Тощая цапелька

     Близится ночь. Уже вскоре им предстоит остаться наедине, чтобы подвести итог торговым барышам прошедшего месяца, и составить прогноз намечаемых доходов от того каравана, что отправится в путь уже завтра. Лишь бы не забыться в пылу любовных игр, не забыть запереть двери, и не забыть подвести сам торговый баланс…

     Хозяйка представила, как теплые сухие руки стройного и сильного красавца Эанатума обвиваются вокруг ее тела, заставляя ее выгнуться дугой ему навстречу. Вот его горячечные жадные губы нежно и играючи прикасаются к ее шее и щекам, встречаются с ее губами, и обожаемый голос возлюбленного, ласковый и сладкий, шепчет ей слова, - такие слова, которых никогда не доводилось ей слышать от родного мужа.

      Рядом с любимым она вновь становилась молодой, счастливой, страстной, полной туманных желаний и нестерпимо яростного огня. В его присутствии мастодетона, нагрудная повязка, привезенная верным тамкарумом с невообразимо далекого и сказочно богатого острова Крит, - почти лопалась на груди, вдруг вздымающейся высоко и вольно, как в первые годы замужества.

      Сладостное предчувствие будущего свидания наполняло тело истомой, заставляя сердце биться сильнее. Вот уже скоро год их любовным отношениям, и каждый раз перед встречей наедине она тревожится и замирает от предвкушения удивительного наслаждения и счастья. Кто бы мог подумать, что кто, - бывший раб, усердный трудяга и вольноотпущенник, своим беспримерным трудом добившийся своего теперешнего положения у хозяина, - завоюет сердце и душу горделивой сдержанной женщины.

     Впрочем, Мансум, нередко допивавшийся до явления ему духов преисподней в темной ночи, сам виноват в возникшей связи между его женой Нуттуптум и приказчиком: став равнодушным к любви, постарев, он возомнил, что и жене его так же ничего не нужно, и в мыслях ее – только дети, прибыль и хозяйство.

    В последние свидания Эанатум несколько изменился: нет, он по-прежнему с жаром дарил Нуттуптум жар тела и нежные речи, но она чувствовала, что возлюбленный начал строить планы в отношении нее. В отношении их обоих. Если в первое время он любил ее почти каждую украденную у судьбы минуту, то теперь пытался еще и разговаривать с нею, словно стремясь подвести Нуттуптум к некоей преследовавшей его мысли.
- Допустим, упившись в очередной раз, господин не сможет проспаться более, и сердце его остановится… - шептал он, нежно целуя две соединившиеся воедино родинки на правой ключице госпожи. – Допустим! И тогда… тогда ты станешь моей женой, любимая? Ты жила с ним, как рабыня, не зная радости: одни заботы и труды, и так – всю жизнь! Со мною ты будешь счастлива, я возьму все на себя! И ты подаришь мне еще детей, да? Ведь ты еще можешь иметь детей, я уверен в этом!- Нуттуптум заливалась звонким девичьим смехом, кивала, улыбаясь одними глазами, не оставляя путешествия своих пальчиков по широкой груди Эанатума, и молчала. Она умела молчать. И думала: значит, не так он прост, ее сердечный друг, одних телесных утех мало ему! Он умен, зол, хорош, страстен и последователен, и он хочет стать господином!..
- Пока рано об этом говорить, - иронично шептала она, - муж мой в добром здравии…

- Эй, вы, ленивицы: вижу, вижу, что разговорились, а про работу совсем забыли! – Хозяйка вышла на середину мастерской, уперев изящные руки в бока, чтобы придать своей речи больше значимости. - Покажите ваши выполненные уроки за прошедший день! Чем быстрее вы это сделаете, тем скорее получите свою порцию лепешек, согласно выработке каждой из вас, и сможете отдыхать! И еще, скажу вам по секрету: наши ткани, те, что мы с вами соткали в последние месяцы, на днях отправятся в далекие Сузы, туда, где солнце садится раньше, чем у нас, - но и там модницы любят и ценят хорошие ткани! Долго будет идти в Сузы караван горбатых верблюдов, но он дойдет, и наш с вами труд оценят, можете мне верить! А назад караван возвратится с дорогими каменьями, с бесценными лазуритовыми бусами, с порошком целительной рыжей хны, той самой, втирание которой в волосы делает их крепкими и сильными. И та из вас, кто будет работать лучше всех и меньше всех болтать, возможно, получит от меня в подарок нить восхитительных синих бус!… Ну-ка, пошевеливайтесь! – Голос госпожи звучал степенно и строго, как то и подобает обеспеченной и самостоятельно ведущей хозяйство жене богатого человека.

     Впрочем, Нуттуптум отнюдь не от дурного нрава взялась распекать двадцать своих ткачих: она просто сама устала ткать, и глаза заболели немного. БОльшую половину дня темноглазая хрупкая хозяйка добросовестно ткала, переполняясь гордостью по отношению к собственному трудолюбию: поистине, муж мог гордиться ею, - весь день в постоянных трудах и заботах, Нуттуптум пеклась по хозяйству неутомимой пчелой, - при их-то неисчислимом богатстве! Другой женщине на ее месте и в мысли бы не пришло самой разбираться с делами ткацкой и кухни, подсчитывать барыши и вникать в правильность ведения подсчетов в принадлежащих ей лавках. Но она не была рождена влачить обычное женское существование «при муже»: она родилась в купеческом доме Эгиби, и немолодой муж ее принадлежал к торговому роду самих Мурашу.

     Выданная замуж в двенадцать за вдовца на двадцать лет старше нее, в тридцать три, Нуттуптум была матерью двоих взрослых живых детей, дочери и сына, и троих внуков. Двух своих первенцев она потеряла при родах: все-таки, отец слишком рано выдал ее замуж, руководствуясь своими целями, а дочка была для него незначительной разменной монеткой. Но тоненькая, как ветка ивы, тихая Нуттуптум имела свой взгляд на вещи и свое место в мире. Она знала, как побудить работниц трудиться хорошо и с полной отдачей, она умела извлекать пользу из каждой вложенной в дело медной монеты. Богатства Нуттуптум неизменно множились: хозяйка чувствовала, будет ли востребован в текущем году пурпур из Финикии, или лазурит и хна из Элама, или понадобятся новые рабы, - о, бедных детей в столице всегда было предостаточно и часто родители продавали их в состоятельные дома, лишь бы не видеть своих чад умершими с голоду.

     В прошлом году подскочило в цене жилье, и неудивительно: столица более не могла разрастаться вширь, ограничиваемая высоченными крепостными стенами, и каждый дом, каждая комната в доме стоили все дороже и дороже, а Нуттуптум предчувствовала будущий рост цен ранее, чем он начался. Она знала всё наперед с помощью женской интуиции.

     Когда-то муж смеялся над Нуттуптум, над ее робкими попытками разделить с ним бремя забот по преумножению семейных богатств, но, когда дети подросли, он более не препятствовал жене, удачливой в делах торговых. Знал: жена хочет помочь детям и внукам: так зачем ей мешать? Тем более, сам он охладел к бесконечным поездкам и вложениям денег, передоверив свой капитал своей наскучившей и «старой», как ему казалось, жене и доверенному приказчику. Мужу куда милее была крепкая сикера, чем вся эта торговля.

     И премудрая жена, пользуясь мужним попустительством, значительную часть прибыли утаивала, и уже от своего имени пускала в оборот сэкономленные средства. Наибольшую прибыль неизменно давало ростовщичество, но Нуттуптум нравилось и вести торговлю с дальними странами: именно это было ей наиболее интересно, и не было ей конкурентов.

     Свет нежного солнца месяца нисанума почти перестал проникать внутрь их крошечного уютного дворика, и последние минуты приходилось напрягаться, чтобы увидеть хоть что-то. Пора было возжигать масляные лампы и начинать подготовку к вечерней трапезе. Пока следовало показать рабыням и работницам крутой нрав, чтобы не ленились никогда работать добросовестно и с охоткою, потому как у них всех были свои чаяния: рабыням наиболее усердным хозяйка обещала свободу, а наемным работницам – премию, и немалую, с учетом сложившихся в городе цен.

     Нуттуптум, получившая еще в детстве это прозвище «Капелька», - распекала женщин по привычке: в ее речах, обращенных к женщинам в мастерской, не было придирчивости, но лишь трезвая оценка будущего товара. Быстро и внимательно просмотрев дневную выработку всех своих работниц, хозяйка позволила тем из них, кто работал поденно, расходиться по домам, и рабыням также разрешила идти отдыхать. Она требовала, чтобы все они хорошо ели и спали, и не чувствовали себя несчастными, как рабы и работники у других хозяев.

- Госпожа! – Юная Шарданат, рабыня, недавно приобретенная хозяйкой по бросовой цене на рынке ввиду ее жалкого худосочного вида и оказавшаяся неожиданно ценным приобретением: быстро выучила язык и уже умела ткать, - совсем не боялась госпожи и с легкостью вступала с нею в разговор. В отличие от большинства других, даже свободных работниц. – Госпожа, правда ли, что во времена вашей молодости… ох, простите! Вы и сейчас так прекрасны и молоды, что все мы здесь втайне завидуем вашей красоте!... Так правда ли, что наш господин некогда и вас брал с собою в далекие Сузы, и именно там вам пришла мысль о возможности ведения собственной торговли? Это правда, госпожа?
- Именно так, болтушка Шарданат! – засмеялась хозяйка. Она торопилась на свидание, она мечтала о прикосновениях любимого, но она уважала своих работниц, она считала, что несколько минут просто обязана уделить им. – Довелось мне милостью богов посетить далекие населенные земли, преодолев на пути к ним много пространств пустых и бесплодных. Видывала я и богатые Сузы, и города Финикии, - все это запечатлено в памяти моей. Но тогда, когда муж меня брал с собою в караванные странствия, я была еще молода, настойчива и просто не желала оставаться дома, а муж любил меня и не мог отказать. Мне так хотелось повидать новые места, и других людей: казалось мне, что за рубежами нашего государства живут трехглазые люди, а лепешки растут на деревьях! -
Работницы переглянулись, сдерживая улыбки, словно не веря, что некогда их премудрая хозяйка была так наивна, что верила в бабкины сказки.
Лишь несколько самых немолодых работниц тихо выскользнули прочь, тогда как большинство сидело тихо и с замиранием сердец прислушивалось к словам госпожи: в ее словах таился неведомый им мир, к которому они могли прикоснуться хотя бы краешком сознания, через восторженные воспоминания хозяйки.

     Нуттуптум продолжала, зная: чем проще и доверительнее будут ее отношения с девушками, тем больший доход извлечет она из их труда. – Много дней и ночей тряслась я на верблюде по дороге к Сузам, и все на свете прокляла за свое докучное любопытство, но, когда увидела вдалеке высокие стены Шушана, - так эламиты называют свою столицу, «город лилий», которых там невероятно много в окрестностях, то перестала жалеть о потраченном времени и тяготах пути. Вы не можете представить себе, девочки мои: милые лилии повсюду! Чудесный аромат опьяняет и пленяет навсегда, и лилии там растут не только по воле природы, но по воле царей! Я видела там дворец царей, украшенный удивительными статуями крылатых львов с человеческими лицами, видела стелу с изображением Нинхурсаг и древа жизни, видела их странные храмы. Их мужчины не похожи на наших: от их тел дурно пахнет. Купание и умащение, очевидно, еще не стало традицией народа, и мыльный корень, возможно, - простая трава для эламитов. Их женщины все покрыты хной. Ну, не целиком, но их волосы, пальцы рук и ног, - все такое рыжее, как пламя костров в ночи! Ужасно!

     Некогда Сузы были нашим городом, посвященным Инанне, еще во времена гордых царей Ура мы держали Сузы под рукой, но непокорные эламиты вырвались из-под нашей воли, отстояли независимость и сожгли самый Ур. Так было в давние времена. Теперь былая ненависть наших народов почти изгладилась из памяти людской, и мы просто торгуем друг с другом, обмениваясь товарами, имеющими наибольший спрос. Представьте, что из всех наших лавок исчез лазурит! Не в силах?Воистину торговля между народами обречена на успех! Жаль, что столь велики расстояния и трудны пути…

     Хозяйка все говорила и говорила, слегка прикрыв большие удлиненные глаза изумительного тигрового цвета, и легкая улыбка порхала по ее лицу. Опомнившись, она заметила, что в мастерской стало бы совсем темно, если бы не свет масляных ламп, заботливо зажженных кем-то из рабынь:
- Что же это я! Девочки, ступайте кушать и отдыхайте! Сегодня мы хорошо потрудились! Кстати, где же Шарданат, побудившая меня к воспоминаниям? Ах, она проказница: заставила старую хозяйку разговориться и сбежала есть свой ужин! Но я не сержусь…

     В предвкушении встречи Нуттуптум была добра ко всем, и воспоминания юности заставили ее еще раз вспомнить о том, что когда-то она была почти счастлива с мужем. Да, Мансум брал ее в странствия после того, как она потеряла своего первенца, и второго ребенка, девочку: юный организм еще не в силах был исполнять детородную функцию, и молодая жена впала в тоску и уныние, полагая, что это она – виновница всего. Чтобы отвлечь юную супругу, Мансум невольно разбудил в ней страсть к перемене мест, и после первого каравана ему пришлось брать Нуттуптум с собой еще раз, и еще, и еще. Пока, наконец, у нее не появились дочь и сын, и сопряженные с ними заботы.

Мужу никогда не удавалось вызвать у нее стон страсти, он не заботился об ее удовольствии, но он подарил ей детей, - они были в ее жизни подлинной настоящей ценностью. Дороже золота.

     Бесшумно женщины разошлись, и Нуттуптум направилась в дальнюю пристройку, туда, где жил одиноко и скромно их приказчик, и где она уже много лет обсуждала с ним причины торговых неудач и выгодных сделок. Раньше они спорили о товарах до хрипоты: Нуттуптум не видела мужчины в бывшем вольноотпущеннике, которого она сама же и предложила мужу освободить, справедливо полагая: свободным он принесет им больше пользы. Разница в их возрасте была меньше двух лет: Нуттуптум была чуть старше, и с приказчиком она чувствовала себя легко и вольготно, как с ровесником, в отличие от собственного мужа, которого в юности лишь терпела, а теперь тихо презирала, наблюдая, как он постепенно опускается, теряя разум от бесконечных запоев. И радовалась, что муж больше не трогает ее.

     Зато Эанатум снился ей ночами: молодой, сильный, с задорным огнем в глазах.
Однажды хозяйка, в пылу спора, топнула на приказчика ножкой в изяшной сандалии, и даже шутливо замахнулась на него. Он вдруг отреагировал иначе, чем она ждала: вместо того, чтобы уступить ее мнению и подчиниться, красавец Эанатум схватил ее в охапку и принялся жадно обнимать, и рот ей зажал, а она?

     И даже не думала сопротивляться, слишком удивленная яростным запалом ничтожного человечишки, оказавшегося таким нежным и ласковым, что вскоре она сама напомнила ему о необходимости притворить дверь на засов, чтобы их не застали случайно. После первого падения, Нуттуптум избегала приказчика, общалась с ним исключительно в присутствии сторонних лиц, чаще – ее женщин, но их присутствие мешало обсуждению вопросов торговли. И вскоре они вновь наедине вели дела торгового дома, - и любили друг друга. А муж даже не мыслил ни о чем дурном, полагая жену свою такой же старой, как он сам. Если слепой не знает, как прекрасен мир, то и не чувствует себя обделенным.

     Приблизившись вплотную к входу в обиталище приказчика, Нуттуптум замедлила шаг, надеясь порадовать милого неожиданным своим появлением: он, должно быть, заждался ее! Прислушалась, - и замерла, ошарашенная и не верящая: тихие звуки страсти доносились из жилища любовника. Потом донесся лукавый смех, похожий на звенящий серебряный колокольчик. Женский смех! Молодой смех! Сердце заныло в груди.

   Нуттуптум прильнула головой к стене, стараясь расслышать все до словечка:
- Эта тощая цапелька души во мне не чает и, несомненно, как только старый пьяница уйдет в царство тьмы, сразу выскочит за меня! И все ее богатства станут моими! Тогда все мои богатства будут принадлежать тебе, моя царевна далекого острова! Моя Шарданат! – И снова – смех, заливистый, тонкий, чуточку издевательский!

     Подумать только: доверенная рабыня, хорошая, чудесная работница, - и предательница! Впрочем, нет: Шарданат никого не предавала, она не выдала хозяйку, она просто не смогла сама устоять перед ним, прекрасным и опытным соблазнителем. Что взять с девчонки? Нет, наказывать ее не стоит! Но каков он, Эанатум!

Значит, она – «тощая цапелька»?! Бедняк и бывший раб, он забывается и заносится, полагая, что она – глупая женщина, обуреваемая страстями?

- Сегодня мне удалось разговорить госпожу и удрать к тебе, мое ясное солнышко, мой живительный родник!... – Вдруг Шарданат заговорила резко и отрывисто, отвлекаясь на что-то: очевидно, она одевалась. – Сознаюсь, рассказчица она – превосходная, мне самой захотелось послушать ее, но ты мне дороже всего, мое сокровище! Обними меня еще раз, и я убегу заднею дверью: скоро уже хозяйка нагрянет!

     Несколько минут еще простояла Нуттуптум, в ожидании, пока стихнут все звуки и удалится слишком молодая соперница. Могла бы поднять шум, чтобы возлюбленный понял: ей все известно, но не стала. Зачем? Они слишком крепко связаны: не только совместными делами, многие из которых проворачивали втайне от ее мужа, но и их любовной связью. И ей нужно молчать, придется молчать, и делать вид, что она по-прежнему слепо верит возлюбленному. Как тяжело!

     Но хозяйка нашла в себе силы войти и, после быстрого обсуждения текущих дел, отдать свое тело в руки возлюбленного. Сегодня ее тело не пело, как горный водопад, но с трудом реагировало на прикосновения мужчины, но он, заметив это и приписав усталости холодность хозяйки, с удвоенным пылом принялся взывать к ее чувственности, играя на самых чувствительных струнах тела. И вот уже она, против воли, вздыхает и почти стонет в его руках, и злится сама на себя, и радуется, запоминая каждое мгновение. Жаль, что теперь она знает: он неверен ей, - он, тот, кого она подняла до себя.

- Трактирщица сказала мне, Нутти: твой старик долго не протянет, - у него пару раз были такие приступы, когда он краснел до красноты, хватался за левый бок, а после падал недвижимым там, где пил, но каждый раз приходил в себя. Но однажды он не очнется! Поскорее бы, да, красавица моя? Хозяюшка моя! Смотрю на тебя, и удивляюсь: как тебе удалось сохранить фигуру столь стройной и почти девственной? Просто чудо Иштар!

- По-моему, я – слишком тощая? – лукаво протянула Нуттуптум, мысленно добавляя: «цапля», но любовник не понял намека, и принялся горячо доказывать обратное. Вскоре ему вновь удалось отвлечь госпожу от грустных мыслей, и она поняла: ее тело – ее враг. Но ее разум – сильнее ее тела.

    Никогда, никогда она не пойдёт за возлюбленного замуж, хотя тело рвется к нему и жаждет быть с ним всечасно и всемерно. Не проведёт! Ей нужен не муж-изменник, ветреный и молодой, а хороший приказчик, не более.

    Красавицу Шарданат гордые верблюды завтра увезут в далекие Сузы, которыми девчонка так заинтересовалась: там один богатый пожилой эламит, ее партнер по торговле, заказывал миленькую вавилоняночку, да не просто так, а в жены, вот она и устроит юной развратнице семейное счастье. Не в гулящие продаст, а замуж! И подзаработает на этом. Эанатум слова не скажет о продаже рабыни, если она поделится с ним выручкой от продажи девчонки: он любит деньги. Сильнее всего прочего.
И Нуттуптум засмеялась, тихо, радостно и беззаботно, как ребенок. Пусть глупый поверит, что ее смех вызван его стараниями в запретных утехах. Пусть надеется.

      Жаль, Шарданат была хорошей ткачихой.