Антон Павлович Чехов

                Следует избегать неблагозвучных и некрасивых слов.
                Я не люблю слова с обилием свистящих и шипящих звуков,
                стараюсь избегать их.
                Антон Павлович Чехов


Антон Павлович Чехов не очень любил шипящие.
Зато Антон Павлович Чехов любил шампанское.
Никто не мог описать жизнь чернильницы баще.
Пропасть душевную так изобразить щемящее.

После школы Антоша любил бегать на речку,
Таскал ершей, но не щук, конечно,
Или ловил для забавы щеглов и чижей.
Чем-то его привлекал всякий пернатый трофей.

В греческой школе шла сплошная зубрёжка,
Ставили на колени на соль и крошки.
Лицемерие, фальшь, вызывали у Чехова отвращение,
Если бы он жил в Чехии, то, наверное б, написал «Превращение».

Его учителем математики был Дзержинский,
Отец будущего председателя ВЧК.
В общем, это что-то сродни инстинкту,
Ненависть к буквам щёлкающим, как чека.

А дальше – занятие медициной. Лекции Склифосовского.
Лечебница Воскресенская. Доктор Архангельский.
Он управлялся ловко. Профессиональная подготовка
Требует тайны и сострадания.

«Помещика трахнул нервный удар,
И меня таскают к нему на паршивой бричке.
Бабы с младенцами – это просто сплошной кошмар», -
Записывал впечатления по выработавшейся привычке.

«Себе не принадлежишь. Утомлена душа. Бесконечно скучно.
Думать приходится о поносах, и ждать холеры.
Надо принять посетителей, валерианы, какие-то меры.
Нервы. Лай собачий ночами меня измучил».

«Вот такая окрошка, сударь.
Я безразличен к болезням, к страданьям, к людям.
Господи, подари мне такую мудрость:
Не надеяться на других и чудо».

«На молодой женился старик фабрикант
Жалуется, что у него заболели „ядра“.
Господи, зачем ты мне подарил талант,
И не дал покоя… вишнёвого просто сада»

«Должен вам доложить, это весьма противно:
Девочка с червем в ухе, рвоты, поносы, сифилис».
Вот так душа обрабатывается абразивно
Алмазной крошкой событий, из криза в криз.

Уездный врач, но пишет рассказы и фельетоны.
«Шалость» какая-то, так - мелочь и мелочишка.
Но годы шипящие, шелестящие, проходят, как эшелоны.
А в нём сидит мечтающей о побеге мальчишка.

Он не слушался Григоровича, и не писал романы,
Чувство личной свободы плюс талант, трудолюбие и жизненный материал.
Ему не страшно заглядывать было в раны,
В раны души, которые не вылечивал, но всё-таки врачевал.

Жить хотелось с выверенностью хорошей фразы.
В соответствующем постановлении комиссии академиков написано, что «рассказы,
Хотя и не вполне удовлетворяют требованиям высшей художественной критики,
Представляют однако же выдающееся явление в современной нам беллетристики».

Он хотел в кругосветное путешествие, но поехал на Сахалин.
В промокших валенках, на лошадях - тысячи километров.
Сибирь, раскатанная по Азии, словно гигантский блин,
Здоровье ветрами из литератора зло выветривала.

Заброшенность. Кандалы. Населения перепись.
Вши. Чахотка. Солёная рыба. Перекись.
Путешествие по Индийскому океану. Остров Цейлон и Суэцкий канал.
Почему он последние три не описывал, не описал?

И везде шипящих широкий оскал.
И кипящий шторм возле острых скал.
Цифры, мифы. Рифы и труд Сизифов.
Города закрытые на карантин из-за тифа.

Имение Мелихова. Европа. «Дама-с с собачкой» и всё такое.
«Аптекарша», «Душечка», «Анна на шее», «Каштанка».
Домик в Ялте, где из шипящих лишь шум прибоя.
Будь он японец – стал бы мастером в жанре танка.

Ольга Леонардовна Книппер. Заметьте, опять ни одной шипящей.
Перипетии, страстность в вопросах взаимоотношений полов.
Кровотечения. Кровохаркания. Кровь, как знак настоящего,
В игре театральной, актёрстве и масках слов.

Германия. Страна, страна без удвоенной «с».
Без этой рычащей, свистящей, насквозь продуваемой злом империи.
Этих, до хруста пальцев, любимых мест.
Бездны, что перепись не измерит.

Баденвайлер. Июль. И смерть шипящая. От человека остался пшик.
Он велел подавать шампанское и сказал доктору „Ich sterbe“.
Прощая шипящим весь их кладбищенский антураж и шик,
И оставаясь в литературе навечно болящим нервом.