В старой голове

Народ молчит, потому что мыслей в башке собрать не может. Товарищам, на которых периодически валится с неба харизма... поступила рекомендация от ЦРУ... следующего содержания "если не знаешь, что сказать, лучше молчи". /Это я к стихотворению, данному Вами в качестве эпиграфа./

*
Нам, точно, с Гумилёвым не равняться. В головах всех возрастов даже и памяти нет, и нет видений прошлого. /Не было./ Потому что у нас вообще не было жизни, и в прошлом тоже.

*
А в новые вписаться настроения, это правильно. Жизнь продолжается беспрерывно и идёт каждый день. Если этому факту порадоваться, то это духовная победа. Натурально ....... победа духа над плотью.

*
Ну, приходили слова просто так. Теперь не то приходят, не то не приходят. Если же не приходят, не то охота скопировать прошлое вдохновение. Не то неохота. Может чё новое лучше вокруг поглядеть.

Бродский, "Гуернавака".

*
Ещё тоже английский учат, словари для этого покупают. Новые рифмы, это тоже что-то вроде того.

*
И что тут такого далёкого? Это вот наши с Вами товарищи-психи, от которых мы с Вами отличаемся только более коротким жизненным опытом, на землю валятся по частям. Вот поэтому у нас тут всё проще и тяжелее и вообще жить неохота.

низвергается. Но как стенка -- мяч,
как падение грешника -- снова в веру,
его выталкивает назад.
Его, который еще горяч!
В черт-те что. Все выше. В ионосферу.
В астрономически объективный ад

птиц, где отсутствует кислород,
где вместо проса -- крупа далеких
звезд. Что для двуногих высь,
то для пернатых наоборот.
Не мозжечком, но в мешочках легких
он догадывается: не спастись.

И тогда он кричит. Из согнутого, как крюк,
клюва, похожий на визг эриний,
вырывается и летит вовне
механический, нестерпимый звук,
звук стали, впившейся в алюминий;
механический, ибо не

предназначенный ни для чьих ушей:
людских, срывающейся с березы
белки, тявкающей лисы,
маленьких полевых мышей;
так отливаться не могут слезы
никому. Только псы

задирают морды. Пронзительный, резкий крик
страшней, кошмарнее ре-диеза
алмаза, режущего стекло,
пересекает небо. И мир на миг
как бы вздрагивает от пореза.
Ибо там, наверху, тепло

обжигает пространство, как здесь, внизу,
обжигает черной оградой руку
без перчатки. Мы, восклицая "вон,
там!" видим вверху слезу
ястреба, плюс паутину, звуку
присущую, мелких волн,

разбегающихся по небосводу, где
нет эха, где пахнет апофеозом
звука, особенно в октябре.
И в кружеве этом, сродни звезде,
сверкая, скованная морозом,
инеем, в серебре,

опушившем перья, птица плывет в зенит,
в ультрамарин. Мы видим в бинокль отсюда
перл, сверкающую деталь.
Мы слышим: что-то вверху звенит,
как разбивающаяся посуда,
как фамильный хрусталь,

чьи осколки, однако, не ранят, но
тают в ладони. И на мгновенье
вновь различаешь кружки, глазки,
веер, радужное пятно,
многоточия, скобки, звенья,
колоски, волоски --

бывший привольный узор пера,
карту, ставшую горстью юрких
хлопьев, летящих на склон холма.
И, ловя их пальцами, детвора
выбегает на улицу в пестрых куртках
и кричит по-английски "Зима, зима!"

Бродский "Осенний крик ястреба"
*
Что ж, модно. Жизнь, говорю, продолжается, в ней и мода продолжается тоже. Как, знаете, вот Андрей Первозванный был распят на косом кресте, потому что не имел наглости быть распятым совершенно аналогично тому, как распят был Христос.

Агата Кристи Ак   15.07.2011 23:18   •   Заявить о нарушении