Осень в созвездии Девы. Прощальная поэма

Серенько...
   Срывающееся тарахтенье старого будильника...
   Окно словно бы оплавилось,
   смазав краски, перспективу и
   приснившуюся на исходе ночи картинку.
   Неужели и сегодня
   осень простелется сырым сквозняком
   и рассыплется всхлипами луж
   по всей улице?

...И рождение дня - как рожденье кристалла,
   вымороченного у вечности.

Что за вина и суд какой?
   Я сам себе вина, и суд - во мне.
   Лобное место и красная кара.
   Как же холодно душе,
   когда от горизонта тянет,
   как из-под двери...

Туман расползается серой пеной
   и сносит в некое небытие
   все очевидные мерзости нелюбви.
   И являются свет, тишина...
   Осень.

Туман исчезает,
   рассеивается, как муть забытья.
   И проявляется земля
   в яшмовой росписи.

Но всё же
   утро и начало света -
   это мысль о тебе.

Так прозрачна осень сегодня...
   ещё до встречи с тобой
   уже призрачны
   и летучи, как сны,
   воспоминанья всей прошлой жизни.

Золото в голубом...
   Но словно
   золото всего прожитого времени
   превратилось в глиняные черепки.
   Ни калитки, ни перехода, ни мостка...
   Улица схлопывается
   в почерневшую прошлогоднюю тростинку...
   а кругом - осень,
   и лёгкое шуршанье листьев
   смывает тупые звуки шагов.

Я молюсь твоей выси, осень.
   Там, как в горле забытой птицы,
   подрагивает серебряная горошинка...
   или колокольчик грустного ангела,
   отмеряющего время?
   Я молюсь
   на все твои четыре стороны:
   оттуда придёт она -
   в светло-голубом плаще, похожем на ветер.
   Я ни о чём не молю.
   Но прими, осень,
   просто прими меня,
   чтобы душа продышалась.

Где-то забыл я
   да так никогда и не вспомнил.
   Где-то не дал пощёчину подлецу,
   и подлость его преуспевает и совершенствуется,
   а женщина, им оскорблённая,
   плачет до сих пор.
   Где-то я, по идее призванный,
   перешагнул через мать, чтобы строить Град,
   но оказалось - коммуналку
   на 20 тысяч единиц народонаселения,
   а мама, моя тихая мама
   стала моей судной памятью.
   Где-то я ушёл
   от всех друзей и знакомых
   просто потому, что всегда уходил
   куда-то, где было "надо",
   и потому, что "так надо".
   И где-то ещё... и ещё где-то...
   Сейчас я ухожу - в осень.
   И в осени мы встретимся.
   Вне вечности и вне памяти.
   Просто осенью,
   ближе к вечеру...

Было... - и я умирал.
   Но если так долго и часто,
   то сколько я жил?
   Сколько лет тебе, осень,
   сколько вечностей?
   Ведь, осень, я твой
   и - ничей...
   И ничего за душой,
   кроме осени.

Я искал музыку, музыки хотел,
   распутывая улицы Старого Города.
   Всё казалось, должно же случиться
   нечто моцартовское
   или по живописи Чюрлёниса,
   как по евангелию осени...
   Как же не знал я, как был глух...
   Осень - твоя вольница,
   и здесь другая музыка -
   ожидание тебя.

Нет снисхожденья, как и нет восхождения.
   Постучи по дереву, постучи...
   Зелёная трава всё ещё зелёная.
   Голосом окарины звучит осенняя даль.
   А в осенней алхимии очарованья -
   колючая звёздная пыль.
   И как сосредоточенно немы деревья...

Так просторно и пусто...
   как на палитре с уже смешанными красками.
   Так просторно и пусто,
   что ожидание тебя
   превращается в смиренную пустынь и молитву,
   когда на полдневном взгорье осени
   за тихим явлением света -
   никого... ничего...

В сознанье мелькнул отголосок детства:
   воздушная громада с парусом голубым...
   Так открылось с макушки старой липы,
   так ахнуло маленькое сердце.
   Но почему не проснулась тогда душа?

Осень развесила зеркальца воспоминаний:
   мелькают в них мгновенья,
   как опадающие листья...
   далёкие, далёкие мгновенья
   давным-давно отсиневшей
   и перегоревшей осени.

Ожидание знакомо, как боль.
   Жду,
   словно готовлюсь в дорогу,
   взяв в руки бузинный посох.

откуда я пришёл в осень?
   Ангелы, сумрачный и златовласый,
   расправив дивные крылья,
   отряхивают листья.
   И в шуршанье сухих листьев
   нет ничего и ничего не слышно,
   кроме шуршанья сухих листьев...
   Но откуда приходишь ты в осень -
   и улыбаешься счастливая?

Золото в голубом...
   Свет и покой нераздельны.
   Жемчужный свет,
   пролитый осенним солнцем в полдень,
   ещё волглый лист, легший на остывающую землю,
   холодна вода, бегущая за горизонт,
   мысль осуществлённая и несбывшиеся воспоминанья -
   всё едино.
   И ничто не пропадает
   даже самой малой малостью.
   И смерти нет.
   В чистом огне осени
   земля и небо едины. 

Красно-золотой огонь в изумрудной чаше...
   Для жизни какой
   и для какой души?

И чудо:
   в топазовом напёрстке вырастить нарцисс...
   или твой подснежник?

Я знаю: чудеса тебя не удивляют.
   Каждому чуду у тебя своё место -
   из-за горизонта или на письменном столе,
   но в осени.
   И странно:
   они у тебя никогда
   не перестают быть
   чудесами.

Нет, это всего лишь кажется,
   это всего лишь живописнейшее наважденье...
   а осень рассеивает да рассыпает,
   никому ничего не даря.
   Но стоит прислушаться к сердцу,
   как скрипично оно откликается
   на каждый звук...
   И присмотреться к душе, как она,
   отрешившись от возраста и рассудка,
   сама обращается в свет.

Прозрачна осень -
   на все четыре стороны.
   Мы будем долго идти -
   и не уйдём никуда.

Время выключилось,
   словно перегорели
   все лампочки в улице -
   разом.
   И никуда не спешу,
   вглядываясь в перспективу минуты,
   замершей в длину.

...считать твои родинки,
   складывая их в созвездья.
   Какое слепящее затменье...

Листья срываются
   и разлетаются зеркальцами,
   отсвечивая недолгое солнце.
   И минута длится,
   превращаясь в нескончаемую аллею.
   Там из взвихрившихся листьев
   возникнешь ты.
   И пройдёт ещё какое-то мгновенье -
   и послышатся
   твои неторопливые шаги.

...как вздох над серым обрывом.
   Ведь было же, было!
   Пусть в жизни иной и в иной стороне,
   но - было...
   ...и голубая пустота.
   Или только сейчас случится?
   Осень, благослови!

Я ничего не жду от жизни:
   всё случилось и всё произошло.
   Я ничего не жду от осени:
   вся она - мгновенная вечность.
   Но будет вечер.
   Наверное, будет дождь.
   Жду тебя.

Поздняя осень...
   Какая холодная,
   какая терпкая нежность...
   Осень - очищение?
   А там =
   в развернувшемся, как спектр, мгновенье -
   что бы там и как бы там ни было,
   я знаю, не оглядываясь:
   там - идёшь - ты.

Сердце срывается на вздохе
   и падает
   в головокружительную бездну,
   опрокинутую в небо.

Если рисовать твой портрет...
   Поднимающаяся к ветке ладонь
   может превратиться в золотую лодочку
   под зелёным парусом надежды.
   Горло станет дивным деревом,
   возросшим на пёстром лугу
   в излучине голубой реки.
   В кроне его
   затеряется росчерк маленькой птицы,
   трепетной и певучей.
   Из-за локтя проглянет подснежник...
   на фоне жемчужного горизонта Шамбалы.
   Линия плеч сольётся с линией Пояса Жизни,
   а в зените взойдёт знак Девы.
   И никто не поверит,
   что это - портрет молодой женщины
   на прогулке осенью.
   Потому что не будет в портрете
   твоих горячих губ да ярких и ясных глаз.
   Но каждый вспомнит
   и заново переживёт
   осеннее предчувствие весны.

Тучи тяжело и медленно сошлись.
   Несколько мгновений
   ещё были видны голубые разводы.
   Но спускаясь ниже,
   тучи наползают друг на друга,
   громоздятся тёмно-серой массой.
   Давным-давно был осенью листопад.
   Начался дождь.
   Оставшиеся листья,
   намокнув, срываются поодиночке
   и падают под деревья.
   И деревья на глазах становятся чёрными,
   а пустые гнёзда - чернильными пятнами
   в их изломанной графике.
   ...Зажги свечу, и свет её
   никуда не распространится.

Прибитые холодными каплями,
   тополиные листья залепили асфальт.

Дождь висит в воздухе,
   и погода кажется
   нескончаемой и дремучей.

Между нами ни слова.
   Между нами - узкое пространство,
   загромождённое предметами и обстоятельствами.
   А между ними
   нечаянным сегодня дождём
   проходит остатняя осень.

Прижавшись к шершавым стенам,
   утробно бормочут ржавые водостоки,
   пророча ненастье вечное,
   огорчения через край,
   болезни родных и близких...
   Ты смеёшься и отмахиваешься от капель,
   падающих с кривого уродца городской окраины.
   И твой смех отменяет
   все дурные пророчества
   и проворовавшиеся уродства.
   А я понимаю:
   без тебя - несчастье.

Время завихрилось вокруг нас.
   Ночь ли, день... утро ли, вечер...
   Тихий свет и неизъяснимый покой.
   Только дождь, растревоженный вихрями времени,
   плещется, плещется...
   и будет плескаться, наверное, долго.

Засмеявшись листку, прилипшему к щеке,
   ты хлопнула в ладоши,
   и от звука твоих ладоней
   образовалась и возникла
   некая тонкая материя.
   Время растворилось в ней,
   но распространился свет,
   в котором капли дождя преобразовались
   в невесомый хрустальный бисер.

Ты спокойно и внимательно
   расспрашиваешь о самых обыденных вещах,
   и в каждой из них
   словно загорается лёгкий свет,
   и каждая из них
   становится светоносной крупицей бытия,
   как если бы в расписании автобусов
   вдруг отразился Зодиак.

Ты приветливо и понимающе улыбаешься,
   когда узнаёшь о моём бузинном посохе.
   Мечтатель... мальчишка-выдумщик...
   Нет, ты заботливо улыбаешься.
   Так зачем мне этот колдовской посох
   и все печальные иносказания
   сейчас, осенью,
   когда просто и ясно:
   ты... я... осень...
   Правда, завтра осени уже не будет.

Твои движения медленны,
   как осенний свет.
   Твои ладони прохладны и осторожны.
   Ты кладёшь на затылок мне
   едва ощутимую ладонь,
   и боль, как сизифов камень,
   скатывается в немыслимую бездну
   и уже навсегда.

Ты невесома, как птица.

   Твои лёгкие следы
   листьями отрываются от асфальта
   и уносятся ветром
   в исчезающе неуловимую точку.

Если говорить о тебе...
   никому ничего не расскажется,
   потому что невыразимы мгновенья и свет,
   невыразимо сердце
   в лодочке твоих ладоней.

Не скрипит автобус,
   вываливающий на углу переулка
   спекшихся, как шлак, пассажиров.
   Не взрываются лужи
   под сорвавшимся с места такси.
   Не дымит по этажам
   подгоревшая из-за политики каша.
   Не воет утробным восторгом
   пропотевший насквозь видеосалон.
   Не вздыхает пенсионер,
   тайком разглядывающий НЛО.
   Ты, словно бы рукой махнув в сторону,
   отменяешь игры и правила.
   Но зато вместо шестерёнок
   кружатся-крутятся мокрые листья,
   а вне гороховой суеты
   ничегошеньки не решающего перекрёстка -
   мы... вдвоём...
   Ты опираешься на мою руку,
   когда из-под листьев
   неожиданно блеснёт полоска воды.
   Ты отменяешь игры и правила,
   когда мы
   смотрим друг другу в глаза.

Голые ветки
   темнее свинца сумрачных витражей.
   Небо засвечено мокрым городом.

Будь жизнь иной,
   я не написал бы этого стихотворения,
   где мы с тобой
   идём навстречу друг другу.

- Не клянись, - ты сказала.
   Нежность, печаль...
   Ты уже что-то разглядела,
   ты уже что-то знаешь
   здесь, в осени и судьбе,
   и там, за горизонтом.
   - Не обещай, - ты сказала,
   уже отступая на шаг.

- Иди, - ты сказала.
   И сама уйдёшь не прощаясь.
   И кончится осень.
   Но когда-нибудь -
   и это будет
   в печали обретённого зрения -
   я пойму:
   ничего в моей жизни не было,
   кроме встречи с тобой...
   осенью... накануне дождя...
   в дожде...
   до позднего вечера.

Твои губы,
   неожиданно свернувшись трубочкой,
   издали весёлый звук: - Тпцу.
   Вздрогнуло сердце,
   но ты уже взмахнула рукой...
   и словно улетела
   в тут же захлопнувшуюся диафрагму.
   Вечер,
   жидкий масляный свет фонарей...
   Немного осени всё же осталось.

И небо - с овчинку,
   и дорога -
   всего лишь мокрые трамвайные рельсы,
   и свет в конце -
   это ж фонарь,
   как желток на чугунной сковородке.

Как ни перелистывай осень -
   осень...

Куда идти?
   .................................

Когда-нибудь,
   прислонившись к древней красной стене,
   я пропою осенью вполголоса всё,
   чего не пел никогда,
   но чем жил -
   и выжил.