Снова в путь

Луи де Фюнес и Тойво Лукконен.

Старина Кокколо и его юный друг Тойво Лукконен целый час уже гуляли вокруг да около. Больше в тюрьме гулять было негде. Оба были наказаны пожизненными заключениями, и оба отсидели уже больше срока, чем прожили на воле. И всё равно,  подслеповатый Кокколо, когда их выводили на прогулку, постоянно спрашивал более молодого сокамерника Тойво: «Ну, как там на воле?»
Тойво Лукконен, ковырнув из под ногтя кропаль, размером с бракованную  спичечную головку, развернул его.
- Вот вырезка из «Советского Экрана. 1998»: «Луи де Фюнес снялся в новом «Фантомасе–6» в роли бывшего мэра Москвы Лужкова. Напомним, что в предыдущем насиквеле «Фантомас» он снимался в роли Жванецкого».
- Дай глянуть, - остановился Кокколо. И взяв листок, вытянул на отставленную руку, навел зрение, и провёл рукой по лысине: - Головной убор для мэра, французская кинозвезда  использовала из «Фантомаса-4», названного по одноименной картине «Ленин в Октябре».
-  Кто такой Жванецкий? – Съел Кокколо клочок, хотя время близилось к обеду.  Лукконен попытался выдрать клочок из глотки матерого рецидивиста, потому что больше читать на ночь было нечего, но прогремела автоматная очередь.
- Свидание окончено! - Во дворик выскочил надзиратель. И завёл приятелей в камеру.

Лента Мёбиуса.

В одиночной камере на двоих Кокколо вольготно раскинулся на шконке у окна, закинув руки за голову: - Ну, давай там бухти, как корабли бороздят просторы мирового океана.
- Про ленту  Мёбиуса слышал? – Уел древнего рецидивиста молодой Лукконен.
- Я тебя щас на этой ленте здесь повешу! – Подскочил с заточкой рецидивист. – Потом скажу, что ты сам себе вены от лампочки разбитой вскрыл.
- Про американскую тюрьму хотел рассказать, - сдавлено прошептал Тойво.
- Про тюрьму давай, - улегся обратно закоренелый бандит.
- Морячки-папайцы, - начал неспешный рассказ Тойво Лукконен, - мерно покачивая бумбонами на беретках, спускались на берег, и шли в ближайший портовый кабак напиваться, чинить драки и иметь портовых шлюх.
- Чё, чё про шлюх? – приподнялся на локте Кокколо.
- Отвянь. Про ленту слушай. – Продолжал Тойво. – Это происходило в один и тот же день июля, из года в год. Морячки возвращались из кругосветного плавания, и отрывались на всю.
- Надо думать, - опять встрял Кокколо: - Молчу, молчу.
- Через месяц баталий и портовых содроганий, они угрюмо погружались в судно и опять плыли  искать Америку. И каждый год с ними случались различные приключения: то людоеды нападут, то белые медведи. То льдами затрёт, то индейцы накурят. То сомалийские пираты в плен захватят, то хунты чилийские, а то и викинги мухоморами накормят.
(И тут Тойво понесло):
А после снова в порт – бухать и драца. И снова в путь. И снова в омут. Больших глобальных испытаний. В морских глубоких длинных милях. Где всё, что есть давно на воле: Киты, лох-нессы, кашалоты. Где есть пираты, людоеды. И есть акулы, с их корабль. Где ледяные, с дом, торосы. Где бродят чукчи-эскимосы. И на оленях там гоняют. И глушат нерп веслом, с размаху. Там, где сидят индейцы с пыхом. И где безбрежные пустыни. И пирамиды и арабы. Где перец есть, и есть горчица. Туда, где небо с горизонтом вдали сливается всё время. И где ваще ничё невидно. И где всё видно без бинокля. И даже, где потрогать можно. И покурить дадут индейцы. Где всё ништяк, и где всё плохо.

- Ты мне дуру не гони здесь. – Снова встрял бандит-погромщик. – Про Америку, давай, гад. Как там там паряца, в натуре?

- Только вот не видно Штатов, с небоскрёбами, Чикагой. С ихим реггей и Невадой. Где Лас–Вегас и Боб Марли. Где палят во всю, всё время. Где Вудсток. И где все «бабки». Где ваще все «бабки» мира, сконцентрированы плотно. Вот туда, вокруг аж света, морячки-папайцы плыли. Но всё время натыкались - на куривших кайф индейцев.
И Америго Веспучи, каждый год плыл снова дальше, от накуренных индейцев, показавших путь ладошкой. И ещё полгода мытарств. Бегемотов и оленей, растаманов, мухоморов. Льдов, пиратов, людоедов. И опять родная бухта. Якорь, порт, кабак и шлюхи, мордобой, кураж, и снова … Снова в путь. (См. начало)