Сорбонна

Севилья

В 1988 году испанец-коммунист Энрике опять застал нас ковыряющимися в его вещах в поисках сладкого кубинского рома.
Когда он вошел в комнату, то опешил, а мы нагло выстроились в ряд и мой сокурсник Альберт выдавил:
— Энрике, а почему ты учишься в Москве. У вас же есть замечательный университет, как это, как это, — Альберт пытался мучительно вспомнить, но предательский университет никак не лез в голову.
— В Севилье, — радостно подсказал я.
— Вы что-то путаете, в Мадриде и то лучше, — сказал коммунист, вместо «е» вставляя «э» и забирая у нас кубинский ром.
— Точно, точно, — подтвердил Альберт, пряча за спиной кусок швейцарского шоколада.
Потом мы еще долго спорили с Энрике и даже распили кубинский ром и доели швейцарский шоколад.
Только, когда я пришел в свою комнату, то ударил себя по лбу:
— Не Севилья, а Сорбонна.
— Точно, Сорбонна, — подтвердил Альберт. Подумал и добавил:
— Правда, она во Франции, а не в Испании.

Завороток кишок

Сначала дед водил Яшу, а потом Яша водил деда. Дед водил Яшу в четыре года, а Яша водил деда в 40 лет.
Однажды Яша спросил деда: «Что тебе, дед, больше всего запомнилось в войну?»
И дед покряхтывая, болезненно поглаживая поясницу, которая стреляла у него с 41 года, дед, который прошел Халхин-гол, Финскую, Харьковский котел, Курскую дугу и Одер, немного подумав, ответил: «В 42-ом под Ржевом немцы разбомбили поезд с сырокопченой колбасой. Все отделение и я так объелось, что у нас случился завороток кишок, и мы попали в госпиталь на два месяца».



***
Один мой знакомый юрист хорошо знает историка М. Блока и совсем не знает поэта А. Блока.


***
— А ты что веришь в бога?
— По-моему любой человек, который пишет, рисует, или делает скульптуры знает, что что-то есть.
— Я тоже, когда заключаю сделку, сначала считаю, считаю, считаю, а потом плюю и полагаюсь на то, что что-то есть.

***
Вот дерутся двое за женщину. Дерутся, дерутся, а она ждет. Кто победит, тому и достанется. Получается, победитель ее любит, побежденный ее любит, а ей до лампочки, лишь бы был победитель.

***
Не знаю, как это отключить. Когда я на карточку получаю зарплату, то жене приходит sms.

Свадьба

Меня с трудом пригласили на свадьбу старой подруги. Она выходила замуж за бизнесмена, и фэйсконтроль был особый. Не пускали даже ближайших родственников, если они зарабатывали менее 100 тысяч долларов в год. Меня же спасло то, что я связан, с журналистким и литературным трудом, а журналисты и литераторы почему-то пользовались у жениха почетом.
На свадьбе все блистало. Венчались в Храме Христа Спасителя, потом поехали в Бентли кататься по Москве. Подались в ресторан ПУШКИНЪ. Все это время солидный, молчаливый, мачообразный жених сидел, скрестив на груди руки, а мы пили шампанское, плясали, пели, участвовали в конкурсах свадебной самодеятельности, иногда дрались и бузили.
Стали говорить тосты, очередь дошла и до меня. Я сказал, что у нас красавица-невеста, а жених величественный, солидный, молчаливый, как настоящий мужчина. А потом подумал и добавил: «Мне бабушка всегда говорила – молчи, сойдешь за умного».
После этого меня больше в гости не приглашали и я не знаю, как сложилась их семейная жизнь.

Дочки

У Игоря жена и три дочки. Когда мы встречаемся, я ему обычно говорю:
— Как тебе повезло. Приходишь с работы, лег на диван, а тебе тарелочку с борщом поднесут, сметанку положат, тарелочку вымоют, крошки стряхнут, губы вытрут, щетину побреют, в ванне помоют, в халат облачат, в кровать донесут, книжку прочитают, свет потушат, на работу разбудят.
— Ага, а ты пробовал при них забить гвоздь?


Общепринятый формат

В нашей газете общепринятый формат: о старости не писать, о болезнях не писать, о наркомании не писать, о демографическом кризисе не писать, о политике не писать, сами знаете о ком не писать. И все позитивненько, с улыбкой радостно.

Ипподром

Лошадки начали помирать в 2000 году.  У ипподрома менялся собственник и их почти не кормили. Точнее частных кормили хозяева, а на государственных денег не выделяли. Пока подписывали бумаги, пока искали новых владельцев, умерли все жеребята. Ни один из жеребят не выжил. Даже красавец, рыжий, длиннохвостый и игривый Бергер. Надежда всего ипподрома. Он большие надежды подавал. Было видно, что далеко пойдет.
Остались только выездные кони, но в тоже время на фоне бескормицы каждые выходные шли заезды. Лошадь в месяц можно вывести на старт всего два раза. Если это делать чаще, то у них, как у человека, едет крыша. Частных, сытых коней берегли, а голодные государственные выставляли восемь раз в месяц.
Первым съехал с катушек Квадрат, а за ним еще шесть лошадей. Квадрат отказался от еды, лежал на боку в дальнем углу загона и жалобно ржал, точнее скулил, как оставшийся без мамки щенок. Его пытались поить молоком, грузчики поднимали его на ноги, приводили кобылицу, но Квадрат все равно ничего не ел и только лежал и гулко и неровно дышал. А тут еще подоспели холода, и всем стало не по себе. Заболеет и умрет конь, а он, как-никак, медалист, порода, семенной фонд, производитель.
И только наездница третьей категории Нинка догадалась принести Квадрату верблюжьи одеяла и перетащила на них коня. На шестую неделю голодовки Квадрат исхудал так, что его легко поднимало на руках два человека.
Ветеринар и директор ипподрома Сергей Никонорович участливо осмотрели Квадрата и предложили его списать, но в бухгалтерии сказали, что коня можно только продать или дождаться смерти, а кому сейчас нужен сумасшедший жеребец.
Нинка же в это время в соседнем загоне чистила кобылу Звездочку и услышала эти разговоры, выскочила и сказала: «Я его куплю, только подождите». Сбегала домой и заложила в ломбарде обручальное кольцо с бриллиантом и быстро вернулась обратно, пока Сергей Никонорович не передумал. Директора она просто спасла, потому что Никонорыч не знал, что делать с Квадратом.
Когда Квадрата клали в грузовую Газель, то казалось, что он плакал, или может просто вода попала ему в глаза. Нинка же всю дорогу сидела в кузове, аккуратно обхватив голову лошади. Везли Квадрата очень осторожно, потому что боялись за здоровье. В Подмосковной деревне Пичковая Дача его выходили Нинка и мать Нинки, а потом Квадрата отвезли на Орловский конезавод. Он там теперь папа. У него шесть жеребят.
А ипподром совсем захирел. В 2008 году его приравняли к азартным играм. Скачки проводятся без тотализатора. Никто не ходит, никто не ценит.
Я помню, как ходил на бега с папой. Он делал ставку, а мне покупал мороженное. Мы садились на верхний ряд, чтобы было лучше видно, и тыкали в лошадок пальцами.
Мы никогда и ничего не выигрывали.

Украл четыре батона хлеба

Вчера смотрю, по площади у Европейского универмага семенит с ландышами старушка в сиреневом платке. Я ее остановил и спрашиваю:
— Почем букет?
— Пятьдесят.
— Ну, дайте один, — и протягиваю бумажку.
Она цветы сует, а сама запуганно оглядывается, не идут ли менты, чтобы оштрафовать за незаконную торговлю. Я ландыши взял и с трудом засунул в портфель, а дома оказалось, что она по ошибке, в спешке дала не один, а три букета, соединенных резиночкой.
Сегодня утром выехал на работу заранее, чтобы найти ее и отдать сто рублей, но на площади её не было. Получается украл у старушки четыре батона хлеба.

Афганцы

Позвонила В. и сказала, что завтра выступаем у афганцев. Я честно выбрал все свои истории про войну в Афганистане, чтобы солдатам понравиться, но когда пришел в зал, то увидел, что на стульях сидят темнокожие, суровые парни в тюрбанах и национальных халатах, настоящие маджахеды.
Было бы странно читать им про то, как «Черные акулы» бомбят Кандагар. Хорошо, что я всегда три смешные истории помню наизусть.

Глубокая старость

С годами для меня стало очень важно, чтобы женщина знала: правильно пишется «генерал Чарнота», а не «Чернота».

***

Наконец-то можно признаться: я не люблю Сашу Соколова. Раньше я этого стеснялся, а тут прочел эссе Гандлевского и узнал, что Лев Лосев тоже не признавал «Школу….».