Обратный отсчет. Малый свод абсурдов

ОТ АВТОРА: Абсурдные стихи, стихотворные бессмыслицы — это не только забавные стихи для детей, хотя именно такие строки первым делом и вспоминаются, скажем, многие лимерики Эдварда Лира или знаменитое стихотворение из «Приключений Алисы в Стране чудес» Льюиса Кэррола: «Варкалось. Хливкие шорьки / Пырялись по наве, / И хрюкотали зелюки, / Как мюмзики в мове». К сожалению, абсурдной зачастую предстает и сама жизнь, противоречивая, бессмысленная, подвластная воле случая и таинственным силам, недоступным нашему пониманию. Этот «свод» начался со стихотворения «Бред №9», явившегося еще в 1998 году, и продолжал копиться на протяжении десяти лет, пока я не понял, что цифра 9 была неслучайна, а знаменовала собой начало некоего «обратного отсчета», в конце которого — либо старт, либо взрыв. Мне говорят, что взрыв последней главки больше похож на розу. Что ж, может, в этом кроется какой-то намек?

9

Среди магнолий и азалий
гуляет грустный носорог.
Из-за отсутствия сандалий
я не на шутку занемог.

Стою в ночи на перекрестке,
хотя домой давно пора.
Шумите, стройные березки,
назло всем рыцарям пера!

«Тутанхамон», — хоть имя дико,
его нашарил я рукой.
Цвети, цвети, моя гвоздика,
и со святыми упокой!

8

«Любовь — она сродни убийству», —
сказал раздумчиво поэт.
Зачем «капуста» эскаписту?
Куда важнее винегрет.

Итак, звалась Татьяной Гретхен —
а надо б, чтоб наоборот,
а то и имечком столь редким,
чтоб и не слыхивал народ.

Ума лишаясь, третьи сутки
гангрену глупую лечу,
а в рощах рыщут предрассудки,
и каждый тащит по мечу.

7

Россия, лето, лотерея —
а Лорелей простыл и след!
Я, память их в душе лелея,
как в Лету, впал в гриппозный бред.

Акриды жрать среди пустыни
разумным сусликам претит.
Я к вам испытываю ныне
не пиетет, но аппетит.

Пускай от казней да от козней
страдает тот, кто всех нищей, —
мне бред по силам и гриппозней,
как ни кощунственен Кощей!

6

Сглотнув обильную обиду,
вскричали женщины: «Ура!» —
и, оседлав гнедую гниду,
флюид умчался со двора.

Клянусь, вовеки я не выдам,
о чем сегодня пел удод,
но вот легко ли быть флюидом,
когда зовут тебя Федот?

Коль ты пугаем Брахмапутрой
сильней, чем Божией грозой,
посыпь мозги глобальной пудрой
и дуй в махровый мезозой!

5

Звенят цитаты, как цикады,
и в аут катится уют.
Залив цикутою цукаты,
Сократу чашу подают.

Среди стрекоз, стервоз навозных,
славянофобов и клопов
приходит мысль взорвать на воздух
весь мир, который так не нов.

Но плов не плох, хвала халдею,
апаши любят анашу…
Так от бальзама забалдею,
что яро «барыню» спляшу!

4

Несет настырное теченье
куда-то вдаль, под монастырь.
Точила не сыскать точнее —
так мне один поведал хмырь.

Когда строка до дна абсурдна,
она прозрачна как слеза.
Собачья свадьба неподсудна,
запомни это, егоза.

Пускай моя не знала шкура
ни батогов и ни вожжей,
я вместо ангелов гламура
вовсю приветствую бомжей.

3

Нам всем приелись пирамиды,
но есть еще пирамидон.
Зря уклоняться от Фемиды,
как доказал ловкач Гвидон.

Нас поначалу было трое,
а ныне стало полтора.
Люблю гулять по стройной Трое,
когда дозволят доктора.

Конь, прискакав к универмагу,
заржал тревожно, но никто
его не понял, бедолагу,
и конь остался без пальто.
 
2

Гуляй, чернявая Мадонна!
В тебе бурлит паленый хмель.
Во время Оно Купидона
стрела не в ту вонзилась цель.

Брожу, как кот, в пустой квартире,
напрасно пробуя прилечь.
Луну же, как при харакири,
рассек кровавой тучи меч.

Грядет затишье перед бурей —
тоску гремучую развей.
Чту расфуфыренных я фурий
за самых добрых в мире фей.

1

Все эти глюки, эти блики —
узорчатый калейдоскоп.
Подбросил ниггеру улики
широкозадый белый коп.

Подкоп ведут два арестанта,
но упираются в Урал.
Окрест не сыщешь оркестранта,
который Гайдна бы сыграл.

Лопочут лабухи глухие,
тупого рвения полны,
но в стихотворческой стихии
навоз и золото — равны.

0

Гармония святая, скройся!
Найти Грааль никто не смог.
Абсурдностью мироустройства
я восторгаюсь, как щенок.

Души прекрасные порывы
в итоге порождают взрыв.
Мы бесконечно сиротливы —
Бог спит, о смертных позабыв.

Потерян рай, не стало ада —
нас не накажут, не спасут.
Одна теперь у нас отрада —
благословенный наш абсурд.