Владычка

"Человек – это особенное существо, это особый мир, очень богатый и сравнимый с целой Вселенной. И вот ему, этому миру, дана такая возможность от Бога, исходя из его качеств, талантов, воспитания, окружающей обстановки, времени, в котором он живет, места, где он родился – наиболее реализовать себя, получить наибольшую радость. И если человек идет против этой воли Божьей, то он обедняет сам себя. Вот, например, гвоздь. Можно попытаться гвоздь употреблять в пищу. Или попробовать вырастить цветочек из него какой-нибудь. Но это гвоздь — ничего не получится. Человек – это не гвоздь. У него нет только одной функции, ради которой он сделан. И человек в особых условиях может раскрыться и стать удивительно прекрасным. А в каких-то условиях он может исказить себя до неузнаваемости, превратиться во что-то мерзкое и отвратительное." (Епископ Смоленский и Вяземский Пантелеимон (Шатов)О терпении и страдании http://www.pravoslavie.ru/smi/42696.htm)


"Владычка" - так ласково называют его сестры милосердия. Так хочется оратиться к нему. Именно это слово сдерживают на языке все, кто знают этого миниатюрного старичка с горящим взглядом и, не обманываясь его скромным видом, знают, что в глубине души "Владычки" сокрыт дух великий, могучий, несгибаемый дух истинного воина Христова.

Впервые я познакомилась с ним, когда мне было 10 лет. Через много-много лет, в грузной женщине, пришедшей устраиваться на работу, он вряд ли мог узнать ту тощенькую девчушку, что старательно пряталась за материнское пальто, пока он что-то серьезное толковал про Иркины проблемы. Ах, да. Ирка, это моя старшая сестра, прошедшая все стадии возраста трудного подростка и изрядно потрепавшая родителям нервы. И всё же, даже через много-много лет, посмотрев на меня, он с порога спросил : «А мы с Вами раньше никогда не встречались?»
Забегая вперед, могу сказать, что этот человек оставил неизгладимый след в моей душе, породив чувства, которые я никогда не склонна была за собой замечать. Страшный сумбур из глубокого интеллектуального благоговения, женского очарованности и человеческого преклонения – вероятно именно так я могла бы описать то, что я испытывала к этому человеку. Хотя, почему испытывала?....Все его дела, поступки, высказанные суждения, убеждения  даже вкусы находили живой и серьезный отклик в моей душе.
Но, я слишком увлеклась днем сегодняшним… пожалуй, историю моего знакомства с этим человеком необходимо начинать с самого начала.
Итак, дело было в Москве, на Ленинском проспекте, в здании храма царевича Димитрия, который только-только передали церкви в запущенном состоянии, в 1990 году. Мне было 10 лет. В здании располагалось Свято-Димитриевское училище сестер милосердия, куда в порыве родительского отчаяния моя мама буквально силой запихнула мою старшую сестру. Именно тогда я впервые встретила этот взгляд священника, а, чуть позже - епископа, который перевернул мое представление о жизни и о моем месте в этой жизни.
О. Аркадий Шатов был уже совсем не молод, хотя с позиции 10 лет и мама моя в 40 казалась престарелой. Я видела его лишь мельком, практически не обратила на него внимания, но что-то осталось, как оттенок на в сердце. Хотя на тот момент меня больше всего занимал коридор, высоченные дубовые двери, потрескавшийся паркет галицинских времен и сводчатые потолки. Знала ли я тогда, что через 20 лет буду идти по этим коридорам, сопровождаемая полушепотом «Здравствуйте, Вера Алексеевна»? Нет, точно я такого не предполагала, но уже тогда я понимала, что я пришла в место особенное. Не имея возможности объяснить, чем же оно такое особенное, я тогда ещё не понимала, что так, именно так душа чувствует свое место…. Именно тогда, в возрасте 10 лет я нашла свое место в жизни.
Шли годы. Мама, пытаясь сохранить нас от «лихих девяностых», врывавшихся в окна нашей квартиры, водила нас всех в храм, Ира училась в училище, я ходила в воскресную школу, не вполне понимая её предназначение, я пыталась слиться с окружающей меня действительностью, не осознавая такой необходимости, я разучивала праздничные тропари, училась читать по-церковнославянски… и всё оборвалось после того, как мама отдала меня в православную гимназию. По большому счету на тот момент воскресная школа и впрямь была уже не актуальна.
Долгие годы моего беспечного школьничества и не менее беспечного студенчества ничто не напоминало мне об этом священнике, лишь редкие рассказы сестры за столом или в минуты вдохновенного родственного общения вытаскивали из недр моей памяти сутуловатую миниатюрную фигурку в темном подряснике со сверкающими в глубине крутого лба глазами. В моем бездумном, бездейственном, разудалом отрочестве всегда тенью стоял он, герой Иркиных рассказов, человек с большим сердцем и юной душой, священник-вдовец, в одиночку воспитывающий четырех дочерей, настоятель храма, не гнушающийся при случае залезть на дерево, духовник медицинского училища, который не формально подходит в проблеме спасения души молодежи середины 1990-х годов, а болел за них каждой стрункой своей души; служитель Бога с мозгами гениального менеджера, искусный дипломат в священническом облачении; ангел с огненным мечом, стоящий на защите права детей на счастье.
Я была, в противовес сестрице, девочкой домашней, и мой переходный возраст прошел как-то без эксцессов, однако, после 11 класса , несмотря на сою домашность, я всё-таки взбрыкнула и отрезала, что православными заведениями сыта по горло, в институт пойду обычный. Наверное, именно с этого момента я могу начать отсчет своей самостоятельной жизни. Мама моя, мудрая женщина, препятствовать мне не стала, и в 2004 году я вылетела в большую жизнь с дипломом преподавателя, а так же с мужем и двумя детьми в нагрузку. Именно тогда встал вопрос о трудоустройстве. Два года я тщетно искала работу, но преподаватель без опыта оказался никому не нужен….и вот тогда, именно тогда, я опять оказалась в здании на Ленинском проспекте, оказалась случайно.. хотя, бывают ли в нашей жизни случайности… не знаю, но полагаю ,что нет.
Я хорошо помню тишину и полумрак Голицинского кабинета, свою зашкаливающую температуру, с которой я просто-таки заставила себя встать с постели, высокого священника по имени о. Александр, который всё пытался мне доказать примерно то же, что до него два года все школы Москвы, что опыта ноль – тогда об чем вообще разговор, и эту молчаливую тень в глубине одного из кресел…. Такой маленький, полностью сливающийся с черной кожей мебели так, что горел только крест и глаза, и знакомый голос, который, прервав речь о. Александра, спросил «А Вы читаете много? Ну вот и расскажите мне, что Вы любите читать..» Минут 20 я говорила о Тарковском и Борисе Виане, о Шолохове и Пикуле, меня никто не прерывал, только слушали, о. Александр чуть презрительно, о. Аркадий внимательно.. и вдруг я словно почувствовала тот невероятный магнетизм, исходивший от всей фигуры этого малюсенького человека, на одну сотую долю секунды мне показалось, что я увидела, как клокочет, бьется, кипит и рвется ЖИЗНЬ в его сухоньком тельце….мне показалось, что в его взгляде свернула та неуемная бешеная энергия великого деятеля, которая крепила и поддерживала тогда уже достаточно разветвленную систему его многочисленных организаций. Я вспомнила, как поступенно он всё это создавал.. всё начиналось с училища, затем появилась гимназия, потом два детских дома, потом дом малютки. Потом богадельни, патронатные службы, центры поддержки материнства, автобусы, подбирающие замерзающих бомжей…у меня в голове вдруг всплыла фраза кого-то из наших великих, кажется Ломоносова… «Следовать за мыслью великого человека есть наука самая занимательная…» «неужели он меня не возьмет?» – подумала я и стало как-то обидно что ли… Может быть он что-то увидел во мне, может быть он понял, что и я могу пополнить его ряды, и несмотря на яростные протесты о. Александра меня взяли на работу.
Таков был мой путь под крыло владыки Пантелиимона. Оказавшись внутри всей этой системы, только оказавшись там я смогла по-настоящему оценить масштабность его деятельности. Сказать, что меня восхищает этот человек – ничего не сказать о нем. Он необыкновенно умен, обладает мозгами топ-менеджера, его финансовый гений известен всей патриархии. Он неординарно мыслит, принимает решения, выбивающие противника из колеи, что позволяет ему держаться на плаву. Он пылает любовью к ближнему, но эта любовь деятельна, а потому вдвойне прекрасна. Он великий дипломат и стратег, создавая видимость демократии, он искусно управляет всем единолично с поистине царским самовластием. В людях он особенно ценит четыре вещи – любовь к Богу, честность, преданность делу и профессионализм. Ненавидит пустую демагогию и считает, что рассуждать о нравственности глупо, так как уже всё давно сказано о нравственности в Евангелии, и что нельзя совершеннее об этом сказать. Он любит разговаривать с людьми, которые приходят и говорят ему, что Бога нет, при чем отмечает каждый раз, что с православными о Боге  разговаривать не так интересно, всё равно что загадывать загадку человеку, который знает на неё ответ. Он необыкновенно прост в своих привычках – может выйти из ворот храма и пойти к метро, его не пугает ездить нам метро, а на даче он любит кататься на велосипеде. Собираясь в миссионерский поход, он способен самолично вскочить в кузов грузовика, чтобы удостовериться, что всё хорошо упаковано, а фотографируясь со студентками на выпускном вечере может позади всей группы залезть на дерево и улечься как пантера на ветке над головами выпускниц. Он обожает детей и может часами рассуждать с каким-нибудь мальчиком о том, у кого из них круче мобильник. Он любит манипуливать людьми, сам это знает и очень радуется, когда кто-нибудь вслух обнаруживает в нем эту привычку. Он говорит про себя, что есть люди черные, есть белые, а «я – человек серый». Он умеет уладить любой конфликт так, что обе стороны будут думать, что именно она осталась в выигрыше, а на самом деле в выигрыше останется владыка и то дело, которому он служит. Он великий педагог, придумывающий всевозможные средства воздействия на детскую душу. Так, в гимназии была беда – писали дети записки…. Владыка, тогда ещё о. Аркадий, узнав об этом, предложил создать гимназическую почтовую службу. Повесили почтовые ящики, назначили дежурные бригады почтальонов, определили время выемки писем. В почтальонах ходили только те, кто получили за неделю пятерки и четверки, при чем им кажется даже зарплата выплачивалась то ли сушками, то ли пирожками. Понятно, что записки писать стало не так интересно, как написать настоящее письмо, а уж как успеваемость выросла.
Когда в августе прошлого года его рукоположили в епископы.. мне стало грустно. Я не могла представить себе, что больше никогда не войду в его кабинет и не скажу  ему «батюшка…»…. Чужой владыка Пантелиимон.. мог ли он мне и многим другим заменить о. Аркадия…!!! Того самого о. Аркадия, который как-то, получив серьезное сотрясение мозга при падении с велосипеда, на вопрос «как Вы себя чувствуете», весело отвечал.. «Вы знаете, замечательно, всем бы такого желал, если бы не боялся, что меня неправильно поймут». А самое замечательное, что он узрел в этом трагическом событии, приковавшем его на несколько недель к больничной койке, это было соприкосновение со смертью и та небольшая амнезия, которую он воспринял ка милость Божию, аргументировав тем, что «как приятно жить на чистой бумаге, когда ты всё уже знает про то, как правильно, но о своих грехах ЗАБЫЛ!!!» что общего было у владыки Пантелиимона с тем о. Аркадием, который во время прохождения лицензирования в училище с потрясающим смирением терпел, как какая-то дама коммунистического возраста упорно называла его по имени отчеству, а студентки при этом (ну понятно, им только волю дай) от необычности перехихикивались.. ну действительно… какой же он Аркадий Викторович….. когда вот уже 30 лет его все называют о. Аркадием или батюшкой.
Первые архиерейские службы были похожи на поминальные… народ путался, забывая, как к нему теперь обращаться, поэтому боялись обращаться вовсе, а он явно страдал от нового бремени, которое принял со смирением, с каким всё принимал в своей жизни. Но однажды кому-то на именины он вынес из алтаря большую просфору с записочкой.. «для тебя навсегда о. Аркадий» и старая гвардия, начинавшая с ним это делание в 90-х годах расслабилась, и со словами «батюшка, благословите»… потянулась в привычную очередь у дверей его кабинета.
 Н самое главное – он человек верующий, и огонь его глубокой, пламенеющей, чистой веры зажигает вокруг него звезды. Каждый, кто приближается к нему опаляется огнем этой веры, ощущает незыблемость его принципов и убеждений и полноту его любви к людям. Это великий человек, наш современник, один из мудрейших людей современности, человек, положивший себя за други своя. И потому когда он спросил меня: «А мы с вами случайно раньше не встречались?», я повернулась к нему, всей душой понимая важность для меня этой принадлежности к его миру, и ответила: «к великому моему счастью – ДА!»