Письмо к Мани-Лейбу

ПИСЬМО К МАНИ-ЛЕЙБУ

                …Пьяный Есенин прочел отрывок из «Страны негодяев».
                По рассказу В. Левина, Есенин, читая, будто бы изменил
                одну строку в устах своего героя… прочел не «еврей», а
                «жид»… Думаю, что Левин говорит правду, ибо все по-
                следующее это подтверждает. Этой «переменой» евреи
                возмутились. А когда Айседора … начала танец, …он
                бросился на нее с кулаками… В этой достаточно безобраз-
                ной сцене … Айседора дала понять, что он подвержен
                «припадкам»… Но когда … начали вязать Есенина, он…
                пришел в еще большее бешенство, дрался, … крыл  схва-
                тивших его евреев – «проклятыми жидами!», кричал –
                «распинайте меня, распинайте!». Обруганный «жидом»
                Брагинский будто бы дал Есенину пощечину, а тот плюнул
                ему в лицо. Вообще поэтическая вечеринка оказалась мало
                «поэтичной».
                Но на другой день поэты, разумеется, помирились. …
                …Душевно и физически разбитый Есенин написал Мани-
                Лейбу письмо, которое Ярмолинский приводит в подлин-
                ном его написании (со всеми ошибками и недописками):
                «Милый Милый Монилейб!
                Вчера днем Вы заходили ко мне в отель, мы говорили
                о чем-то, но о чем я забыл потому что к вечеру со мной
                повторился припадок. Сегодня я лежу разбитый морально
                и физически. Целую ночь около меня дежурила сест. мило-
                сердия. Был врач и вспрыснул морфий.
                Дорогой мой Мони Лейб! Ради Бога простите и не ду-
                майте обо мне, что я хотел что-нибудь сделать плохое или
                оскорбить кого-нибудь. Поговорите с Ветлугиным, он Вам
                больше расскажет. Это у меня та самая болезнь, которая
                была у Эдгара По, у Мюссе. …
                ….Что я могу сделать, мой Милый Милый Монилейб,
                дорогой мой Монилейб! Душа моя в этом невинна, а про-
                будившийся сегодня разум подвергает меня в горькие
                слезы, хороший мой Монилейб! Уговорите свою жену,
                чтобы она не злилась на меняю Пусть постарается понять
                и простить. Я прошу у Вас хоть немного ко мне жалости.
                Любящий Вас Всех
                Ваш С. Есенин. …».
                Роман Гуль. Сергей Есенин за рубежом.
               
                …Сложность заключалась в том, что он говорил толь-
                ко по-русски, а она по-английски, французски и немецки,
                и всего десятка два слов по-русски. Но она – была
                танцовщица, она понимала его без слов, каждый жесть его.
                А он восторгался ее танцами и жестами (отнюдь не реча-
                ми) и ее изумительно добрым сердцем.
                … Однажды … я пришел к Есенину в отель и он сказал
                мне, что собирается на вечеринку к еврейскому поэту
                Мани-Лэйбу, переведшему многие его стихи на
                еврейский язык Он собирался туда с Изадорой и про-
                сил меня его сопровождать. …
                …Изадора оделась в дегкое платье из розового тюля,
                напоминавшего ее балетные туники … И мы вышли
                из отеля … и отправились в далекий Бронкс. …
                Сам Мани-Лейб, … и жена его, Рашель, … встретили
                гостей добродушно и радостно. … И как только мы
                вошли, начался вечер Богемы в Бронксе. Сразу же
                пошли по рукам стаканы с дешевым вином… Я слы-
                шал фразочки некоторых дам:
- Старуха-то, старуха-то – ревнует!.. …
- Подлейте ему, подлейте еще…
                … И вдруг он, упорно смотревший на легкое платье
                Изадоры, схватил ее так, что ткань затрещала и
                с матерной бранью не отпускал… На это было мучительно
                смотреть…
                …И он продолжал бросать в нее жуткие русские слова,
                гневные. А она  … покорно стояла против него, успокаи-
                вая его и повторяя те же слова, те же ужасные русские
                слова,…вряд ли понимая их значение: ать, ать, ать…ать…

                Вен. Левин. Есенин в Америке.

I

Прости, Мани-Лейб мне раздоры,
Я в них не повинен, ей-ей!
Отстань от меня, Изадора!
Болеет Есенин Сергей.
Болеет... Рыдает тальянка.
Белеет черемухи цветь...
Занозою – американка…
Ну что ты немуешь, ответь?
Тяжелое небо застыло.
Я в нем, как в намокшем пальто.
Заморские хари постыло
Висок мне буравят винтом.
Скрежещут - щетинясь, ощерясь.
Их лязг глушит всплекс лепестков...
И снова сионские дщери
Одни лишь взыскуют стихов.
Так было в России... Так было..
Так есть, где бы ни был поэт.
Тяжелое небо застыло...
Вздохнуть бы... А воздуха - нет.
Мой друг, Мани-Лейб, сердцу милый,
Прости мне вчерашний дебош.
Я ночью не спал... То ли выла
Пурга...
То ль сквозь спелую рожь
Я шел, молодой и беспечный...
Падучая липла, губя...
Прости, Мани-Лейб, друг сердечный,
"Жидом" называю любя...
В России сейчас неспокойно.
В России всю жизнь кавардак.
То - войны, то - вой, а то - бойня,
Разбой, мордобой да кулак...
Трепещут под ветрами ветви
Иудиных серых осин...
Допрыгались, сукины дети,
А с ними и я - сукин сын!
Давно уж оборваны нити...
Там царство багряных зверей.
Но где-то в метели, невидим,
Мистический бродит еврей.
Он с жалостью смотрит... И взором
Все хочет мне что-то сказать...
Ну что ты опять, Изадора?
Ну да, "твою мать, твою мать..."!
Заладила... Ишь, заучила...
Плясунья... Талант твой мне мил!
По морде вчера получила,
А я и не помню, как бил!
Падучая, дочь всех исчадий,
Владеет душою моей.
Прости, Мани-Лейб... Я несчастен...
Люблю Вас. Есенин Сергей.

II

Последствия пьяного транса...
Он рвал на мне платье вчера...
Как странно, что я - иностранка,
Ведь я ему - мать и сестра.
Кричу я - меня он не слышит,
И речь моя - сор для него.
Потом он поэму напишет,
А я не пойму ничего...
Как странно, что плещется глухо
Молва за моею спиной:
"Старуха! Старуха! Старуха!
К мальчишке прилипла - женой!
Бесстыдница!"
Вот он устало
Уставился... Смотрит в окно.
Я помню, как рукоплескали
Мне в Санкт-Петербурге... Давно.
Давно? Но ведь - рукоплескали,
Ласкали и льстили... Уста,
Что льстили, давно уж увяли,
Но разве сама я - не та?
Есть миг обнаженного чувства,
Бесстыдства души без греха...
Он носит названье: искусство -
Движенья ли, звука, стиха.
Над мигом сим время не властно,
Он вечности принадлежит.
Нет, нет, ничего не погасло!
Пусть в слове я скована, -
Страстно
Душа моя требует: "Жить!"

Но что же, порою бессильна,
Пугаюсь я, никну, грустна,
Отравою странной России,
Как опием, напоена?
...Мой мальчик, отчаянно милый,
Чудесный, порочный, приляг!
...Я зимы их раньше любила -
В огнях, в рысаках, в соболях.
Я в танце - и стужей, и зноем,
И солью была всей земли!
Потом наступило иное...
И зимы - иные пришли.
Рассказывали о разрухе...
О крови... О голоде...
Нет!
"Старуха! Старуха! Старуха!" -
Волною мне плещется вслед.
От этого ли только горечь?
Не думать... Так хочется жить!
Ну да, и разруха, и голод...
От памяти кто убежит?
И тот, кто сегодня мне дорог, -
Он болен... В нем память больна...
"Умрешь ты, моя Изадора...
Умрешь, чужестранка-жена..."

III

"Язычница... В тайну движенья
Знать,  эллинский Бог посвятил...
/"Эллада до грехопаденья"/ -
Так Розанов определил
Твой танец... В каком было веке?"

В серебряном...

Это - в бреду.
Дрожат напряженные веки.
Сейчас я к нему подойду.
Быть может, напиться он хочет?
К рукам моим скоро привык...
В падучей он что-то пророчит,
А мне не постичь, что бормочет...
Какой непонятный язык!

"В холодную глотку рассвета
Багровой зарею плеснет...
Иудиной петлей поэта
Удавка судьбы захлестнет!
...О чем говорит моя роща
В березовой милой стране?
Язычнице эллинской проще
Простится, чем русскому, мне!
Мертвяк гости с голоду гложет...
Расстрел... ВЧК... Арсенал...
Распят мой Христос... И я - тоже...
Я - тоже Его распинал!
Уж лучше умру под забором,
Чем гвозди в Твой крест вколочу!
Не мучай!.. Я скоро!.. Я скоро!..
...О чем ты молчишь, Изадора?"
"О Боже! О чем я молчу!"

____

О чем он кричит так ужасно?
Зачем я стою, помертвев?
Здесь Бронкс, не Москва... Утро ясно.
К чему-то осталась причастна...
Померк наш камин, догорев.

В нем морфий с полуночи бродит -
Скандального вечера след.
Сестра милосердья уходит.
Рассвет...
Над Нью-Йорком - рассвет.
Разбужены ранние птицы,
Их крик - городской, не лесной.
И хочется в пляску пуститься
И выплеснуть ужас ночной!
Невнятному бледному  солнцу
Воздать бы хвалу, чуть дыша...
Но тянет в колодец бездонный
Бездонная эта душа!
И руки внезапным узором
Сплетаются в пляске теней...
"О чем ты молчишь, Изадора?"
"Не знаю, Есенин Сергей!"
Наверное, вправду - старуха!
Смятенные тени дрожат...
Разруха?.. А если - разлука?
А если сейчас - убежать?
И пыльною встрепанной птицей,
С трудом встрепенувшись от "Кыш!",
В тяжелый простор провалиться...
Пусть шелковым шарфом струится
В сиреневой дымке Париж!
Смятенные тени неверны...
Я снова к нему подхожу...
Он бредит... То - "ветры", то - "вербы"...
Мы к старости все суеверны...
О чем я все время твержу?!
Нелепые сплетни! До них ли!
Тут где-то осталось вино!
...Кудрявые ивы поникли...
Замерзли от ветра молитвы...
Так я танцевала... Давно.
Вздохнуть... И подушку поправить.
И долго глядеть на него...
Кому удалось обезглавить
Двуглавых орлов? Для чего?
Зачем злые ливни размыли
Глубоких могил колеи?
...Какие-то странные мысли.
Как будто - совсем не мои...
В каких он мирах пребывает?
Я крупною дрожью дрожу.
Он тихо глаза открывает,
Я тихо глаза отвожу...
И мука безмолвного крика
Нью-Йорк наполняет до крыш...
"Язычница, ты - безъязыка!
О чем ты так страшно молчишь?!"

"Любимый, мы встретимся скоро!
В разлуке меня пожалей!"
"Умрешь ты, моя Изадора!"
"Умрешь ты, Есенин Сергей!"

IV

...В Неву ли, в Гудзон или в Сену
Несется машина с детьми...
Мы все замурованы в стену
Своей безъязыкой земли.
Нас всех Вавилонским позором
Господь обеззвучил... Ей-ей!

"Прости, Мани-Лейб, мне раздоры...
Прости ради муки моей..."