Боржоми-Бакуриани

          *****
В окне снежок и солнце бьется,
стакан в руке опять трясется,
после вчерашнего. Ползет ледник,
ори, всевышний не услышит крик.
С утра Россию точно не понять,
когда весь алфавит из буквы Ять…
и мысли путаются кашкой,
и с выражением разбитой чашки
лбом, проверяя холодильника броню
на языке чужом, несешь херню.
Ты русский, сам себе психолог
философ, дипломат, онколог
и с перепоя утром выпить
ты можешь с пивом р. Припять.
А бабы точно, снятся не к добру,
за километр, чувствуя Duru,
мурашки поднимаются к яичкам
услышав звук ногайки, сняла лифчик…
привыкнуть всё равно не смог,
когда её «пилотка» между ног.
Раз чувства, только есть потребность,
как сон, еда и к кошке нежность
за многие лета привычка обольщения
утратила рефлексы совращенья.
С тоски, глаза, без женской ласки
теряют форму, блеск и краски,
душою холостою, сидя на цепи
сорвешься паровозом, только зацепи.
А тут…, где в общем, нет сезона
представишь девушку внутри комбинезона
в загаре и с ногой чугунной,
ну как её души не дернуть струны….
Шампанское-коблер и трое увели
кто с нею был, Жан, Клод, Кили.
Ах, эти горы, эта близость рая,
снег точно баба, чуть растая
уже к тебе через кусты бежит
и вертится и ласково шипит.
В горах ты можешь всем на диво
поссать свеклой на снег красиво,
залюбоваться синевой ущелья
и подождать, когда пройдут олени,
увидеть сразу все зениты
понять, что небо облаком зашито.
Вот лыжник, он во всем цветастом
и горнолыжница, свернув жопасто
скользят, туда-сюда, через флажки,
в горах, все бабы мужики.
Внизу, следы кудрявят целину
фуникулер висит во всю длину
и можно разглядеть присевшей попку,
там, где та спряталась за сопку.
В Бакуриани я живу без света
плюс без деревьев и без ветра,
несовместимость воздуха и вдоха
одновременно хорошо и плохо…
Тут, пропадает масса чувств
всё заново, как будто я колюсь..
Гора зовет и чем-то точно манит,
то снежной шапки острой гранью,
сарайным скрипом под лыжней
то кислой в кислороде тошнотой.
Синестезию вызывают трепонемы,
в горах, поскольку звуки немы
их заменяет вечный белый цвет,
прищурившись, на солнце видишь плед.
Внизу, уже весна и пахнет миртом
красоты зимние, как будто в спирте,
рассеяннее стал кривой инструктор
не говоря уж, о похмельном утре.
Загар ровней ложится, если ты в гондоле,
а не висишь на палках, где-то в поле,
и дышишь солнцем (лучшая закуска)
с горы скользя, везде боишься - узко…
Ребенком, не боялся,  стать курносым
летя по лестнице в серебряном подносе
сальтируя в гигантских шароварах
плевал, что мог упасть и не вставало б. .
А тут годилем, вывихнув крестец. Надолго,
и язык висит норвежской сёмгой
и хочется домой в простор озимых,
где внутреннее море так смягчает зимы….