу тебя верить, что я в высшей степени блистательна». Из письма Натальи Николаевны от 7 марта 1840 года: «Мадам Александра всю масленицу танцевала. Она произвела большое впечатление и прекрасна как день. Что касается меня, то я почти всегда дома». Из этих документов видно, что домом и детьми все-таки занималась мать. Наталья Николаевна наверняка рада успехам сестры и лелеет надежду на ее замужество. Она во всем помогает ей, ведь на придворные наряды нужны деньги. В письмах сестер брату Дмитрию это постоянная тема. Но сестры делились друг с другом. «Положение Саши еще более критическое, чем мое, – писала Наталья Николаевна в 1843 году, – и совершенно в порядке вещей, что я отдавала ей все, что мы получали от тебя. Таким образом, с июля 42 по июль 43 я не получала ни копейки из тех денег, что ты нам присылал. Сумма довольно крупная, достигающая 1500 рублей». (Выдержки из писем цитирую по книге И.Ободовской и М.Дементьева «После смерти Пушкина»).
Браку сестры с Ланским, конечно, Александра Николаевна была рада и очень хорошо отзывалась о своем зяте. Но со временем отношения стали напряженными,  средняя сестра стала вносит разлад в семейную жизнь младшей. И не потому, как пишет автор эссе, она была «гордой, самолюбивой натурой», а он «вояка до мозга костей». Совсем не поэтому. И потом почему «вояка»? Ведь военными стали сыновья Пушкина Александр и Григорий. Александр участвовал в освобождении Болгарии от турецкого владычества и был награжден  золотой саблей с надписью «За храбрость». «Вояки» сразились с Наполеоном в 1812 году, гибли в 1914 и отстояли Родину в 1941-45.
Петр Петрович Ланской стал опорой и поддержкой вдове с четырьмя малолетними детьми, которым нужно было давать образование, нанимать учителей, готовить приданое дочерям, обеспечивать будущее сыновьям. Он был прекрасным человеком, сдержанным, спокойным, любящим одинаково и своих и пушкинских детей. А в дальнейшем еще и вырастил внуков Пушкина, детей  Натальи Александровны Наталью и Леонтия Дубельтов.  Семья Ланских была дружной семьей, где царило  взаимопонимание между детьми. Ара¬пова пишет: «С полным доверием поручила она чест¬ной, благородной душе участь своих детей, для которых ее избранник неизменно был опытным руководителем, любящим другом. Слово «отец» нераздельно осталось за отошедшим. «Петр Петрович» — был он для них прежде, таким и остался навек. Но вряд ли найдутся между отца¬ми многие, которые бы всегда проявляли такое снисхо¬дительное терпение, которые так беспристрастно делили бы ласки и заботы между своими и жениными детьми». Дети Пушкина сохранили добрые и хорошие отношения с отчимом  до конца его жизни.
Что касается Натальи Николаевны, она была прекрасной матерью, этого у нее никто не отнимет. Она вырастила семерых детей собственных и троих приемных, племянников Ланского, детей его умершего брата. В семье Ланских часто гостил получавший образование в Училище правоведения Левушка Павлищев, сын сестры Пушкина, которая в ту пору жила в Варшаве с мужем. Из того же учебного заведения Наталья Николаевна брала к себе на выходные дни  и сына Нащокиных Александра. Из письма Натальи Николаевны от 12 сентября 1849 года: «Положительно, мое призвание – быть директрисой детского приюта: Бог посылает мне детей со всех сторон, и это мне нисколько не мешает, их веселость меня отвлекает и забавляет». Еще отрывок из письма: «Я никогда не могла понять, как могут надоедать шум и шалости детей, как бы ты ни была печальна, невольно забываешь об этом, видя их счастливыми и довольными».  (Цитирую по книге Вадима Старка «Наталья Гончарова» из серии ЖЗЛ).  Наталья Николаевна гордилась своими детьми, они  выросли достойными людьми. Александрина же, родив в позднем браке единственного ребенка, полностью забросила пасынка, сына своей же близкой подруги Натальи Фризенгоф. Отец тоже был равнодушен к нему, так что Грегор очень рано ушел из дома. К тому же, у Александры Николаевны был настолько сложный характер, что когда ее дочь выросла, их отношения были очень натянутыми.
 В старости, она сама признавалась в письмах родным: "Была бы жива Натали, с ее чутким, отзывчивым характером, она бы за меня заступилась" (речь шла о денежных делах между наследниками Гончаровыми). Так  кто в доме была хозяйка и мать?

   Александра Николаевна тяжело переживала свое одиночество, крушение надежд на брак. Из воспоминаний Араповой, дочери Натальи Николаевны: «Привыкшая никогда не разлучаться с матерью, она мучила ее своей ревностью, за которой, может быть, таилось чувство зависти. Живя в доме зятя, она чуждалась его общества, обращалась с ним сухо и свысока и днями сидела у себя в комнате, требуя, чтоб мать не оставляла ее в одиночестве. Доходило до того, что мать никогда не решалась ни прогуляться, ни прокатиться вдвоем с мужем, чтобы не навлечь на себя сестрин гнев… Тетушка со своей стороны искренно  любила мать, но как-то по-своему: эгоизм преобладал в ней».
Александра Николаевна  про¬жила в доме сестры восемь лет, вплоть до своего замужества в 1852 году. Но ничто не изменилось в ее характере, воз¬можно, даже неустроенность своей собственной судьбы еще больше ожесточила ее.
«Я в таком мрачном настроении,— пишет Александра Николаевна 10 апреля 1846 года,— в таком глубоком сплине, что я покидаю тебя, дорогой Дмитрий, чтобы не очень докучать тебе». «Что касается меня, то я живу и прозябаю как всегда,— читаем мы в письме от 8 ноября 1847 года.— Годы идут и старость с ними, это печально, но верно. Ничто не вечно под луною, и все иллюзии ис¬чезают».
Ланской ради жены терпеливо относился к причудам и выпадам свояченицы. Посылая подарки жене, он не¬изменно делал подарок и Александре Николаевне. На¬талья Николаевна писала мужу, что внимание к сестре ее трогает гораздо больше, чем к ней самой.
Наталья Николаевна очень страдала от этого семейно¬го разлада. Она очень жалела сестру  и всячески старалась примирить ее с мужем. Приведу  отрывок из ее письма.
   «...Я прочитала Саше часть письма, которая ее касает¬ся. Она была очень тронута и очень тебя благодарит; я ее знаю, она теперь более благосклонно настроена. Увы, что ты хочешь, невольно я являюсь немножко причиной ее отчуждения в отношении тебя, что тут поделаешь: раньше я принадлежала только ей, а теперь тебе и ей. Не может быть, чтобы в глубине сердца она не отдава¬ла тебе должное, не ценила благородство твоего харак¬тера». (Отрывки из писем  из книги Натальи Горбачевой «Прекрасная Натали»).
Но все-таки можно понять горечь положения Александрины в доме зятя и сестры. Неустроенность, приближающаяся старость, одиночество способны изменить самый добродушный характер. Для женщины это самое ужасное в жизни. Понимала сестру и Наталья Николаевна, и всячески старалась угодить ей, облегчить ее положение.
Лет через десять после замужества Александры Николаевны у нее в замке Бродзяны гостила младшая дочь Пушкина Наталья Александровна. Однажды, вспоминая прошлое, тетка добродушно заявила ей: «Ты знаешь, я давно уже все простила Ланскому!» Интересно, что? Долготерпение? Такт? Доброту? Но Александрина «простила» не только Ланского, но, автор пишет, и Дантеса. А вот этому господину не может быть прощения. Если она так любила Пушкина, как  утверждает автор эссе, как она могла из дня в день видеть в своем доме портрет его убийцы? Значит, любовь ее была не так глубока, а может это просто было поклонение восторженной девушки перед поэтом. А может, и не было никакой любви, ее придумали пушкинисты.
Автор пишет, что   статья напечатана с одобрения этих господ. Но как могли пушкинисты не заметить явной ошибки! Я имею в виду все-таки вопрос о Леонии-Шарлотте. Ведь это известно каждому школьнику. Мои ученики наизусть декламируют поэму Н. Доризо «Возмездие» о Леони. Автор эссе утверждает, что у Дантесов было двое детей, а старшая Мария Дантес стала «увлеченной пушкинисткой». У Екатерины Николаевны Дантес не было дочери по имени Мария. Было три дочери: старшая Матильда, средняя Берта и младшая Леония-Шарлотта. Их мать баронесса Геккерн страстно желала сына, чтобы угодить мужу.  Босиком она отправилась в храм, где молила небеса, чтобы ей даровали сына.  Ее желание исполнилось, но страшной ценой. Родив четвертого ребенка, мальчика, она умерла от родильной горячки.  Младшая дочь, влюбленная в творения, эпоху и жизнь Пушкина, самостоятельно овладевшая русским языком, Леони  Дантес в один из вечеров осмелилась резко и прямо высказать отцу свое истинное мнение о его безобразном поступке, а в ответ на его слова о том, что он «тоже человек и защищал свою честь», она назвала отца убийцею Пушкина!
     Мне очень нравится одно высказывание Леонида Пастернака: «Бедный Пушкин! Ему следовало жениться на Щеголеве и позднейшем пушкиноведении, и все было бы в порядке. Он дожил бы до наших дней, присочинил бы несколько продолжений к Онегину и написал бы пять «Полтав» вместо одной. А мне всегда казалось, что я перестал бы понимать Пушкина, если бы допустил, что он нуждался в нашем понимании больше, чем в Наталии Николаевне». Вот под этими словами я подписываюсь с восхищением и признательностью.