Ненорматив

    Предвижу недоумение некоторых своих читателей. Пурист скажет: "С чего это В.Е.
полез в грязь?" Человек же, привыкший выражаться энергично, заявит о жеманстве
автора. Уверяю, ни то, ни другое не соответствует...
    Читаешь судовольствием стихотворение грамотного автора (грамотного и поэтически,
и общекультурно, и филологически), как вдруг - бац, и словцо проскользнуло. И дальше
читать не хочется. Неприятно.
    С другой стороны, о каком жеманстве, о какой брезгливости можно говорить в адрес
человека, выросшего в жлобовке. Да, шагов четыреста от главной площади областного
центра - и жлобовка. Но города весьма жлобского. Уверяю, лексика боцмана во всем её
разнообразии мне известна с детства.
    Так в чем же дело? Заявляю: мат и поэзия несовместны. Безусловно. И начнем
обсуждать от печки. С того, что табуированные темы, ситуации, а, следовательно, и
термины существуют не случайно. Это отсутствие случайности можно отсчитывать
буквально с того, что дикари (почитайте у этнографов) удаляются для сексуальных
утех от племени. Стыд - давний (изначальный?) признак человека. Аналогично сексу
и общение с высшими силами происходит шопотом. Впоследствии сакральные, публично
не произносимые слова перемещаются из верхнего слоя сознания вглубь, на границу
подкорки. И выплескиваются в крик на поле брани (физически, обороны). Вот она,
брань, бранные слова.
    Иллюстрация: Моя бабушка ругается: "Йдуть Витька с Серегой, та й матяться.
Ще б лаялысь. Балакають. Як зэмля нэ триснэ?" То есть если ругаются, можно
заткнуть уши и списать мат на горячность.
    Иллюстрация 2-я: Идем по речке в Саянах. Надюха, руководитель группы сидит
на моем катамаране (я капитан). Командую: "Правым", "Левый реверс", "Право нос
тяни" (есть такой гребок, называемый подтяжкой), - и тому подобные команды.
Команды обязательно короткие. Надя видит, знает, что воду я чую, пусть чуть
слабее чем она сама, но для этой реки и этой посудины достаточно. Знает, но
повторяет команды, добавляя боцманские суффиксы и префиксы. А я стесняюсь этих
терминов, на борту две дамы. Идем. В один приятный момент налетаем на большой
камень, переворачиваемся, выбираемся. С половиной весел идем дальше до стоянки, я
спасенное своё весло отдал экипажу, знаете ли, неприятно идти в пороги, не держа
весла. И озверел, подсознание заработало в полный голос. Чалимся, решаем вопросы с
восстановлением и поиском утереянных весел. Наутро Надюшка говорит: "Ну всё,
командовать ты научился, перестал стесняться, а я пойду с ребятами из Черногорска
На пэсээне* мартышкой** идти проще."
    На берегу мы именно так разговаривали. Исключительно нормативом, которым всё
можно объяснить точно и развернуто. Но на воде... На воде команда, приправленная
матом исполняется эффективнее, быстрее, буквально мгновенно (моргнул - исполнено).
Причем, никто из тех, кому командуют с применением боцманской лексики,
оскорблением данные слова не считает. Почему? Потому, что эти термины минуют
кору мозга, не осмысливаются, но воспринимаются. Защелка, замыкание сигналов от
органов чувств напрямую в исполняющие органы: плечи, руки, спину, ноги. Так же, как
шлепок тренера не является наказанием личности. Но мышцы запоминают шлепок и
отвыкают делать ошибочные движения. Проходит пять-десять лет, и молодой человек
называет тренера своим главным Учителем.
    Редко применямые слова мало связаны с культурным пространством человека,
это очевидно. Практических применений мало, поиск соответствия окружающему миру
происходит реже. А уж, если говорить о терминах табуированных, то они вовсе
относятся к отдельным редким устойчивым логическим блокам (можно без примеров?).
Ну не предназначен мат для объяснения (понимания) причинно-следственных связей.
    Совсем иначе обстоит дело с поэзией. В хорошее стихотворение можно погрузиться,
как в роман. Буквально: открыть дверь, войти, побеседовать с автором и удалиться,
постаравшись не хлопнуть дверью, но оставить хорошее воспоминание. Себе и о себе.
Это происходит оттого, что слово (порядок слов) используется в стихотворении в его
максимальной полноте, с использованием всего культурного и эмоционального опыта
автора.
    Чем полнее читаются все контексты каждого слова, тем богаче видится
стихотворение. Нежелательность местоимений в поэзии - от этого. Они содержат мало
информации. Глагольная рифма прочитывается рифмой, но редко дает развитие сюжета.
И так далее. Кроме того, полнота использования слова позволяет каждому читателю
построить свой личный сюжет прочтения. Сюжет стихотворения.
    Вот и получается, что, разогнавшись (расчитавшись) по хорошему тексту,
сталкиваешься с матом, как с бетонным блоком. И желание идти за автором дальше
пропадает. Если кто-то видел по телевизору краш-тест, меня поймет. Удар, сминаются
детали автомобиля, манекены рвутся вперед, ломаются сиденья... Неприятное зрелище.
На месте того, что доли секунды назад было целым и живым - груда металла,
пластмассы, резины.
    И ещё одно соображение. Мы пишем стихи, для того, чтобы что-то понять в своей
жизни. И это понятно: из шумов окружающей среды необходимо выбрать знание о том,
что происходит. Систематизировать свои наблюдения, регуляризировать их. Самое
лучшее средство - стихотворение. Более того, красоты мира, настроения,  ими
навеянные, должны совпасть с благозвучным изложением. И такое благозвучие
"узаконивает" применение слова. А тут - на тебе! Мордой в грязь (агрессию).
Аксенов с Лимоновым могут писать, как им вздумается, это - проза. Поэт же не имеет
права вводить в законный оборот ненорматив, от этого хуже и в той зоне, где он
необходим (шторм, бой) и там, где мы рассказываем о сущностном. Избегаем же мы
различные "каки" (как и).
    Мат - такой же графоманский знак. Блок. Бранный.

    Каждый, конечно, пишет, как ему вздумается, но помнить о результатах всё же
должен.

* - пэсээн, так водные туристы произносят аббревиатуру ПСН - плот спасательный
надувной, аналог рафта.
** - мартышка, член экипажа, который не гребет.