Записки простака. Кубанский хайбун

  ВЗГЛЯД БОСИКОМ.

    Говорят, в далёкой Африке люди едят суп руками. Не от бедности или дикости, нет. А  чтобы получать удовольствие от еды всеми чувствами, включая осязание.  В этой традиции заключена какая-то особая, бесхитростная мудрость.
    Вот и мне кажется, что жизнь это такая штука, по которой для полноты ощущения следует брести босиком. Только так, опробывая дорогу босыми ступнями, чувствуя в ней все камешки и выбоины, обжигаясь горячим асфальтом, оскальзываясь на прохладных речных перекатах, натыкаясь на спрятанное в пыли стекло, чувствуешь, что ты – жив.
    Те, кто измеряет движение вперёд по степени проседания зада на подушках в дорогой карете/иномарке, слишком поздно замечают парковку.

Босым, как Басё -
пройдусь по стерне
этой жизни.
Неузнанный,
без поклажи…


  АКАЦИЕВЫЙ ЛЕС.

    Между городом и заводами, между пляжем и дорогой на дачи, на месте старого песчаного карьера вырос целый акациевый лес. Песчаная почва бедна, деревца слабые, но в конце мая, во время цветения, этот лесок становится похож на душистое облако. Сюда редко заглядывают рыбаки и пьяницы – главные посетители здешних мест. Зато бегают лисы и зайцы; надрываются лягушки и соловьи.  Здесь, недалеко от лисьей норы, я нашёл раковину улитки, которая теперь украшает мой рабочий стол.

За экраном телевизора –
лисья нора.
Свалка
*
Спираль галактики
на моём столе
раковина улитки



  ПАМЯТНИК ВШАМ.

                Вши,блохи,жара,
                рядом мочится лошадь.
                Устроился на ночь
                Басё               
                перевод:  gianthare

     Однажды Басё путешествовал по северным провинциям в сезон дождей. Намереваясь пройти из одной провинции в другую, он был задержан местной стражей, которая отнеслась к нему с подозрением и долго не хотела пропускать непонятного «бездельника» - почти бродягу.  Только под вечер он освободился, но попал под ливень и был вынужден остановиться в ближайшем селении, где ему также не обрадовались. Три дня стояла непогода – Басё был вынужден оставаться в том месте и терпеть лишения. Тогда он и написал приведённое выше стихотворение.  Теперь на этом месте стоит памятник.
     Так странно, что для живого Басё не нашлось нормального крова, зато теперь там, где его одолевали вши и блохи красуется памятник. Наверно, люди везде одинаковы и мёртвого поэта им удобнее любить, чем живого – что в Японии, что в России, что в Африке; что вчера, что сегодня. Ещё Конфуций говорил: «Наши улицы полны мастеров, но мы не замечаем их». Наш глаз ищет чего-то яркого, вычурного, не замечая истинного совершенства – «надзуны в цвету».  О, если бы каждый из нас пытался увидеть поэта в чудаке по соседству! Но увы…

Бомжа и поэта
перепутать несложно
под летним ливнем


               
  ВОСПОМИНАНИЕ О ЛЕТЕ.

     Замирает жизнь на Кубани в июле. Небо выцвело, как Наташкины джинсы. Воздух сух, словно лекция по историческому материализму. Даже летние кафе полупусты.  Только присутственные места привычно забиты народом, истекающим потом и желчью. Люди, вынужденные наносить визиты государству, раздражённо вздыхают, преисполненные осознания бесцельно потраченного времени. И кажется – вся жизнь здесь, в рабстве. И только Парменид, стоящий в сторонке, лениво жуёт соломинку и улыбается. Он давно знает/знал, что мир похож на большой  шар из янтаря.
     Пармениду смешно: не бывает времени потраченного впустую – время, субстанция неотделимая от нашего существа. Ведь не скажешь: рука была зря? Вдохи и выдохи; запахи и звуки; непередаваемое ощущение собственного бытия.  Не бывает и дней, пробегающих мимо. Загляни в июль: летний день недвижим, словно патока или янтарь. И в этой расплавленной смоле навеки застыли кособокие лавочки у подъезда, утомлённые зноем цветы, сохнущие на балконе Наташкины джинсы. Вглядись, и ты увидишь, как замерли  в полёте птичьи крылья …
Всё оно здесь и всё – рядом. И ты всегда можешь заглянуть сюда на часок, чтобы снова испытать чувство радости, которая постоянно рядом, ощутить вечный зной твоего лета и сравнить цвет неба с цветом застиранных джинсов…
     Ты чувствуешь взмокшей спиной, что Парменид  прав. Но Сизиф, засевший внутри тебя, упрямо шепчет: «надо катить этот шар дальше!»

Томительный полдень -
полёт бабочки-однодневки
всё длится… длится…


   МЕЛОВЫЕ ЛЮДИ.

     Меловые люди стремительно проносятся вдаль, с воем моторов и скрежетом тормозов. Грубая музыка скорости очаровывает и подчиняет их. И птицы над ними слетают в траву, сбитые свистом рассекаемого воздуха.  А кто-то всё пишет по школьной доске судьбы крошащимся мелом и кусок в его руке на глазах истончается. Но гонщик торопится, не думая о том, что след на асфальте может стать линией его жизни, наглядным уроком кому-то другому.  Он не видит, как из пальцев пишущего выскальзывает последний кусочек…
     Вот и всё. Остаётся лишь контур на дороге, очерченный мелом – короткое резюме.  И красная клякса – последняя точка. Деловитые люди с рулеткой ходят вокруг, замеряя оставленный след. А призрачный гонщик несётся всё дальше, не замечая собственного финиша.

лепестки
на асфальте -
вот и вся весна



     Маленький город становится большим кладбищем для мира, который ты знал. Уходят люди. Знакомые и просто соседи. Вместо старых садов возводят каменное жильё.  Безликое и неуютное.

Сад жизни
переходит
в сад камней…


   КОШЕЛЁК ИЗ КОЖИ.

       На днях мы заговорили дома о свойствах человеческой кожи и мама рассказала такую историю: «Дядя Коля по прозвищу «Гром» вернувшись с войны в Рубцовск, привёз из Германии кошелёк из человеческой кожи. Красивый такой, мягкий. Хозяйственные немцы много чего изготавливали  в концлагерях. Дядя Коля показывал его своим знакомым и говорил: «вот что фашисты хотели сделать с нашим народом». Все смотрели на кошелёк и плакали»…



   ЧЁРНЫЙ ЧАЙ.

     Многие люди, очарованные восточной культурой,  начинают вовсю подражать японцам: пьют только зелёный чай, едят роллы, гордятся тем, что пользуются заморскими предметами и донимают друг друга просьбами «показать свой дзэн» (словно это некий диковинный орган, который можно показать и сравнить).
     Каюсь, я предпочитаю пить чёрный чай – с детства привык. И японцем себя нисколько не считаю. Но когда я читаю Басё, я чувствую, что он думает/думал/будет думать сходным со мной образом. Я могу задать ему вопрос и получить ответ. С ним можно задушевно побеседовать. И какая разница, в какой из стран и эпох жил/живёт/будет жить каждый из нас? Какого цвета чай употребляет и на каком языке говорит – что касается истинной природы, то здесь нет различий. В некотором смысле каждый из нас будет для другого иллюзией,  «матрицей», и в то же время – несомненной реальностью.

О вечном под утро –
только с Басё…
и то редкий гость