Об Оскарах вспомнилось дневниковое

Вернее,не забывалось. Потому что настоящих врачей не забудешь никогда.

Аппендицит мне удаляли в беременность. На каком это месяце, если операция была в начале июня, а родила я в конце августа?

Пришла к хирургу - направили из женской консультации - измученная болью, но искренне верящая в то, что можно что-то придумать, кроме операции. Как объяснить эту уверенность, не понимала уже через несколько дней.Но с беременными бывает и не такое - по себе знаю.

Пошла в поликлиннику, никого дома не предупредив  не только о том, куда иду, а вообще о существующей проблеме.

Хирург пощупал и стал набирать 03.

Я представила себе, что будет с моими близкими, когда они вернутся домой, а я исчезла вместе с пузом в неизвестном направлении. Говорю, не надо "скорую"!
 
- Не понял, ты что думаешь в больницу на троллейбусе ехать?

Я думаю совсем туда не ехать...И опять в полной уверенности, что обойдётся как-нибудь.

В приёмном покое меня щупали разные и долго. В отделении меня щупали другие и ещё дольше. Многие по-несколько раз. В конце концов, у меня перестало болеть, стало легко, хорошо и приятно. Говорю  - спасибо, ничего не болит - теперь можно домой?

Тут они переглянулись и сказали, что будут резать, и никак иначе.

 - Хорошо, - говорю, - только без наркоза, потому что ребёночку нельзя, и дайте хоть соседям позвоню, чтобы они моих предупредили - те не знают, что у меня болело.
 - Партизанка? - спрашивает хирург. - Без наркоза ты на столе родишь.

И долго объясняли мне, почему лучше под общим, чем под местным. Убедили.

Лежу в операционной, сестра заходит.

- Господи, что ж я с этим пузом делать буду?!

Привязали. Втыкнули иголку в вену, физраствор кап, кап, кап. И вышли.

Кап, кап, кап...

Мозги беременным отказывают, но чуйка....

От помещения собственно операционной идёт длинный-длинный коридор, заканчивающийся дверьми, на которых с обратной стороны написано "Операционная. Посторонним вход воспрещён".

А я лежу и совершенно чётко слышу мамин голос...крик. Что абсолютно невозможно, учитывая расстояние.
 
- Мама пришла? - спрашиваю, как только кто-то зашёл. Кап, кап. кап. Не плачу, физраствор за меня это делает.
 
- Лежи спокойно, никого нет. Сейчас начнём.

 - Только не зарежьте маленького...

Уже потом, когда совсем отошла от наркоза, мне признался анестезиолог, что мама тогда прибежала, вцепилась в хирурга и кричала, что мне нельзя общий наркоз...и они решали, что делать.
Анестезиолог был из другого отделения. Каждый день он забегал ко мне и спрашивал, бьётся ли малыш.

А он бился, ещё как бился...первое, что помню после операции, это как быстро и больно бьются ножки у меня в животе, и лицо хирурга над собой.
И опять беременность да  остаток наркоза сказываются. Спрашиваю, а Вы видели, кто там - мальчик или девочка?

 - А ты кого хочешь?
 
- Мальчика.
 
- Мальчик, мальчик...видел.

Улыбаюсь ему, счастлива. Через пять минут начинаю соображать лучше и - в слёзы - это так обидно...
 
- Зачем Вы меня обманули?! Вы не могли видеть ничего...Зачем?

Он смеётся.

Несколько дней и ночей разговариваю только шёпотом, чтобы не закричать, потому что не позволяю делать себе обезбаливающее, даже анальгин.
Гинеколог покричала да бросила - не сдаюсь.
Лечащий врач приносит щит, перекладывает меня вместе с матрасом на него, чтобы не проваливалась в панцирь - спина не выдерживает.

Наконец-то первая ночь, когда могу задремать.
Но не тут-то было. Больница есть больница - сначала привезли старушку с внутренним кровотечением, потом ханыжку с коликами - допилась.

Старушка лежит тихо-тихо, ей совсем плохо, свет не выключают, приходят менять капельницы.
Ханыжку обкололи новокаином, она орёт, что умирает...

Сколько раз замечала, как алкоголики боятся смерти - панически. Чувствуют, что убивают сами себя?

Старушку жалко, спрашиваю тихо врача, что с ней. Он мне почти одними губами говорит, что они могут только облегчить, спасти не в силах.

Каким-то образом наш диалог слышит ханыжка. И принимает всё на свой счёт....Не успевает врач выйти из палаты, на всё отделение раздаётся мощнейшим голосом  "Помогите, умираю!!!"

Приходят. успокаивают.

Только задремлю - "Умираю-ю-ю! Помогите!!"

Опять приходят, успокаивают.

На какой-то раз, только она открывает рот, поднимаюсь  к ней и очень убедительно говорю, что если она ещё раз позволит себе крикнуть, до утра не доживёт - убью.
Вижу неподдельный страх в её глазах, она мелко-мелко кивает и молчит.

Возвращаюсь в кровать и наконец-то засыпаю. Блаженство....

На другой день ханыжку выписывали. Благоверный собутыльник приносит её вещи и косметику. Она подводит крошечные глазки, рисует румянец, мажет красной помадой тонкие губы. Серая юбочка, розовая блузочка. С иголочки. И с гордо поднятой головой проходит мимо меня, встряхнув распущенными волосами. Здоровенная такая - ух! Наконец-то видно, что ей приблизительно тридцать...

Мы со старушкой смеёмся - старушке полегчало. Тут выясняется, что её невестке тоже удаляли аппендикс во время беременности. Невестку зовут Леной (этому я уже не удивлена). 

Врачи носились со мной до самой выписки, как с писаной торбой. В торбе малыш бился уже спокойнее, как ему и положено.

На прощание еле-еле, насильно, всучила букет анестезиологу, большую коробку конфет оставила в ординаторской.С хирургом не попрощалась - он ушёл домой...

Никогда не мечтала о наградах, но своего Оскара - так звали хирурга - получила вовремя, да ещё и какого - живого,  настоящего, с золотыми руками. Остальных имён не помню, к сожалению....

Было это в 1990 году в городской больнице на Слободке.
Малышу в августе этого года исполняется 21.