Прощание с эпохой
Ну, наконец, прощай, эпоха,
на век зажатая в тиски.
Мы жили в ней не то, чтоб плохо,
но, так сказать, не по людски.
Избрала лик себе суровый,
довлела грозно над страной.
Пытаясь мир построить новый,
ушла нежданно в мир иной.
Монументальной пропаганды
обломки только напоказ
и, рассмотрев все варианты,
вершить решили в этот раз.
Взялись за дело не по-детски:
забор возник в один момент,
чтоб с бывшей площади Советской
убрать советский монумент.
В глазах давно погасло пламя
и у фигур облезший вид,
а холодильник, будто знамя,
над всей округою парит.
Ломбард закрыт, заждались дома…
Залог, похоже, впятером,
снесут куда-то в парк Артема
и там сдадут в металлолом.
Пускай неиствуют невежи
и обзывают под шумок:
кто был никем – остался тем же,
к тому же – всем другим намек.
Понять: лиха беда начало.
Затем, немного погодя,
уже ни много и ни мало,
добраться можно до вождя.
Ульянов (Ленин) там не к месту
(шизофренический синдром),
чтоб Патриарху по приезду
открылся вид на весь Госпром.
Пора очиститься настала
и сделать это по уму:
дом из бетона и металла
нам тоже больше ни к чему.
Он для бюджета, как обуза,
и ремонтировать нет сил,
раз мощь Советского Союза
он конструктивно воплотил.
И дальше в том же самом роде
(ходить не надо далеко):
глядишь, от площади отходит
проспект, естественно, Харько.
Во все внедриться мало-мальски,
меняя всуе только суть:
Московский, значит, шлях Москальский
и чуть на север развернуть.
Круг разорвать пора порочный,
на все, взглянув наискосок:
вокзал не Южный, а Восточный
(мы от столицы – на восток).
Зачем кому-то быть известным,
раз нехороший человек?
Таких, как Постышев и Герцен
предать анафеме навек.
Чтобы они на землю снова
к нам не явились зло творить.
Что ж про Дзержинского, Свердлова
в таком контексте говорить?
Всех опознать апологетов,
дров не ломая сгоряча:
был архитектором Бекетов,
а Гиршман, Тринклер – два врача.
Искать не надо в них злодеев,
они, по сути – соль земли.
Бедняги Пестель и Рылеев
еще при жизни отгребли.
Барабашов, Проскура, Павлов,
Ньютон – ученые мужи.
Достойных много театралов, -
воспоминания свежи.
Не нес Мичурин нам угрозу,
не отрываясь от сохи.
Роллан, Барбюс писали прозу,
Есенин с Пушкиным – стихи.
Кто прожил жизнь свою по чести,
остался в памяти людской:
Сковорода стоит на месте,
да и Шевченко в доску - свой.
«Все нужно делать канонично,
чтобы не портить внешний вид», -
струя зеркальная привычно
о чем-то там себе журчит.
Решатся спорные моменты,
глядишь, и шум совсем утих.
Освободятся постаменты
уже для идолов своих.
Кому-то будет жаль ушедших,
смирятся с тем не без труда.
Увы, за двадцать лет прошедших
поставить некого туда.
Свидетельство о публикации №111061507334