Наваждение

             

Я приходил к ней, и мы торопливо целовались. Её безудельный муж с утра отправлялся на поиски работы. Это продолжалось уже несколько месяцев. Нас мучило наваждение.
Я твёрдо знал, что это не любовь. Душа не пела, не парила в облаках, лишь дрожала мелким осенним листиком.
Среди равнодушных, почти ритуальных поцелуев она шептала какие-то слова, похожие на нежность.
Ей хотелось преодолеть одиночество и быть кем-то понятой.
Чего хотелось мне? И сам не знаю. Было нечто обманное и стыдное в наших неумелых свиданиях. Может быть,  моей правильной, расчерченной, как тетрадный лист,  жизни недоставало капельки перца, чтобы сладкая боль замирала внутри.
Я ждал этого ощущения. Но оно не приходило.
Её муж был весёлый, бесшабашный человек. Его совсем не беспокоило отсутствие места в жизни и, соответственно, постоянного заработка. Он возвращался в багровых закатных лучах в лёгком подпитии.
Пел песни, заводил радиолу и наслаждался блюзами.
Он почти не замечал меня. Привык, наверно, к моему присутствию. Я являлся его воспалённому воображению чем-то вроде примелькавшегося стула или этажерки.
Мы все жили в фабричном посёлке, маленьком, скучном, поседелом от зноя и пыли. Я  давал уроки в местной школе. Она стучала на машинке в  задрипанной, никому не нужной конторе. О нём я уже сказал. Он был совершеннейшим бездельником.
Вечерами в этом доме принимали гостей. Со всех концов посёлка стекались сюда  молодые одинокие души. По традиции готовился плов. Было много спиртного – её отец славился в округе, как успешный винодел, в хороших напитках никогда не было недостатка.
Танцевали – до самозабвения, до одури. Девицы закатывали глаза в истоме. Им, наверно, казалось, что вот-вот упадёт с неба голубая звезда счастья.
Я поочерёдно танцевал со всеми. Но было скучно. Хотелось любви и безумств.
Её, мою торопливую подругу,  звали… Впрочем нужно ли имя? Скрывая лёгкую усмешку, представляю, что прочтёт она эти строки и возмутится. Не было, мол, этого ничего.
Сквозь годы я и сам во многом сомневаюсь. Но почему-то живо представляется ненасытному взгляду памяти одна и та же картинка. Гости разошлись. Муж безмятежно храпит на диване. Её поцелуи становятся всё более жадными и зовущими.
 - Останься! – это не она шепчет, это луна шелестит за окном.
Я мягко высвобождаюсь из непрочных её объятий и иду к двери. Тёмный посёлок. За спиной плывущая в небе луна да свора бегущих следом, тявкающих собак.
Прихожу в свой флигелёк во дворе хозяйского дома, в пустую комнату  с железной казённой кроватью и шатким стулом, раздеваюсь, окутанный винными парами и засыпаю мгновенно.
Дверь без замка  хранит мой безмятежный сон. Даже крючок не наброшен. Никто не придёт.  Некому. Утром будут торопливые поцелуи, потом школьные уроки, поселковая рутина. Суета.
Возле её дома дежурит соседка.
 - Вас, вас поджидаю, уважаемый.
 - В чём дело?
 - Я устала уже  молча наблюдать за этим безобразием. Он(имеется в виду  обманутый муж) такой тонкий, интеллигентный, несчастный. За какие грехи она досталась ему в наказание?
Смотрю на собеседницу, и тёмная волна непривычной злости  туманит мозг.
 - Не лезьте не в своё дело! – говорю я почти грубо и прохожу мимо  дома, где меня ждут.
Вечером с молчаливого согласия  своей мятущейся души остаюсь дома.
 Она  пришла в полночь. Открыла  незапертую дверь. Разбудила меня, осыпала поцелуями.
Ничего не понимаю, сонный, растерянный.
 - Почему  тебя сегодня не было? – в её голос дрожат истеричные нотки.
 - А нужно? – спрашиваю я.
Она внезапно умолкает.Смотрит  растерянно.
 - Скажи, - продолжаю я, - ты любишь меня? Только честно.
 - Не знаю, - шепчет она. И более твёрдо продолжает:
 - Но я  не люблю его! Мне тяжело с ним.
 - А со мной?
 - С тобой?
Она ловит мою руку, как утопающий – соломинку.
А где-то странствует по земле любовь в ярких одеждах. Где она? Придёт ли?
                Р.Маргулис