Песнь про деда

ПЕСНЬ ПРО ДЕДА
      (поэма)
Моему деду Шайгали
Героев мы не замечаем,
что с нами рядышком живут,
и славой громкой не венчаем,
покуда их не воспоют.

-1-
Дед нас часто баюкал былинами
о великих Московских князьях,
про татарское ханство в Касимове,
и жестоких ордынских царях.
Ну, а мы замирали и слушали,
забывая про ужин и сон,
забывая про ящик с игрушками,
те сказанья минувших времен.
Про великие подвиги ратные,
средь широких ковыльных полей,
где мечи пели песни булатные,
не щадя ни людей, ни коней.

Дед былин знал великое множество,
и читал нараспев, как Коран,
что одной отличались похожестью
крепкой дружбой татар и славян.
Что и было важнейшим условием,
возвеличившим нашу страну,
превратившим в Державу Московию,
множа славу ее и казну.
И к нему приставали с вопросом мы,
почему ж так не любят татар,
обзывая нас «татью раскосою»,
эти братья его «урусс-лар»?

А в ответ он трепал наши волосы,
и слезу утирая рукой,
говорил чуть надтреснувшим голосом,
что понять это все нелегко.
Ну, а мы, продолжали выспрашивать,
задавая вопросы ему,
про наш род и про прадеда нашего,
почему все молчат, почему?

Почему он настойкой сердечною
весь пропах и ночами не спит,
где и как его так искалечили,
что в руках его ложка дрожит?
Почему он боится милиции,
не читает советских газет,
и висит рядом с русской царицею
в Эрмитаже прабабки портрет?

-2-
Дед покончил с собою и тайны все
в родовую могилу унес,
и открылись они вдруг случайно нам,
когда вызвали нас на допрос.
Капитан, проводивший дознание,
так кричал, что приличье забыл,
добиваясь от женщин признания,
где покойник богатства зарыл?
Он кричал, что с царями российскими
обобрали мы русский народ,
что у нас были шахты и прииски,
и уезд, и алмазный завод.

Что на нас треть России работала,
и Сибирь, и Казань, и Урал,
да Романов своими заботами
верных слуг своих не оставлял.
Что у нашей прабабушки Дашковой
бриллиантов, что в речке песка,
что касаемо золота нашего,
то и треть не собрали в ЧК.
Он орал так, что ложечки звякали
те, что он, как «вещ доки» собрал.
Ну, а мы пораженные плакали,
только дядька сурово молчал.

Еще долго чекист тот усердствовал,
по столу кулаками стуча,
один раз, правда, помилосердствовал,
вызвал к бабушке с мамой врача.
И тогда, наконец-то мы поняли,
отчего дед упорно молчал:
от разбоя и зла, узаконенных
этой властью, он нас защищал.
Года два в КГБ бабку мучили,
маму пас конопатый агент,
даже нас ребятишек окучивал
вечно пьяный прилипчивый мент.
А потом еще долго отчаянно,
дядька пил, закрываясь в чулан.
И однажды узнали случайно мы, 
что наш предок мурза - Касым - хан.

-3-
Чин мурзы Касым - хану пожаловал
князь Московский Василий Второй
и подарками разными баловал
за «Великую дружбу с Москвой».
И землей одарил вместе с городом
на красивейшей русской реке,
и с тех пор для Руси стал опорою
стан татар  - Городец на Оке.
Ну, а позже историк поведал нам,
кем действительно был хан Касым?
что из рода Улу Мухаммеда он,
и престолонаследник, и сын.

И отца его хана Казанского
почитала не только Москва,
и боялись тогда гнева ханского
пол Европы, Кавказ и Литва.
Века три от даров и от золота,
да от дани жирела Орда,
погибали от стрел и от голода
непокорные ей города.
Быть не просто ордынским правителем,
где не чтят ни святынь, ни закон,
не жалеют детей и родителей,
когда делят корону и трон.

Чтобы стать безраздельным владыкою
и короной орды овладеть,
повелел хан глаза брату выколоть
а сестрице своей овдоветь.
Мухамед был жесток до безумия,
не щадя ни родных, ни друзей,
и, недаром, жена его Румия
волновалась за жизнь сыновей.
Что на грех вырастали ретивыми
и смышлеными, не по летам,
а Касим, что иных был строптивее,
защищал правоверный ислам.

Тот, что всех призывает к смирению,
а не тот, что  велит убивать
без разбора, без тени сомнения,
даже если средь них твоя мать.
А царевич любил бабку русскую, 
дедов «россов» и братьев славян,
и под пенье дроздов с трясогузками,
изучал вместе с ними  «Коран», 
тот, что сам перевел на кириллицу,
чем друзей новых к вере призвал,
и муллу, защищая кормилицу,
как-то раз подлецом обозвал.

И добром бы все это не кончилось,
царский  двор уже начал роптать,
если б он не решил темною ноченькой
из дворца навсегда убежать.
И однажды порою студеною,
когда снег заметает следы,
он умылся слезою соленою,
и покинул пределы Орды.

-4-
Он явился к отцовскому «ворогу»,
вместе с верной дружиной своей,
вместе с тем, что душе было дорого,
с верой в Бога, себя и людей.
Приглянулась Россия царевичу,
может тем, что душой широка,
может тем, что наивна по-девичьи,
но надежною дружбой крепка.
Поразила своею огромностью
душу юного хана она,
покорила богатством и скромностью,
и, конечно же, тем, что сильна.

Но и он покорял своей смелостью,
благородством и светлым умом
этот край, где черемуха белая
окружала теперь его дом,
где теперь и татары, и русские
стали вместе соседями жить,
вместе травы в полях с трясогузками
на малиновых зорьках косить.
В завещанье своем хан потребовал:
«чтить Великих Московских князей»,
и с тех пор у Московии не было
и верней, и надежней друзей.

-5-
Крик чекиста того: «мироеды - вы!»
в память детскую впал навсегда,
ну, а в сказку про золото дедово
не поверили все мы тогда.
Мы не знали тогда еще многое,
да на теме на той был запрет.
Нищета, да жилище убогое,-
вот, что нажили бабка и дед.
в казематном подвале на Яузе,
а верней, в подземелье сыром.
Не смотря на доносы и кляузы,
князь вернулся в родительский дом.

Что тому оказалось причиною,
верно, знает один лишь Аллах?
То ль отца всех народов кончина ли,
то ли гвардии Берии крах.
Ну, короче, семья успокоилась
перестала терпеть, голодать,
дед в артель инвалидов устроился,
и из ссылки привез свою мать.

Добрый дед мой, больной, искалеченный
силой воли своей поражал,
умирал, но родных обеспечивал,
даже дочек в шелка обряжал.
Он работал без сна и без отдыха,
и за труд, получая гроши,
задыхаясь от спертого воздуха,
рукавицы рабочие шил.

И жалел всех, а бабушка плакала:
снова ужин детишкам раздал?
Ну, а он ей кусок самый лакомый
из котомки своей доставал.
За нее он не то, чтобы золото,
даже жизнь б, не торгуясь, отдал.
И жалел, что сгубил ее молодость,
и от этого сильно страдал.

Обвиняли его в слабоумии,
Ну, а кто-то кричал: он хитрец,
и не ведала дочь его Румия,
сколько горюшка выпил отец.
Да был странен он, но рассудителен,
и всегда свое слово держал.
Кто бы чтил так друзей и родителей?
Кто бы мать свою так уважал?
Помню я, ее парализованной,
потерявшую зренье и речь.
Рядом дед суетится взволнованный,
помогая ей на спину лечь.

Оставалось одно лишь угадывать:
Было золото то или нет?
Да, умели загадки загадывать
наши предки, а с ними и дед.
Сам Ежов эту тайну выпытывал,
даже приступ сердечный схватил.
так Аллах твердость деда испытывал,
что под пыткой и рта не раскрыл.

Уж давно бы убитый чекистами
он в землице родимой лежал,
но всегда от последнего выстрела
его род своей тайной спасал.
Погибая в нужде и от голода,
он ее в сердце свято хранил,
никому не досталось то золото,
что он с прадедом где-то зарыл.

Да, судьбе такой не позавидуешь,
только грех ворошить его прах,
вспоминать его имя с обидою.
Да простит его душу Аллах!

-6-
За богатство, за знатность, за звание,
и уезды в башкирских степях
дед познал и нужду, и изгнание,
к счастью, смерти не выдал Аллах.
Как пришли к власти нелюди красные,
и отчизну окутала ночь,
он не бросил Отчизну несчастную,
все хотел ей хоть чем-то помочь.

Раза три забирали в Бутырскую.
а потом то Вилюй, то Потьма,
и здоровье его богатырское
подрывала семь лет Колыма.
Пах и почки отбили в Кириллове,
слух испортил Балтийский канал,
в Соловках задавило стропилами,
доктор ногу чуть-чуть не отнял.

Так прошли его юность и молодость.
Он и бабка вернулись в свой дом,
где чекисты, искавшие золото,
в месяц раз учиняли погром.
Пол, отмыв от дерьма и блевотины
смесью мыла, печалей и слез,
дед стал конюхом, бабушка – скотницей,
в общем, их записали в колхоз.

Что был создан для плана и галочки
и дед понял, что снова беда
заиграла с семьей его в «салочки».
А догонит, - погибель, нужда.
Он не сдался, не спился, а выстоял
и с колен скоро поднял семью,
дом, разграбленный заново выстроил,
что стал лучшим в убогом краю.
Удивлял днем и ночью трудившийся,
он не только селян, весь район,
весь уезд одичавший и спившийся
его стойкостью был покорен.

Ведь такого никто и не видывал,
чтоб буржуй «нос утер» мужику.
И сосед его славе завидовал
и доносы строчил в ГПУ.
И опять казематы Уфимские,
вновь побои, допросы без сна,
Магадан, рудники Усть-илимские,
и короткая в тундре весна.
А потом был штрафбат, ополчение,
две медали, одна за Берлин,
СМЕРШ, окопы, атаки, ранения,
и награда за все это - сын.

Он вернулся домой искалеченный,
к старым ранам добавив «букет»,
а от дома осталась лишь печь одна,
да прогнивший отцовский буфет.
И не старый еще, только силушку
дед совсем поистратил свою,
да нога подводила постылая.
Инвалидность за так, не дают.
И пришла видно бабкина очередь
на себя ношу мужа взвалить,
хорошо еще, выросли дочери,
да и сын уже начал ходить.

Но недолго пришлось его ладушке
на себе его ношу носить,
и трех дней не прошло, как лошадушек
дед мой начал в поля выводить.
Он любил эту землю родимую,
на которой родился и жил,
только ей, как и сам хан Касимовский,
он и верой, и правдой служил.
Человек может выдержать многое,
а вот сколько, - никто не считал?
Каждый ходит своею дорогою.
Вот и  дед мой от жизни устал.
Чтоб родным не страдать и не мучиться,
с нею счеты он свел по-мужски:
саблю острую выбрав в попутчицы,
изрубил сам себя на куски.

-7-
По ночам снится часто мне дедушка,
тихий, добрый с больною ногой.
Как коней угощаем мы хлебушком.
Больше всех мне по нраву Гнедой.
Говорит дед: «горяч он, да с норовом,
ты, по тише бы выбрал коня,
не объезжен, лягается здорово». -
и лукаво глядит на меня.
Ну, а я, пряча страх и волнение,
в ухо дедушке тихо шепчу:
«Да, понятно мне все, тем не менее
я на нем прокатиться хочу!»

Стремена для меня перевязаны,
чтобы я их ногами достал,
как в седле удержаться показано.
- «Ну, спасибо, дед, я поскакал!»
Вижу в след опасения дедовы,
но скачу все быстрей и быстрей.
Видно что-то и я унаследовал
от упрямых татарских князей.

2006