Грузчик высшего разряда и валенки для евреев

   
                Грузчик высшего разряда


  В 1980-ом году состоялась моя первая поездка за границу государства Израиль, и произошло это необычным образом. Пройдя конкурс, проводимый организацией "сохнут",я была направлена  на двухмесячную агитационную работу в Вену, куда каждый день прибывал самолёт с новоприбывшими  из СССР.
      Вена в это время  являлась перевалочным пунктом, откуда измученные "овиром" евреи разъезжались по разным, готовым принять их  странам, минуя Израиль.
   В мои обязанности входило информировать этих людей о нашем молодом государстве и,если удастся,изменить их решение рассеяться по миру. Основанием к этому являлся закон о воссоединении с родными, уже проживающими в Стране Обетованной. 
   Мне, как представителю "сохнута" была предоставлена четырёхкомнатная квартира  в прекрасном районе Вены на улице Африканергассе.Переселенцев же размещали в нескольких низкопробных гостиницах.В одной из них находился мой кабинет, где в первый же день работы появилась семейная пара с двумя детьми из Вижниц с потешной фамилией Кукушко.Огромная мужеподобная жена и тщедушный муж слёзно описывали недавние многолюдные поминки любимой девяностотрёхлетней мамы и бабушки,которая,без всяких на то причин,безвременно скончалась.Не в силах справиться с душевной мукой,безутешная семья решила отправиться за моральной поддержкой к родственникам в Канаду.Эти,убитые горем, люди были  бы счастливы репатриироваться  в Израиль,но,к сожалению, выявились две  причины,по которым они были  вынуждены отказаться от этого счастья. Одна из них - полное отсутствие родных и близких на Святой Земле. Другая немаловажная причина,- это особая, не пользующаяся спросом в Израиле,специальность мужа.Он,как оказалось, работал до выезда из Союза... грузчиком высшего разряда.Последний аргумент,как я ни сдерживалась,всё же выдавил из меня  улыбку. Тем не менее, я  вручила им подписанный документ и пожелала счастливого пути.Раскланиваясь и сморкаясь в туалетную бумагу, посетители задом зашаркали к выходу  .
  В конце недели ко мне в кабинет зашла щуплая старушка и,к моему не малому удивлению, попросила отправить её к единственной дочери, проживающей в   Израиле.  Вначале бабуля горела желанием ехать в Канаду, а потом,видете-ли,  передумала. Сейчас она  жаждет  умереть и быть похороненной на Земле Обетованной.Птичья фамилия посетительницы  и её древний возраст заставили  меня поинтересоваться, есть  ли у неё сын.Женщина опустила голову,сомкнула впавшие губы и надолго замолчала, только острые глазёнки бегали по углам комнаты в поиске единственно правильного ответа,как будто кроме "Да" и "Нет" у неё в  запасе была ещё какая-то альтернатива.
    Я нашла папку с документами Кукушек,положила её на стол перед бабкиным носом и,указав на фотографию грузчика,спросила знакома ли она с этим человеком.Старушка,как будто смутилась,помолчала ещё минуту и,не удержавшись,запричитала,понося последними словами своего вновь обретённого  сына и его гренадёршу жену, которые, " сволочьё,а не  дети, изверги и душегубы". Бабка всхлипывала и приговаривала:"кровопивцы хреновы,шоп вы горели ярким пламенем в той проклятой Канаде".
   Судьбу этой семьи решила тель-авивская прописка дочери старушенции, оказавшейся родной сестрой  грузчика.
   Через час я поднималась за несостоявшимися канадцами в сохнутовский  мини-автобус,заполненный стариками, только что прилетевшими из Союза и, также, как и мать Кукушко, мечтающими почить  на Святой Земле.
   Белобрысый австриец,водитель автобуса,нёсся, как угорелый в "Красный Крест"(временное убежище для евреев перед вылетом в Израиль),видимо, получив указание от "Сохнута", спасти израильские кладбища от перенаселения.
      В автобусе разыгралась сцена, ей-богу, покруче МХАТовской.
   Бабулька сидела рядом с водителем, и её седой пучок волос дрожал на поворотах и светофорах.Сзади,впритык к ней восседала невестка, широким торсом загораживая остальным членам семьи и вообще всему дому престарелых бегущие навстречу пейзажи.
      Меня прижали к окну.В какой-то момент я услышала тихий стон  и, не увидев  бабкину маячившую причёску,  приподнялась посмотреть, все - ли, в порядке.
   Внизу перед сидением,упёршись коленями в пол и  держась за голову, кряхтела старуха, а в  это время невестка  пыталась втиснуть свою слоновую ногу в гигантский туфель с массивным широким каблуком.
  Я тут же велела водителю остановить автобус и, окликнув  гренадёршу,  поинтересовалась, что она сделала с бабкой.Та растерялась и стала что-то бормотать о  навозной мухе, которая,якобы,уселась на голову свекрови и которую она, преданная невестка, просто смахнула,а стерва свекровь, как всегда, не правильно поняла её добрые намерения и специально  грохнулась на пол автобуса.Когда я  устрашающим голосом спросила, для чего она снимала туфель, тёткин бас поднялся на две октавы и превратился в тенор. Заикаясь, она подтвердила, что именно туфлёй согнала муху и не понимает, что в этом такого странного, ведь все знают, что обувь это самое надёжное средство избавляться от насекомых. В этот момент показалась рука старухи, лежавшая на поднимавшейся снизу голове, как будто,бабка, не надеясь на постороннюю помощь и ухватившись за собственные волосы, сама себя  вытягивала из пропасти. Голова повернулась и шепеляво завопила запавшим ртом,  еле удерживая выскакивающий протез:
      — Люди добрые, вы все видели?  Эта жирная корова хотела меня прибить каблу… …
      Не дав ей закончить фразу, невестка вцепилась свекрови в благородную седину, без труда вырвав клок волос с двумя шпильками. Бабка завопила:  - Убивают! - и  повалилась на безучастно смотревшего и  ни слова  не  понимающего водителя. Во время этой потасовки, грузчик высшей категории тихонько сидел на своём месте, аккуратно сложив маленькие ручки на скромно сжатых коленках.
      Я пересадила покалеченную старуху  подальше от невестки, и автобус помчался вперёд. До "Красного Креста" оставалось не больше километра. На  опустевшем  сидении валялись две шпильки, которые я, на всякий случай, убрала от греха подальше. В каком составе эта семья приехала в Израиль мне неизвестно, хотя предположить можно, ведь до отлёта оставалось ещё целых три дня и, ой, как много можно успеть за это время.

                Валенки для евреев

               

     В этот раз люди собрались, в своём большинстве, приличные, растрогались, посмотрев фильм об Израиле, и разговор о еврейской идеологии и  самосознании завязался сам собой. Я рассказала об основоположнике сионизма, Теодоре Герцеле и о лидере сионистских движений Зееве Жаботинском, об их мечте создать  независимое государство , как убежище для мирового еврейства. Собравшиеся слушали внимательно, а некоторые даже, что-то записывали в блокноты. В конце встречи вскочила колоритная  женщина  средних лет, размахивая криво оторванным листом бумаги. Она протиснулась между  стульями и, подбежав к моему столу, приняла ораторскую позу.

 - Слушайте, что я вам скажу. - Женщина подняла руку и театрально опустила глаза.  - Вы все,  -  она поочерёдно указывала пальцем на каждого присутствующего -  настоящие свиньи. Я испуганно  заёрзала, кто эта баба? Откуда она взялась? Неужели из Израиля? Как такая жлобина могла пройти конкурс?

- Простите, я сама....дайте мне сказать.     -Я пыталась вставить слово, но, выступавшая, отмахнулась от меня и, решительно перерезав ладонью воздух, продолжала:

- А что? Давайте, валяйте в свою Америку, если родина, пусть даже историческая, для вас пустой звук. Вам Израильтяне целую страну предлагают, а вы об Американских штатах мечтаете, чтоб  на ихних харчах разъесться и  стать ещё жирнее и противнее.

   Я была шокирована такой наглостью и, довольно резко, её прервала.

-  Послушайте, женщина, отойдите отсюда немедленно и  сядьте на своё место.

- Так душа ж разрывается, госпожа Ирена. Для кого первопроходцы  еврейскую страну строили, а?    Она сдвинула скорбящие брови и выбросила руку в сторону висевшего на стене экрана и,  тут же, победоносно глянув на обалдевших  людей, ткнула  в зал указательным пальцем:

- Для вас, предатели. Для вас, иуды. Вы нации своей изменили. Идеям сионизма, о которых мечтали (она поднесла к глазам клочок бумаги) Черчилль и Шапутинский, два крупных основателя бомбоубежища для евреев.

Голос выступавшей становился всё громче и громче, заглушая тут и там приглушенный хохот. Фразы, впервые услышанные сегодня, перемешались в её  голове, а вечерний дебют на гостиничной сцене, превратился в бесплатное шоу. Наслаждаясь звучанием своего окрепшего голоса, она продолжала:

- Для вас, эти, всем известные люди заложили краеугольный камень на святой земле, а вы, неблагодарные, не желаете на этот камень даже наступить. Одумайтесь, пока не поздно и станьте куском того мирового еврейства, о котором говорила уважаемая госпожа Ирена.

Глаза женщины блестели и она, явно ждала аплодисментов.

     - А кто  вы, гражданка, сионистка? Откуда взялись и куда направляетесь, можно узнать? — я  с любопытством наблюдала за этой своеобразной особой.

- Мы? Лично?

- Да, вы.

- Мы... Я...Мы..из Ростова на Дону.

- Ну, а дальше?

-  Да вот, хочу вам помочь пробудить заснувшую национальную гордость у этих жи... евреев.

- Так что, вы к нам в Израиль собираетесь?

- Я бы с удовольствием, но у моего мужа в Канаде проживают единственные  близкие родственники по линии дедушки, который до революции имел артель, где валяли валенки.  Он скончался от рака мочевого пузыря и, перед смертью завещал всей семье продолжить,  начатое им дело. В память о любимом дедушке, (артистка смахнула со щеки несуществующую слезу и приложила руку со шпаргалкой к сердцу), мы вынуждены пожертвовать репатриацией в Израиль и отправиться в далёкую, чужую и холодную страну. Там, на чужбине мы будем развивать идеи сионизма, обувая, трясущихся от холода, евреев в валенки, что бы  ни дать им замёрзнуть, вдали от солнечной родины.

   Гулкие стены закамертонили от разноголосого смеха и напряжение спало. Застывшие позы, сидящих вплотную друг к другу людей, как по команде; Вольно;, сдвинулись и, превратились в шумящий муравейник. Бурных аплодисментов не последовало. Не получив ожидаемое признание и бросив на присутствующих презрительный взгляд, тётка вернулась на место.

   Люди подходили ко мне и  благодарили за профессиональную лекцию, а некоторые, закурив сигарету, спешили выйти в коридор.  Невысокий лысый человек, прижимая к себе футляр от скрипки,  о  чём- то спорил со злополучной  ораторшей, испуганно оправдываясь слабым покачиванием  головы и вялым подёргиванием плеч. Она же, явно, одерживала победу, нависая над противником и не уступая ему ни в телосложении, ни в средствах наступления. Подперев бока руками и широко расставив ноги, она надвигалась на него, выставив подбородок, как будто метила клюнуть его в  лысую голову. Тот сжимался и пятился назад. В этом петушином танце они приблизились ко мне, и я услышала голос интеллигента:

- Во- первых, вы мне не тыкайте. Во-вторых, я не музыкантишка, а известный скрипач. Я двадцать лет жизни отдал этому благородному труду, а вы..вы просто базарная баба, пиво-воды, хамка, да кто вам дал право говорить с людьми  в  таком оскорбительном тоне?
Сжатый кулачок  оторвался от футляра и затрясся в воздухе, что  только рассмешило неугомонную тётку.
- Я таких  пиз…ов, как ты, голубчик, нюхом чую. Постоял бы с моё за обледеневшим  прилавком, так и  пиликанье на скрипочке в привокзальных ресторанах, за труд бы не держал, а только лишь за удовольствие. И не указывай мне, какие  выбирать выражения. Я, хоть, в консерваториях не училась и ноты не знаю, но  выражаюсь покруче тебя. Взбалмошная баба приблизилась к его лицу и с шумом

чмокнула воздух возле оттопыренного музыкального уха. Потом сложила два пальца вилкой, как будто  хотела проткнуть его испуганные глаза, но передумала и, кинув пренебрежительное,   "Да, пошёл, ты",…развернулась и, играя плечами, пошла к выходу, напевая, цыганский романс "Я ехала домой".



Через неделю продавщица с семьёй покинула Вену. Она вышла из дверей отеля в блестящем длинном платье, с переброшенным через плечо чучелом лисы и бокалом шампанского. Небрежно бросив прощальное "Адью", она царственно понесла себя к   переполненному автобусу. Поднимаясь по ступенькам, и,  высоко задрав полы вечернего  платья, она с ухмылкой оглянулась назад, наблюдая, за реакцией провожающих на её ноги в рваных домашних тапках. Ее, не реализованная,  артистическая натура жаждала сцены  и зрителей, которые так или иначе, непременно, появятся на её жизненном пути.